– Должен признаться, – сказал он, – я думал, что вы француженка.
– О нет, – сказала она, не поднимая глаз. – Я родилась и выросла в Девоншире. Когда мне исполнилось восемнадцать, весной тысяча семьсот восемьдесят шестого да, я уехала в Париж к тете. Вы даже не представляете, каким был Париж в те дни – бесконечный круговорот балов, веселья, музыки и смеха. Нам бы тогда следовало догадаться, что так долго продолжаться не может. – Она слегка вздохнула. – Но люди так недальновидны.
– Там вы и познакомились с шевалье де Варданом? Она встала на колени, и на ее губах заиграла неожиданно мягкая и печальная улыбка.
– Да. На банкете в Версале. Через полтора месяца мы поженились. Я считала себя чрезвычайно счастливой женщиной… а потом, всего через несколько недель после рождения нашего сына, Алена, пала Бастилия.
Себастьян смотрел, как улыбка исчезает с ее лица. 1789 год был нелегким для английской светской дамы, вышедшей замуж за французского аристократа.
– Осенью толпа черни ворвалась в шато. Мне удалось убежать с Аленом через подземный ход, но Вардан как раз в это время объезжал верхом виноградники и… – Она замолкла, прерывисто вздохнув. – Его стащили с лошади и разорвали на куски.
По разбухшему животу колли прошла дрожь, тело дернулось, и на свет появился первый щенок, мокрый и блестящий от крови. Леди Одли, не отрываясь, смотрела на него, но Себастьян подумал, что она видит что-то другое, у нее перед глазами стояла картина, которую она никогда не сможет забыть.
Когда-то на Пиренейском полуострове полковник Себастьяна приказал привязать к хвостам двух лошадей португальского крестьянина, а затем кнутом погнать лошадей в разные стороны. Просто для развлечения. Себастьян сморгнул, прогоняя воспоминания.
– Вам повезло, что удалось вернуться в Англию.
– Повезло? Да, наверное, действительно повезло. Наши поступки часто бывают продиктованы долгом.
Тем временем Кло у ее ног перегрызла пуповину и принялась вылизывать щенка. Леди Одли помолчала немного, поглаживая собаку по голове, затем безучастно произнесла:
– На следующий год я вышла за Одли.
Себастьян смотрел, как элегантная женщина возится на полу со щенящейся сукой. Даже сейчас, в зрелом возрасте, леди Одли была красавицей. Двадцать лет назад молодая безутешная вдова, должно быть, производила ошеломляющее впечатление. Интересно, ее замужество с покойным лордом Одли тоже относилось к поступкам, продиктованным долгом?
– Расскажите мне о матери леди Англесси, – попросил виконт.
– Кэтрин? – Вопрос, казалось, удивил хозяйку дома. – У них с Гиневрой большое сходство, хотя Кэтрин была миниатюрным созданием, тогда как Гиневра ростом пошла в отца. Одинаковые черные как смоль волосы, глаза, напоминающие горную долину весной, когда распускается папоротник. – Она мягко улыбнулась. – И та же страсть в поступках, не всегда обдуманных.
– Я слышал, будто четыре жены лорда Ателстона умерли при родах. Это правда?
– Не совсем. По-моему, первая умерла от чахотки, когда ее дочери, Моргане, исполнился годик или два. Но остальные три действительно умерли при родах. Лорд Ателстон был огромный сильный мужчина, настоящий медведь. Все три его дочери отличались необычайной рослостью, и можно предположить, что сыновья были бы еще выше. По-моему мнению, это было все равно что повязать суку йоркширского терьера с датским догом. Младенцы-мальчики рождались такими большими, что буквально убивали своих матерей. И действительно, ему удалось получить наследника только тогда, когда он в конце концов внял голосу разума и взял в жены почти такую же крупную женщину, как он сам.
Кло усердно вылизывала щенка, подталкивая его мордой. Пройдет час или больше, прежде чем на свет появится второй.
– Почему вы захотели встретиться со мной? – спросил Себастьян.
Леди Одли вытерла руки о фартук, повязанный поверх муслинового платья, и поднялась с пола. В ней неожиданно вспыхнула ярость, какая бывает у матерей, готовых биться, чтобы защитить своих чад.
– Вардан всю прошлую среду провел здесь, со мной. Если вы стремитесь отвести подозрения от принца-регента и выставить виновным моего сына, то я вам не позволю этого сделать.
Себастьян спокойно встретил ее тяжелый взгляд.
– Я стремлюсь отыскать правду.
Она горько рассмеялась.
– Правду? Как часто, по-вашему, мы добиваемся правды?
– Если верить леди Куинлан, ее сестра Гиневра надеялась выйти замуж за Вардана.
Леди Одли сжала губы, потом с неохотой кивнула.
– Наверное, в этом была частично и моя вина. Между ними разница всего лишь в год. Я привыкла считать их скорее братом и сестрой. Ни разу ни на минуту не усомнилась, что у Гиневры может быть на этот счет совсем другое мнение. Но это была всего лишь детская мечта, не больше. Они сами были детьми. Когда Гиневра вышла замуж, Вардан еще даже не поступил в Оксфорд.
