Люди толпились на кухне, в гостиной, даже в прихожей. Подходили к холодильнику, брали еду, вели себя так, словно сотни раз уже здесь бывали. Это было здорово. На самом деле парочка из них даже перетекла в подвал. Они готовились провернуть там кое-что весьма серьезное.
Был здесь и парень из Нью-Йорка, он числился в школе пансионером. Обычно такие ребята страшно подозрительные, все это знают, но этот парень был классный, носил замечательные рубашки, розовые и зеленые, он носил их под школьный блейзер. Если подумать, он выглядел словно один из тех парней, которые читают «Плейбой», понимаете. Что за люди читают «Плейбой»? В нем была такого рода искушенность. Он спросил меня, позволю ли я ему ставить записи. Это даст ему чем себя занять, кроме того, чтобы сидеть на кушетке и выглядеть словно кретин. Конечно, он собирался угодить каждому, кто является экспертом в том, что следует играть на вечеринке.
Дориан Брэдшоу и несколько ребят из католической школы слонялись на подъездной дорожке, приваливались к машине старика и выпивали. Пока они не устроили драки, меня это не беспокоило. Некоторые из этих ребят, говорю вам, могут дойти до настоящего безумия. Один из них как-то притащил на вечеринку баллончик с краской и написал свое имя на стене спальни. Будто это был вообще незнакомый дом. Было нетрудно выяснить, кто именно это сделал. В любом случае я в подобном дерьме на своей вечеринке не нуждался, так что, когда они вернулись, попахивая виски, я за ними приглядывал.
Харпер по большей части сидел у себя в комнате. У него были кое-какие проблемы с кожей, это была не его вина, я хочу сказать, что он не ел шоколада или чего-то такого, но из-за этого он немного стеснялся. Один раз он спустился и сделал тост. Я спросил его, не хочет ли он поболтаться внизу.
– Нет, – сказал он. – В любом случае спасибо. Это не моя сфера действия.
На ней было голубое блестящее платье с маленькими хлопковыми бретельками. И сильно накрашены глаза. С определенной точки зрения она походила на азиатку. Я слышал, как она кому-то говорила, что знаменитый фолк-музыкант написал для нее песню. Полагаю, все это чушь собачья, но в ней было что-то такое, что не давало быть в этом абсолютно уверенным. Я хочу сказать, что если бы вы увидели ее в ресторане в Голливуде то, может быть, по-настоящему ей позавидовали бы.
Вполне уверена в себе. Быстро уловила взгляды в комнате, чтобы убедиться, кто на нее смотрит. Она пришла с парнем по имени Митч. Я его не приглашал, просто он был из тех парней, которые уверены, что везде желанные гости. И обычно так оно и бывает. Красивый на манер ковбоя, светло-голубые глаза (словно у сибирского эскимоса) и белые зубы – мечта девчонок, во всяком случае по первому впечатлению. Он поймал меня на том, что я на нее глазею. Я слишком поздно опустил взгляд. Не хотелось, чтобы он думал, будто я неудачник, примазавшийся к чужому свиданию.
Я прогулялся по гостиной, чтобы посмотреть, как идет вечеринка. Наткнулся на Дафни Ганн. Она не простила мне игру в «бутылочку» с ее лучшей подругой, когда она лежала в больнице со сломанной ногой. Во всяком случае, она так говорила. Я знал, что это все чушь собачья. Просто ей больше нравился другой, этот парень, Дэнни Лэнг. На самом деле она, может быть, сама довела свою подругу до этого. Жуть, как я скучал по ней, когда она меня бросила. Пару дней бродил себя не помня, словно больная собака, может быть, даже неделю. А однажды даже разразился слезами в спальне мамы, потому что до меня дошло, вот так, из ничего, что я не смогу больше подъезжать к дому Дафни на велосипеде. Я хочу сказать, что было что-то навязчивое в мысли о том, что то, что я привык делать все время, я не смогу больше делать.
Она пришла со своим новым бойфрендом, парнем с головой забавной формы. Если быть честным, он не был болваном. Просто какой-то чужой парень.
– Кто таков мистер Цилиндрическая Голова? – спросил я.
– Мой новый бойфренд.
– Сукин сын, – сказал я, намекая сам не зная на что.
Она познакомила нас. Я не хотел, чтобы он чувствовал превосходство или что-то в этом роде просто потому, что у него была она, а у меня – нет, так что я разыгрывал свою карту очень осторожно. Подождал немного, прежде чем сказал кое-что забавное, и затем слинял. У меня исключительное чувство времени. Я по-настоящему знаю, как делать такие дела.
К этому времени на вечеринке была тьма народу. Я видел, как Джордж Хара курит у камина. На нем был кардиган с рубашкой, застегнутой доверху. Очень консервативно. Скорее всего, он не так уж часто выходит в свет. В нашей части города никто так не одевается. Английский парень не явился, что было хорошо, потому что мне пришлось бы уделять ему слишком много внимания, поскольку он здесь никого не знал. Но вообще-то я не уверен. Я всегда чувствовал ответственность за то, чтобы все хорошо проводили время. Может быть, это все – чушь собачья. Я хочу сказать, что послушать меня, так удивишься, как они вообще сами себе завязывают шнурки.
