Я думал про себя, что собираюсь путешествовать, уехать далеко-далеко, может быть в Китай, что меня не будет долгие годы, а затем, когда все решат, что я мертв и пропал, я вернусь. Может быть, я увижу семь чудес света, получу кусочек каждого, камешек или травинку, и привезу их Скарлет. И тогда она полюбит меня снова.
Или, может быть, я вступлю добровольцем во французский Иностранный легион. Буду воевать в другой части света; вернусь домой героем. И все вынуждены будут простить меня за то, что я сбежал. Я произнесу речь в своей старой школе в качестве почетного гостя. Осмотрю зал, полный ребят, и начну с чего-нибудь вроде «Помнится, обычно я сидел там».
Нет, конечно, я не стану этого говорить. Когда кто-нибудь говорит такое, он просто-напросто собирается всем надоедать. Может, он и помнит, где сидел, но точно не помнит, каково это было.
Автобус все дальше и дальше уходил в ночь.
Наконец он замедлил ход, было слышно, как печально завыл двигатель. Я выглянул в окно, в сотне ярдов от дороги была граница, вся освещенная знаками, будками и сверкающими желтыми огнями там, где выстроились в ряд машины.
– Приготовьте, пожалуйста, свои документы, – сказал водитель.
Мы притормозили у будки, двери открылись, и вошел мужчина в форме. Он двинулся по проходу ко мне, и я до того перепугался, что даже подумал, что мне придет конец, как только он заговорит со мной. Я ничего не мог поделать со своим колотящимся сердцем. Мужчина остановился на минутку поговорить с индейскими парнями, и они вдруг поднялись и вышли из автобуса. Я смотрел, как они идут к кирпичному зданию, строя из себя клоунов, как те ребята, которых все время выгоняют из класса. Путешествие в кабинет директора нисколько их не волновало. Они к этому привыкли.
Затем мужчина заговорил с итальянцем, сидевшим передо мной, и мое лицо словно сдавила маска, которую кто-то сзади сжимал. Чувствовал я себя так, будто готов подпрыгнуть и сдаться, напряжение было невыносимое, и тут мужчина перешел ко мне.
– Добрый вечер, сэр, – сказал он.
– Добрый вечер.
– Куда направляетесь?
– В Буффало, – сказал я.
– Хорошее местечко. Бизнес или удовольствия?
Я позволил себе слегка рассмеяться шутке.
– Определенно удовольствия.
– И как долго намереваетесь пробыть там?
– Приблизительно неделю.
– У вас багаж?
– Да. Чемодан.
– И к кому вы направляетесь?
– К другу.
– Какой у него адрес?
– Он заберет меня с автобусной станции.
– Как его зовут?
– Эйнсворт. Дик Эйнсворт.
Мужчина на минуту сделал паузу:
– Есть ли у вас какое-либо удостоверение личности, сэр?
Я дал ему школьную карточку и свидетельство о рождении. Он вернул карточку и секунду изучал свидетельство.
– Сколько вам лет?
– Шестнадцать.
По какой-то причине он перевернул свидетельство и посмотрел на обложку. Постучал по ней ногтем. Затем посмотрел вдоль прохода.
– Не последуете ли за мной, сэр? С багажом.
Когда мы вошли в кирпичное здание, там были только индейцы. Один из них поймал мой взгляд и сказал:
– Есть сигаретка, приятель?
Я дал ему одну и потом еще парочку для его приятелей. Я не хотел проблем, но и не хотел сидеть рядом с этими ребятами. У них были неприятности, и мне не хотелось, чтобы таможенники думали, что я с ними. Через некоторое время меня позвали в маленький зеленый кабинет. Металлический стол, два стула, портрет президента Джонсона в пластмассовой рамке.
– У вас слишком большой багаж для одной недели, мистер Олбрайт, – сказал мужчина.
– Ну, я неопытный путешественник. Вероятно, упаковал много лишнего.
– Ваши родители знают о том, что вы отправились в поездку, мистер Олбрайт?
– О да. – Я сказал это с легким смешком, как будто все это была шутка. Но мужчина не улыбнулся.
– Так что, если я им позвоню, они не будут удивлены моему звонку?
– Совершенно нет.
– И вы говорите, что ваш друг Дик Эйнсворт собирается забрать вас с автобусной станции?
– Да.
– Почему бы не позвонить ему, чтобы от забрал вас прямо отсюда?
– Ну, не думаю, что это хорошая идея, – сказал я, как будто таможенник намеревался испортить мне вечеринку или что-то вроде этого. Нет необходимости говорить, что это не сбило его с толку.
– Я не знаю номера телефона.
– Тогда пройдите туда и посмотрите, нет ли его там.
За стенами кабинета, прямо через коридор стояла пара телефонов-автоматов с телефонной книгой на цепочке. Я слышал, как разговаривают индейские ребята. Они пихались на своих стульях, словно мальчишки. Их черные волосы были разделены посередине и доходили им до груди. Они были очень тощими, все в черных джинсах и черных джинсовых куртках. Я подумал, почему их не пригласили в кабинет первыми.
