И вот теперь будущее его и Анджелы зависит от этой женщины.
– Ты хочешь, чтобы мы дали тебе тысячу фунтов, – медленно повторила Эмилия.
– Тысячу семьдесят четыре плюс дорожные расходы, – подтвердил Филипп, поудобнее устраивая ребенка, которого все еще держал на руках.
– Ты хочешь, чтобы этой суммой мы оплатили твой карточный долг?
– Леди Бекингем…
– Ради Бога, Филипп, называй меня Эмилией. Мы через многое прошли, поэтому, думаю, можем обойтись без церемоний. К тому же мы ведь одна семья.
Они действительно теперь семья?
– Эмилия, сделай это не ради меня. Сделай это, потому что они угрожают забрать женщину, которую я… – Он запнулся, перед тем как сказать «люблю».
Он хотел, чтобы первой эти слова услышала Анджела, а не кто-то другой.
– Сделай это ради моей невесты. Они сказали, что увезут ее, если я не заплачу.
– Твоей невесты? – одновременно повторили Эмилия и Девон. Филипп подвинул ребенка, который снова начал брыкаться.
– Если она согласится быть со мной. Я уехал от нее совершенно неожиданно и сделал это в ее же интересах, но думаю, что по возвращении в монастырь меня ожидает серьезный разговор, поэтому если…
– В монастырь? – вновь эхом повторили они.
– Нуда, туда, где мы встретились. Стэнбрукское аббатство. Но это к делу не относится сейчас, только время имеет значение.
– Монастырь? Что ты натворил в этот раз? – спросил Девон, глядя на него с подозрением.
– У меня осталось совсем мало времени, они могут войти сюда с минуты на минуту. Я обещаю все рассказать тебе, но не сейчас. Сделайте это ради нее. Она не должна расплачиваться за мои ошибки.
– А если мы не согласимся?
– Мне придется убить этих французов и похоронить их здесь. Это даже доставит мне удовольствие, потому что они омерзительные типы. Но потом меня повесят. И подруги Анджелы скажут ей, что они были правы, когда предупреждали ее…
– Ради Бога, замолчи, Филипп. Ты рассуждаешь как герои сентиментальных романов, которые так любит читать Эмилия.
– Ну и что в этом такого? – вступила Эмилия. – А ты, между прочим, с удовольствием слушаешь, когда эти самые любовные романы я тебе читаю вслух.
Филипп с любопытством посмотрел на Девона, но тот отвел глаза.
– Тише. Я выписываю банковский чек. Они ведь примут чек, верно?
– Наверняка. А каковы условия займа?
– Вернуть долг.
– А процент, какой? – спросил Филипп, забыв про малышку, которая опять схватила его за волосы.
– С каких это пор ты говоришь о процентах? Меня больше интересует, что ты собираешься делать, когда расплатишься с ними и вернешься к невесте.
– Пока мои планы не простирались так далеко. Думаю, отправлюсь в Астон-Хаус.
– Тебе понадобятся средства, чтобы привести дом в порядок.
– Ты давно там был? – спросил Филипп, успокаивая непоседливого ребенка.
– Недавно, и видел, что с ним стало.
– Черт возьми! – выругался Филипп, но тут же отбросил мысли о доме. С этим он разберется позже.
– Послушай, я одолжу тебе денег, чтобы ты мог восстановить дом, но только после того, как ты выпроводишь этих подонков. Им лучше не знать, что у тебя еще есть деньги.
– Ты меня просто поражаешь своей щедростью, – признался Филипп.
– Я много лет ждал этой минуты, – сказал Девон, широко улыбаясь. – Мой старший брат пришел ко мне с просьбой!
– На самом деле это ты мой старший брат, – заметил Филипп.
– Я знаю, – ответил Девон, пожав плечами. – Но я все равно отношусь к тебе как к старшему.
– Спасибо тебе. Кстати, ты заметил, что теперь у нас есть еще одна общая черта? – сказал Филипп, свободной рукой указывая на шрам над правым глазом.
И Девон тут же прикоснулся к своему шраму на том же месте.
– Ты это специально сделал? У меня-то шрам появился гораздо раньше!
– Я Анджеле сказал, что ты будешь взбешен, когда увидишь, – заметил Филипп с усмешкой.
– Это не смешно, – сказал Девон Эмилии, которая в этот момент тихонько захихикала.
– Ну, в общем, я беру чек, – сказал Филипп и, подхватив подписанный Девоном листок, направился к дверям. – Спасибо тебе. Я все верну. Обещаю. Да, заберите малышку, – сказал Филипп, передавая ребенка брату на руки. И вышел.
– Думаешь, он действительно вернет долг? – спросил Девон Эмилию.
– Думаю, попытается.
Три дня спустя Филипп лично препроводил французских вымогателей на корабль. Он подождал на причале, пока шхуна не скрылась из виду. Вздохнув с облегчением, он направился к ближайшей гостинице. Там он взял лошадь (Девон не поскупился на дорожные расходы) и поскакал в аббатство.