– Это было четыре года тому назад. С тех пор многое изменилось.
Леди Одли вскинула голову, сверкнув глазами.
– Я понимаю, на что вы намекаете, но вы ошибаетесь. Гиневра – страстная натура, но в то же время она отличалась беззаветной преданностью. Она никогда бы не стала обманывать Англесси. Никогда.
Виконт не знал, стоит ли считать важным тот факт, что она вспыхнула от гнева, защищая честь Гиневры, а не собственного сына. Или, быть может, она просто была воплощением своего общества, которое по-разному относилось к амурным похождениям мужчин и женщин?
– Мне было бы интересно послушать вашего сына.
Изольда с шумом вздохнула, и на секунду ее покинуло самообладание. Виконт почувствовал, что помимо тревоги за щенящуюся колли в этой женщине скрывается другой страх, более глубокий и гораздо более сильный.
– Моего сына здесь нет, – сказала она, внезапно изменившись прямо у него на глазах: теперь это была старая усталая женщина. – К сожалению, он очень плохо воспринял смерть Гиневры. Я не видела его с четверга, когда он узнал о том, что с ней случилось.
ГЛАВА 20
Поздно ночью, уже после того, как стражник прокричал: «Два часа, все спокойно», неожиданно поднялся холодный ветер и принес с собой обещание дождя еще до наступления утра.
Себастьян лежал в постели Кэт Болейн, под шелковым пологом, и слушал, как ветви каштана постукивают о стену дома. Перевернувшись на бок, он внимательно рассматривал спящую рядом с ним женщину, ее решительный подбородок и мягкий изгиб груди, проглядывавшей под спутанной копной волос.
Ветер тем временем крепчал: загрохотали ставни, от сквозняка заколыхались полотнища полога. Себастьян натянул одеяло на голое плечо Кэт и улыбнулся. Любовь к этой женщине наполняла его теплым чувством покоя и благоговения, которое он испытывал вот уже семь лет, с того самого дня, когда он впервые обнял ее и узнал вкус рая, коснувшись желанных губ.
Он не знал, откуда оно взялось, это убеждение, разделяемое леди Одли со многими в их обществе, эта вера, будто страсть молодых подобна урагану – налетит и тут же пройдет. Ему было двадцать два, когда он встретил Кэт, а ей – едва исполнилось шестнадцать.
Она пошевелилась, словно потревоженная его взглядом. Двигаясь осторожно, чтобы окончательно не разбудить любимую, он соскользнул с кровати и голый подошел к окну. Отодвинув шторы, он взглянул на пустую улицу, освещенную лишь полумесяцем, который то и дело скрывался за плывущими облаками.
Он услышал шорох. Она подошла и остановилась сзади.
– Почему ты не спишь? – спросила Кэт, нежно обнимая его.
Он повернулся в кольце ее рук и прижал к себе.
– Я думал о Гиневре Англесси. О той жизни, которую она узнала, пока росла в Уэльсе.
– Нелегко ей пришлось, – тихо сказала Кэт, – она так рано потеряла мать.
Себастьян еще крепче обнял ее, прижавшись щекой к макушке. У них у всех невидимая, но незаживающая рана, – подумал он, – у детей, выросших без матери. Гиневра потеряла мать чуть ли не в младенчестве; Софи Гендон уплыла под парусами в море, где и нашла свою могилу, в то лето, когда Себастьяну исполнилось одиннадцать, а Кэт было двенадцать или тринадцать, когда убили ее мать и отчима. Он знал кое-что, но не все, что случилось тем черным днем.
– У нее хотя бы остался дом, – сказал Себастьян, думая, чего лишилась Кэт тем туманным утром в Дублине. – И отец.
– Он, похоже, не очень о ней пекся.
Себастьян помолчал немного, вспоминая, как его собственный отец тем далеким летом отгородился от всех, целиком погрузившись в горе.
– Наверное. Тем не менее у него хватило отцовской любви не пожелать своей дочери брака с юношей без гроша за душой.
Кэт откинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Да, но ради кого он старался? Вот что интересно. Ради нее или ради себя?
– Моргана утверждает, якобы Ателстон не принуждал ее сестру выходить за Англесси. Замужество с маркизом было собственным выбором Гиневры.
– Возможно, она решила, раз ей нельзя выйти по любви, тогда она выйдет замуж ради богатства и титула.
Себастьян почувствовал, как по телу Кэт пробежала дрожь, и оперся бедром о подоконник, чтобы удобнее согревать ее теплом своего тела, теплом своей любви.
– Интересно, как Вардан отнесся к этому? – тихо спросил он.
Она устроилась поуютнее в его руках.
– Похоже, его жизнь ничем не омрачилась. Он часто появляется в театре с толпой других молодых гуляк, хохочет с ними и глазеет на танцовщиц. Глядя на него, не скажешь, что он переживает.
– Кажется, он тяжело воспринял смерть Гиневры.
– Так и должно быть, разве нет? Все-таки они дружили с детства.