Я подошел к телефонам, открыл телефонную книгу, нашел Дика Эйнсворта, на самом деле даже нескольких, и на секунду снова испытал радость, потому что подумал, а вдруг позвоню одному из них, объясню по телефону свою ситуацию и сумею убедить приехать и забрать меня.
«Послушайте, – сказал бы я, – вы меня не знаете, но я хороший парень, просто попал кое в какие неприятности, и надеюсь, что вы сможете мне помочь».
Конечно, это была плохая идея. Вышло бы только, что меня бы послали. С чего бы это совершеннейшему незнакомцу ехать сюда в середине ночи и контрабандой перевозить через границу ребенка? А если меня поймают на том, что я лгу, на меня действительно заведут дело. И привезут в школу в траханых цепях. Спасибо большое, Скарлет, теперь посмотри, во что ты меня втравила.
Я побрел обратно в кабинет того парня. У него была куча бумажной работы. Он посмотрел на меня и вроде даже как поднял брови, будто сделал вид, что ему хочется знать, что происходит.
– Его нет дома, – сказал я.
Он не слишком удивился.
– Подождите снаружи.
Я вышел и уселся. Автобус завелся и через несколько секунд отбыл. Остались только я и индейские парни в ярко освещенной комнате.
Мы сидели несколько часов. Я поймал взгляд таможенника и, улыбнувшись, покачал головой, словно говоря, если бы не вы, все было бы прекрасно. Он не улыбнулся в ответ. Он был словно машина, этот парень, наихудший тип человека, с которым можно столкнуться в жизни.
Через некоторое время он вышел из своего кабинета, вручил мне бумагу и сказал подписать ее.
– Что происходит? – спросил я.
– Вы отправляетесь домой. А если еще раз попытаетесь перейти границу, будете арестованы.
Мы вышли в темноту и сели в автобус, наполовину заполненный спящими людьми. В нем было душно. Потом мы отправились. Индейские парни порастратили задор, они притулились друг к другу, словно сломанные стулья. Я посмотрел на часы: было половина шестого. К завтраку станет известно, что я сбежал. Дьякон Артур начнет спрашивать, куда я подевался. Потом еще кто-нибудь спросит, потом еще. По столовой зашепчутся: «Видели Олбрайта сегодня утром? Где Олбрайт?», пока не найдется кто-то, кто знает. Шепотки усилятся:
– Он смылся.
– Когда?
– Посреди ночи.
В конце концов они дойдут до ушей дьякона. Будучи ответственным козлом, он встанет со своего места, вытрет рот и очень солидно обратится к главному столу. К этому моменту все уже будут знать и будут смотреть во все глаза. Дьякон подойдет к главному столу, повернется спиной, пройдет дальше, пока не приблизится к Психо Шиллеру. Он наклонится и прошепчет ему на ухо. Психо, понимая, что на него смотрят, не поднимет взгляда. Просто сделает маленькую заметку в блокноте и вернется к завтраку. Выждав необходимое количество времени, скажем, минуту или две, не больше, он поднимется и, по-прежнему ни на кого не глядя, выйдет из столовой. Вскоре после этого придется попотеть Е.К., директор школы в своем красивом пиджаке и Психо знают, как это сделать, Е.К. будет плакать, все лицо красное, и твердить: «Он отправился в Техас, он отправился в Техас».
А я, вместо того чтобы во весь опор мчаться на юг (я был в пятидесяти ярдах от абсолютной свободы), я, обсосанный, вернусь обратно. На перемене буду сидеть на заднем сиденье полицейской машины рядом с главным зданием, черт побери, на потеху всей школе. Придется вернуть одиннадцать долларов. Меня исключат. Я буду одним из тех парней, которые идут по квадратному двору: никто со мной не разговаривает, все жалеют меня, словно я прокаженный или что-то вроде этого. Я даже не смог сделать из этого траханое приключение.
Мы ехали, начало светать. Это было самое поганое утро, серое небо, немного дождит, все вокруг так безотрадно, грустные маленькие домишки то и дело мелькают за окном. Проносятся телеграфные столбы. Я вытираю запотевшее окно рукавом куртки. Еще несколько дерьмовых маленьких домишек как шлепок посреди ничего. Я сидел в задней части автобуса и дремал, слов – но старый простофиля. Наверное, мой мозг искал спасения во сне.
Автобус свернул с шоссе и двинулся по мрачной деревенской дороге. Я огляделся. Какой – то парень впереди готовился сойти. Я посмотрел на часы. Еще даже не было шести, но было до хренового светло. Мы въехали в маленький городок, очень симпатичный, с яркими цветными магазинчиками, бегущими вдоль реки. Автобус со скрипом остановился у крошечной станции. Окна запотели. Ничего не было видно. Парень, сидевший впереди, встал. Двери со свистом открылись. Я слышал, как он выходит. На мгновение все повисло, словно тарелка, вот-вот готовая упасть со стола. Двери начали закрываться. Я встал с кресла и заторопился к выходу.
– Где мы? – спросил я.
– Ниагарский водопад, – ответил водитель.
Я посмотрел на него. Он, глядя вперед, ждал.