Он отсутствовал чуть больше недели, а казалось, что целую жизнь. Его долг был погашен. Кредиторы благополучно отплыли во Францию, и у него были средства на то, чтобы начать приводить в порядок Астон-Хаус. У них с женой будет свой дом.
Кто бы мог подумать, что у Филиппа Кенсингтона когда-нибудь будет жена и свой дом? Следующим утром он уже был в монастыре. Он обошел все в поисках Анджелы. Ее не было около часовни, которая быстро восстанавливалась. Не зная, где ее келья, он долго плутал по коридорам. Где же она? Он умирал от желания увидеть ее, услышать ее рассерженный возглас: «Где ты был, черт тебя побери?» Она, конечно же, сердится, но его эта мысль только радовала, потому что это означает, что он ей небезразличен. После часа бесплодных поисков Анджелы Филипп постучал в дверь кельи леди Кэтрин.
– Я нигде не могу найти Анджелу. Вы не знаете, где она? – спросил он, после того как леди Кэтрин пригласила его войти.
– Пожалуйста, присядьте, Филипп, – сказала она таким тоном, каким говорил с ним его отец, когда собирался отчитать за ту или иную провинность.
Значит, леди Кэтрин собирается отчитать его за то, что он уехал без всяких объяснений, а потом она скажет ему, где Анджела. Прекрасно. И хотя еще несколько минут ожидания встречи казались невыносимыми, он потерпит.
– Анджела уехала из монастыря, – сообщила ему леди Кэтрин. Филипп не сразу смог осознать то, о чем она говорит.
– Она оставила монастырь или меня?
– Это ты оставил ее – неожиданно, без всяких объяснений, почти сразу же после того, как сделал ей предложение. Ты всегда славился…
– Мое прошлое мне прекрасно известно, благодарю вас.
– Тем не менее, одна из причин ее отъезда – твое исчезновение.
– Я не хотел уезжать, но вынужден был это сделать ради ее же спасения… Правда, сейчас это уже не имеет значения, не так ли?
Леди Кэтрин ничего не ответила, и его вопрос повис в воздухе.
Он это заслужил.
Скольких женщин он оставил без объяснения причин своего поступка?! А на сей раз, он собирался вернуться, отдать Анджеле себя полностью и навсегда. Она была единственным человеком, который по-настоящему поверил в него, почти полюбил его. И если она потеряла веру в него, значит, он реально может потерять Анджелу. «Ты меня разочаровываешь, Филипп», – не раз говорил ему отец. Но теперь эту фразу с полным правом могла произнести Анджела. Ну что ж, он это заслужил.
Ему ненавистна была эта мысль, но Филипп понимал, что он заслужил страдания и, конечно, не может рассчитывать на простое человеческое счастье.
Но осознание истины не уменьшало боль, комок в горле не исчезал, как и жжение в груди. Глаза щипало, и ему пришлось на секунду прикрыть их, чтобы слезы не покатились по щекам.
– Ты ее любишь, – после минутной паузы мягко произнесла леди Кэтрин с некоторым удивлением. Возможно, для нее это было открытием.
Филипп пожал плечами.
– Тогда почему ты уехал?
– Теперь это уже не имеет значения, – твердо сказал он. Казалось, она ждет, что он будет возражать ей, но он не мог солгать. – Я стал бы ужасным мужем. Не смог бы сделать ее счастливой, и со временем она начала бы жалеть о том, что вышла за меня. Но она заслуживает счастья. И мне очень жаль, что я не тот человек, который может сделать ее по-настоящему счастливой.

Часть вторая
Глава 14
Астон-Хаус, Бедфордшир
Май 1822 года
Филипп вылил содержимое стакана в огонь. Пламя резко и интенсивно вспыхнуло, а потом успокоилось, и огонь стал более мягким. Он поставил пустой стакан на каминную полку рядом с письмом.
Восемь дней назад он обнаружил это письмо в подвале. Оно было привязано к бутылке бренди. «Лорду Филиппу Кенсингтону, маркизу Хантли» – было написано на лицевой стороне листка. Почерк он узнал не сразу. Однако печать герцога Бекингема подсказала ему, что это письмо от его покойного отца.
Место, где находилось письмо, подсказало Филиппу, кем считал его отец: пьяницей и никчемным человеком. И если быть честным, именно таким он и был при жизни своего отца. И еще несколько лет после того, как старик отдал Богу душу.
Обнаружив письмо, Филипп отнес его в библиотеку и положил на видное место, каминную полку. Восемь дней он смотрел на него, пытаясь набраться духу, чтобы прочитать наставление с того света. Отец Филиппа постоянно пытался наставить на путь истинный. И как Филипп ни старался, он не мог вспомнить ни одного доброго слова, сказанного отцом.
Но сегодня вечером… Филиппу нечего было терять.
Мрачное ноющее чувство, преследовавшее его неотступно, словно тень, сейчас достигло своего пика. Если бы эта темная и давящая сила могла говорить, то Филипп услышал бы: «Ты неудачник. Ты не оправдал ожиданий. Ты недостаточно хорош».