Он провел ладонями по ее бедрам, наслаждаясь ощущением шелковистой кожи.
– Вполне возможно, они были больше чем друзьями. Она опустила руки на его плечи и еще раз взглянула ему в лицо.
– Ты думаешь, Вардан – тот любовник, о котором говорил Беван Эллсворт, который якобы и является отцом ребенка Гиневры?
Он запустил пальцы в ее волосы и отвел их со лба.
– Мы даже не знаем точно, был ли у нее любовник. В этом вопросе я не готов поверить Бевану Эллсворту на слово.
Кэт притихла ненадолго, раздумывая, а он не сводил с нее глаз. Он любил наблюдать за ней в такие минуты. В обществе, где женщины с раннего возраста приучались производить впечатление глупышек, Кэт не боялась показать, что она сильная и умная. По крайней мере, ему.
Наконец Кэт сказала:
– Я никак не пойму, при чем здесь принц-регент?
Себастьян шумно выдохнул.
– Вполне возможно, что ее убийство было совершено хладнокровно, а единственная цель убийцы – просто-напросто бросить тень подозрения на принца-регента и тем самым еще больше укрепить его непопулярность. Но если это так, то зачем было выбирать в качестве жертвы Гиневру Англесси? Почему не леди Харфорд или одну из тех женщин, с кем Принни тесно связан?
– Возможно, это было просто… удобно.
Себастьян поглаживал руки Кэт вверх и вниз, а сам не сводил взгляда с темного окна. Где-то там… в каком-то затаенном уголке огромного опасного города скрывается ответ, что случилось с Гиневрой Англесси и почему. Знать бы только, где искать.
– Было бы неплохо, если бы Лавджой сумел выяснить, куда она поехала в наемном экипаже.
– Ее камеристка может знать.
К этому времени облака полностью закрыли полумесяц, погрузив улицу в мрачную темноту, лишь слегка подсвеченную слабым мерцанием уличных фонарей. Себастьяну показалось, будто от углового дома отделилась тень, призрак того, кто стоял там, и тут же исчезла.
– Что такое? – спросила Кэт, когда Себастьян наклонился вперед, вцепившись в штору.
– Померещилось что-то. Вроде бы человек следил за домом.
– Это всего лишь тень. Ветер раскачивает деревья. – Она прижалась всем телом к нему. – Вернемся в постель, я замерзла.
Он обнял ее, отдавая свое тепло, и начал легонько покусывать шею, тихо дыша ей в ухо. Но при этом он произнес:
– Мне пора домой. Уже поздно.
– Останься, – прошептала она, призывно изогнувшись и поглаживая его ладонями с фамильярностью любовницы. – Я люблю просыпаться и видеть, что ты рядом.
– Если бы ты вышла за меня замуж, то каждое утро просыпалась бы рядом со мной.
Он почувствовал, как она застыла у него в руках, а потом отстранилась и посмотрела ему прямо в глаза. Вместо прежней игривости в ее взгляде читалась боль.
– Ты знаешь, почему я не могу этого сделать.
Он знал. Они уже тысячи раз обсуждали это раньше, и все же он не смог удержаться от вопроса:
– Почему? Потому что я виконт, а ты актриса?
– Да, – просто ответила она.
Он вздохнул.
– Ты ведь понимаешь, если бы Гиневре позволили выйти за человека, которого она любила, то сегодня, скорее всего, она была бы жива.
– Этого никто не может знать.
– Я знаю, что я…
Она поцелуем заставила его замолчать, обхватив лицо ладонями и крепко припав к его губам в отчаянном порыве.
– Перестань, – прохрипела она, опалив его лицо жарким дыханием.
Он знал, что она любит его. Любовь сияла в ее глазах, любовь была в каждом ее прерывистом вздохе. Какая жестокая ирония, подумал он, ведь если бы она любила его меньше, то согласилась бы стать его женой.
Ни слова не говоря, Кэт переплела его пальцы со своими и увлекла от окна в теплые недра постели. И он пошел за ней, ибо тени внизу на темной улице отбрасывали всего-навсего деревья, колыхавшиеся на ветру, а до рассвета оставалось еще несколько часов.
У него было время. Он еще мог успеть убедить ее, что она ошибается: выйдя за него, она не только не разрушит его жизнь, а наоборот, она единственная в состоянии его спасти. У него оставалось время.
Он сказал себе, что перед ним вечность.
Ему часто снился один и тот же кошмар: шеренги солдат в красных мундирах, лица их покрыты пылью, губы плотно сжаты, они маршируют навстречу смерти. В этом тревожном сне он видел каменные стены, полуразрушенные и почерневшие от артиллерийских снарядов, останки людей и лошадей, настолько обезображенные, что их уже нельзя было узнать. Слышал пронзительный свист пушечных ядер. Крик ребенка. Вопль женщины. Ощущал зловоние смерти.
Но в ту ночь ему снилась Кэт. Она лежала на постели, одетая как невеста. Золотистый свет свечи отбрасывал мигающие тени на бледные точеные черты, тонкие прикрытые веки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37