Четыре девчонки уселись на полу, их юбки в складку легли между коленей. Они пригласили меня посидеть с ними, но я был слишком неугомонен. Я болтал понемногу то тут, то там и потом двигался дальше. У меня было чертово ощущение, что я ищу кого-то или жду, что что-то случится. Я добрался до конца комнаты, а потом повернул обратно.
Я пошел наверх. Услышал, как мама разговаривает с парочкой ребят у двери ванной комнаты. Но она прекрасно справлялась, так что я предоставил их самим себе. Это большая удача – иметь мать, которая нравится людям. Это делает тебя лучше в чужих глазах. Потом я вспомнил о парочке в подвале. Интересно, вернулись ли они уже обратно.
Я спустился вниз. Открыл дверь подвала, и вам ни за что не догадаться, что я увидел. Я увидел девушку в блестящем платье, только она была не с Митчем, а с каким-то другим парнем, старшим учеником из моей школы, ее лицо было поднято, и она целовала его в рот, я даже мог видеть, как двигается ее нижняя челюсть. Заметив меня, они расцепились. Я отправился наверх в некотором шоке.
Через некоторое время она вошла в кухню. Я почувствовал, что она на меня смотрит. Открыл холодильник, притворившись, что заглядываю в него. Тогда она встала рядом. Я почувствовал ее взгляд.
– Ты мне кое-кого напоминаешь, – сказала она.
– Неужели?
– Чем занимается твой отец?
– Он брокер на бирже.
– Звучит довольно интересно.
Я тупо смотрел на нее.
Кто-то разлил по полу напиток. Я нахмурился.
– Не беспокойся, – сказала она. – Вытрут.
– Ты что, модель или как там это называется? – спросил я.
– Только летом. В остальное время я точно такая же, как ты.
Сомневаюсь, подумал я и сказал:
– Милая стрижка. А чем занимается твой предок?
– Работает в кино, – ответила она.
– Да что ты?
– Он всех знает.
– Даже Кении Уитерса?
– Вероятно. Кто такой Кении Уитерс?
– Мой друг. Живет дальше по улице. Коллекционирует марки.
Она посмотрела на меня с прохладцей.
– Забавно. – Она подождала минутку. – У тебя есть девушка?
– Нет, – сказал я и тут же пожалел о сказанном.
– Готова поспорить, что есть. Готова поспорить, что просто сегодня вечером ее здесь нет. Готова поспорить, что ты ей изменяешь.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Скарлет Дьюк.
– Это твое настоящее имя?
– Тебе нужно удостоверение личности? – Она потянулась к матерчатой сумочке, висевшей на ее голом плече.
– Нет, нет.
– Вот, – сказала она. – Понюхай это. – И сунула мне под нос запястье.
Я мог разглядеть маленькую голубую вену.
– Это – «Бушерон». Очень дорогие. – Она посмотрела на меня. – Здорово, а?
– Да, очень здорово.
– Сто десять долларов за бутылку.
– Как ты сюда попала, Скарлет?
– Парень, с которым я пришла, дружит с парнем, который здесь живет.
– Твой бойфренд?
– На самом деле он не совсем мой бойфренд.
– Я живу здесь.
Она перепугалась. Очень приятно произвести такое сильное впечатление.
– Ты живешь здесь?
– Да.
– Один?
– Нет, с мамой. И с отцом. Еще есть брат.
Откуда-то вылез Митч. Ох уж эти светлые волосы, которые падают ему на лоб.
– Классная вечеринка, – сказал он.
Скарлет посмотрела на маленькие золотые часики на запястье.
– Мне пора. Отец будет ждать меня. – Она протянула руку. – Приятно было познакомиться. – Я снова почувствовал запах ее духов. – Думай обо мне иногда, – сказала она. И они ушли.
Я вытер разлитый напиток. Кто-то влез в кладовую для продуктов и открыл банку кукурузы. И тоже ее раз – лил. Кто – то включил телевизор, но я выдернул вилку из розетки. На вечеринке не может работать телевизор. Розмари Сэнк стало плохо в ванной комнате. С ней вечно так: напьется, и какому-нибудь парню приходится за ней присматривать. Но на самом деле это был просто хит, а не вечеринка, маленькие группки людей сидели на полу, свет выключен, свечи то здесь, то там, и все разговаривают. Я гадал, почему я не устраивал вечеринок раньше.
И эта девушка. После того как вечеринка закончилась, я еще немного посидел в гостиной. На следующий день она была похожа на поле боя: повсюду пустые стаканы с колой, в одном сигарета и еще засохшие куски пиццы, которая была весьма хороша на вкус. Записи вытащены из коробок, диванные подушки сдернуты с нашего мягкого «честерфилда». И потом, эта девушка. Я видел, как двигался ее подбородок, когда она целовала того парня; они, должно быть, по-настоящему это делали. Кожа у нее под подбородком удивительно нежная. Она была в самом деле нечто.