– Могу я здесь выйти? – спросил я.
Он повернулся, посмотрел на меня. Он выглядел в точности как Дэнни Аэнг, парень, из-за которого меня бросила Дафни.
– Вы здесь живете? – спросил он.
– Да.
– Тогда выходите, – сказал он.
Двери снова открылись. Я вышел. Он вышел за мной, открыл багажное отделение внизу автобуса. Вытащил мой чемодан.
– Что у тебя там? Труп? – спросил он.
Мгновение спустя я стоял один на берегу реки и смотрел, как автобус сворачивает за угол к шоссе. Я перешагнул через чемодан. Поднял его на перила и сбросил. Он с брызгами упал в зеленую воду. Секунду продержался на поверхности, со всем моим барахлом, куртками, мокасинами, школьными галстуками, запонками, даже медалью за прыжки с шестом, полученное в восьмом классе, а потом очень медленно начал вращаться и направился в середину потока. Мой коричневый чемодан, полный моего барахла, медленно повернулся и двинулся к югу.
Я пошел вдоль реки. Минут через десять я наткнулся на знак, указывающий в сторону Соединенных Штатов. Такая большая стрелка. Я ощупал бумажник в заднем кармане. Он был все еще там. Я дошел до узкого деревянного моста и начал переходить по нему. Он был только для пешеходов. Роса на дереве. Очень скользко. Я перешел через реку. Посмотрел туда, куда отправился чемодан, теперь внизу мчалась только зеленая вода. Я не остановился. Но думал, что, может быть, кто-нибудь смотрит на меня. Я начинал замерзать. В конце моста, ярдах в тридцати, стояла маленькая будочка. Я подошел к ней, кишки завернулись внутрь. Подошел к окну. Мужчина в такой же форме, как парень прошлой ночью, открыл окошко. Он чем-то походил на капитана Кенгуру. Словно ночью немножко выпил и чувствовал себя не слишком хорошо, но достаточно бодро, чтобы это скрывать.
– Доброе утро, – сказал он.
– Доброе утро.
– Переходите границу?
– Да, сэр.
– Надолго?
– Только на один день.
– Есть удостоверение личности?
– Конечно.
Он посмотрел мое свидетельство о рождении.
– О, и еще это, – сказал я и вручил ему ученический билет.
– А почему сегодня не в школе? – спросил он.
Это был мощный вопрос, мозги заработали со скоростью сотен миль в час.
– Школьные каникулы.
– Что?
– Сейчас школьные каникулы, – сказал я отчетливей, глядя ему прямо в глаза и улыбаясь так, как, мне казалось, должен улыбаться человек с по-настоящему хорошими отметками.
– Ну хорошо, – сказал он и вернул мне мои вещи.
Я медленно перебрался по сходням и вышел на улицу. Я не оглядывался. Сунул руки в карманы, огляделся, словно счастливый турист, и направился к дороге. Она слегка изгибалась, и через несколько минут я бросил взгляд через плечо. Потом побежал. Сзади раздался гудок автомобиля. Это был желтый «кадиллак». Я поднял большой палец. Автомобиль затормозил рядом со мной. Оконное стекло опустилось. Внутри гремела музыка. Это была песня с танцев прошлым летом в Хидден-Велли «Она еще покажет себя».
– Куда направляешься, парень? – спросил водитель.
– Во Флориду, – сказал я.
– Что ж, садись. Помогу тебе начать.
Мы проехали через город.
– Ты делаешь великое дело, парень, – сказал он. – Я сам всегда хотел его сделать. Просто послать все подальше, ты знаешь. Бац! И с концами!
Он провез меня несколько миль по главной магистрали и остановился у громадного моста.
– Просто стой здесь, парень, держись этого маршрута. – Он кивнул в сторону моста, громадного серого монстра с поднимающимися тросами, автомобили со свистом пролетали мимо нас. – Пятнадцать сотен миль по этой дороге, и ты во Флориде.
Я вышел. Он погудел мне и, прибавив скорости, двинулся к городку. Я отправился через мост. Ветер завывал. Мои волосы поднялись дыбом. Я мог опереться на ветер, такой он был сильный. Я шагал, и меня охватывал восторг. Остановившись на середине пути, я посмотрел вниз. Вода ревела внизу, так далеко, так далеко от меня.
Я сделал это, думал я, я это сделал!
До свидания, мама, до свидания, папа, до свидания, Верхняя Канада, до свидания, Скарлет, до свидания, Форест-Хилл, до свидания, Е.К., до свидания, общага, до свидания, Психо, до свидания, все. Никаких тяжелых чувств. До свидания. До свидания. Арривидерчи, Рома.
И я рванул на другую сторону. Ветер свистел словно ненормальный.
Вот так, кроме того, что ничего подобного не произошло. А произошло то, что я уснул в автобусе до Торонто и проснулся, когда мы остановились на автобусной станции на Дандас-стрит. Я едва не выскочил из своих штанов. Посмотрел на часы. Было только семь утра. Индейцы выходили первыми, и я почти растолкал их на ступенях, чтобы поторапливались. Я выхватил чемодан из люка, поймал машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26