Всю свою жизнь он пытался доказать, что так оно и есть. И надо отметить, что преуспел в этом.
Филипп не чувствовал себя так отвратительно очень давно, разве что в первую неделю своего пребывания в монастыре. Тогда ему даже не удалось умереть, хотя кое-кто жаждал видеть его мертвым, но он вообще ничего не мог сделать как надо, даже это. И вот в своем несчастье, своей боли и одиночестве он оказался в монастыре и превратил жизнь Анджелы в сущий ад. Но ей удалось сделать так, чтобы эта проклятая темная сила немного отступила… потом еще немного и тогда…
Что ж, теперь это не имеет никакого значения. Наверное, он уже просто привык жить в темноте. И на самом деле он больше не может смотреть на это письмо. Сейчас он прочтет его, сожжет, а затем… Он не знал, что он сделает. Впрочем, ему это было безразлично.
Филипп уселся в кресло у камина. Письмо было написано на старой, но очень хорошей, дорогой бумаге. Филипп сломал печать, развернул лист, и что-то упало ему на колени.
Кольцо. Великолепное. Настоящая драгоценность. Такое ему всегда хотелось иметь, подумал он с сарказмом. Как будто ему могло пригодиться женское золотое кольцо с бриллиантами и жемчугом. Правда, он мог бы выручить за него кругленькую сумму. Решено. Филипп убрал кольцо в карман и обратился к письму, написанному совершенным почерком.
«Апрель 1816 года
Дорогой Филипп!
Если ты нашел это письмо, то это значит, что ты ознакомился с порядком наследования, о котором я узнал совсем недавно и который я посчитал своим долгом компенсировать. Я оставил тебе поместье в Астоне, потому что хоть ты больше и не являешься моим наследником, но ты остаешься моим сыном, и я не вправе оставлять тебя ни с чем. Я надеюсь, что если у тебя появится что-то свое, то в тебе проснется чувство долга и зародится привязанность и интерес к чему-либо еще, помимо тебя самого и твоих пороков.
Астон-Хаус был куплен для твоей покойной матери, упокой Господь ее душу, на тот случай, если она переживет меня. Когда она скончалась во время родов, у меня появилось намерение передать эту собственность тебе, моему младшему сыну. Должен признаться, что мне кажется исключительно справедливым, что это поместье отойдет тебе, потому что ты всегда был похож на нее.
Ваши увлечения и пристрастия всегда были одинаковыми: вы были компанейскими людьми и не любили одиночество, увлекались карточными играми, предпочитали жить на природе. Да и по характеру вы тоже очень похожи, в вас всегда кипели страсти. Однако, в отличие от тебя, она всегда знала, когда нужно остановиться, чтобы избежать скандала и не причинить кому-либо боли, когда пересилить себя и не сделать излишне рискованную ставку. Возможно, к тому времени, когда ты будешь читать это письмо, ты станешь уже более выдержанным и ответственным. Как это ни странно, но я все-таки верю в тебя.
В Мэдлин, твоей матушке было то, чего был лишен я, но мы прекрасно дополняли друг друга. Если помнишь, я всегда хотел, чтобы ты походил на своего брата, но в глубине души я мечтал о том, чтобы ты был похожим на меня.
Я пишу это письмо в свой предсмертный час. Хотя думаю, что умер в тот день, когда скончалась твоя мать. Я не был справедливым и добрым по отношению к тебе и сейчас весьма жалею об этом.
Ужасно неприятно жить с постоянным чувством вины. Поэтому, Филипп, находясь на смертном одре, я желаю тебе, чтобы ты никогда не узнал этого чувства. И еще одно. Я бы хотел, чтобы ты стал по-настоящему похожим на свою мать и нашел в своей душе доброту и любовь – те качества, которыми она обладала в самой полной мере.
Любящий тебя
Артур Филипп Арчибальд Уильям Кенсингтон,
герцог Бекингем.
P.S. Прилагаю к письму обручальное кольцо твоей матери. Если ты посмеешь его продать, на тебя падет ее гнев».
Разве это было не то, о чем он всегда мечтал: получить от своего отца добрые пожелания? А он-то думал, что только содержимое бутылки может ответить на все его вопросы…
Ирония заключалась в том, что это не показалось ему забавным. Он вновь перечитал письмо, чтобы убедиться в его реальности и в том, что правильно его понял. И, судя по тому, как ему сжало грудь, а в глазах появилось это странное, горячее ощущение, похожее на то, что он испытал тогда, когда Анджела покинула его, письмо было вполне реальным.
Возможно, однажды он сможет порадоваться тому, что нашел это отцовское письмо. Но сегодня он очень жалел о том, что не нашел его много лет назад, потому что теперь, похоже, было уже поздно. Филипп уже познал это чувство вины. И постоянно жил с этим.
У него не было ни одной женщины после расставания с Анджелой, а ведь они даже не занимались с ней любовью по-настоящему.
После расставания с Анджелой он не сделал ни глотка спиртного.
Он ни разу не играл в карты с той ночи в аббатстве, когда они играли с Анджелой.
Похоже, весь его мир сошелся на одной женщине, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41