Глава 2
Поскольку мы были маленькие богатенькие пиздуны, мы уходили на летние каникулы на три недели раньше других. Но сначала у нас были экзамены. Мой брат участвовал в финальной олимпиаде провинции, что было большим делом, и теперь бродил наверху с «Королем Лиром» в руках (у книги была лиловая обложка), глядя в окно и что-то шепча себе под нос. Он снова пошел прыщами и испытывал страшное напряжение. Как и я, если быть честным.
Историю я прошел нормально, первоклассно сдал английский, латынь была пустяком, математику сдал, может быть, на шестьдесят баллов, но оставался еще последний экзамен, физика. Точно, как я и предчувствовал, в вечер перед экзаменом я открыл эту книгу с жуткой обложкой и принялся смотреть на все эти банки для супа, словно никогда их не видел раньше. Занимался до полуночи, пока глаза словно не запорошило песком, а потом отправился спать в комнату прислуги. Я поставил будильник на четыре утра. Проверил его пять раз. Выключил свет. Закрыл глаза. И опустился прямо на дно большого бака. Я хочу сказать, я был словно мертвец, лежа на этом дне, когда зазвенел будильник. Я подумал, еще не может быть четырех часов, еще нет, я только что лег спать, должно быть, что-то случилось с часами. Я нащупал будильник в темноте и покосился на него. Разрази меня гром: четыре часа. Я был таким усталым, что у меня разболелся живот, как будто вот-вот должно было произойти что-то действительно плохое, если я немедленно не усну. Я чувствовал себя готовым позвать маму и заставить ее написать записку, в которой говорилось, что сегодня я не могу прийти в школу. «Саймон не слишком хорошо себя чувствует».
Но я встал, и дошел до стола, и уселся за него, пялясь на желтую стену, завернувшись в одеяло. Открыл ужасающую книгу по физике. Перевернул страницу: еще больше супных банок, еще больше стрелок.
Через некоторое время город начал просыпаться: я слышал ругань Блюштейна, слышал, как автомобиль проехал по улице, одинокий автомобиль, первый за это утро. Я даже почувствовал что-то вроде облегчения, когда в окно пробился солнечный свет, это означало, что я приближаюсь к концу. Я спустился вниз, на кухню, и выпил апельсинового сока, съел тост и вернулся обратно в комнату прислуги.
Экзамен был после полудня, так что я вышел из дому примерно в полдень. Улица была какая-то странная, и я понял, что никогда не проходил здесь в это время. Был чудесный весенний день, солнце стояло высоко в небе; облака были длинными и похожими на перья, а воздух пах так сладко. Я явился в школу на час раньше. Некоторые ребята любят вертеться у экзаменационной комнаты, психуя, словно ненормальные, задавая друг другу вопросы, но я не стал этого делать. Я подумал, что кто-нибудь спросит у меня то, чего я не знаю, и это вытряхнет из меня всякое дерьмо. Так что я стоял в сторонке, чувствуя себя так, словно на голове у меня большой шар и я им балансирую, потому что любое неожиданное движение в любом направлении заставит его упасть, и я не вспомню вообще ничего. Я направился на футбольное поле. Там никого не было. Я уселся в траву со своим учебником физики. Потом лег на живот. Так мне было видно школу, мальчишек, маленькие крошечные фигурки, толкущиеся у парадной двери, и слышны голоса, доносящиеся оттуда. Я чувствовал запах травы. Посмотрев вниз, я увидел муравья, карабкающегося по земле. Я осторожно раздвинул траву и стал смотреть на него.
Наконец я открыл учебник. От солнца было трудно читать, что заставило меня скосить глаза. Я таращился на книгу, но через некоторое время осознал, что думаю о том, как плыву в лодке у нашего коттеджа и как звенят волны, ударяя по корпусу в ветреный день. Я перевернул страницу, посмотрел на нее, но внимание ускользало, словно яйцо в тарелке. То же самое со следующей страницей. Я больше не мог читать, больше не мог прочесть ни слова и далее думать ни о чем не мог. Если бы такое случилось на экзамене, мне пришлось бы хреново. Так что я закрыл книгу, растянулся в траве, положив руку под подбородок, и просто стал ждать.
Экзамен прошел нормально. Я хочу сказать, после него меня не отправили в учебный лагерь или что – то вроде этого. Я не провалился. Забавная, однако, вещь с этой книжкой. С учебником. В ту же минуту, как я вышел с экзамена, он превратился из самой важной книги в мире, находящейся в самом центре мироздания, просто в кучку страниц с каракулями. Он даже выглядел по-другому. Однако я все равно принес его домой. Я был слишком суеверен, чтобы оставить учебник. лежать в школе на окне. Я боялся, что это может привести меня к неудаче и выстроить вещи в таком порядке, что оценка окажется неудовлетворительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26