Это называется сальтацией. Падая, одна песчинка приводит в движение следующую, та подскакивает чуть выше и так далее. Гребень растет до тех пор, пока не начнется массовое ссыпание песчинок с подветренного склона. Таким образом бархан движется. Существуют формулы для расчета скорости движения барханов, иногда она достигает ста ярдов в год, но обычно бывает намного меньше. Все определяется ветром. Из года в год в разных местах я находил знакомые барханы, приближавшиеся по величине к горам.
– Ты давал им имена? – спросил Льюис.
– Это были не настоящие горы.
– Все взаимосвязано, – возразил Льюис. – Раз они могут быть морями в замедленном движении, то почему бы не считать их горами в ускоренном движении? Я поименовал бы их.
– Ты так считаешь? Значит, тебе нужно их посмотреть, – сказал Хью. – В конце концов, должна же быть какая-то польза от поэтов.
Льюис скорчил гримасу.
– Иметь паспорт еще не значит путешествовать.
– Еще не поздно все переменить. Помнишь наши разговоры о Непале и Шамони? Времени хватит на все.
– Перестань вилять. Мы говорили о барханах.
Хью возвратился в пустыню.
– В отпусках, особенно во время Рамадана, когда на Востоке никто не работает, мы с Энни и кем-нибудь из друзей садились в машину, нагруженную топливом, водой, палатками и едой, и ехали куда-нибудь на юг от Дхарана. Где-нибудь посреди трассы мы останавливались, стравливали воздух из шин, чтобы повысить проходимость, съезжали прямо в пески и несколько дней ехали куда глаза глядят. Там на бензозаправочных станциях всегда спрашивают: двенадцать или тринадцать? Двенадцать или тринадцать фунтов воздуха на квадратный дюйм. Тринадцать – для езды по асфальту. Двенадцать – для бездорожья. Поначалу пустыня была для нас лишь местом для развлечений. Мы переваливали через несколько барханов, затем съезжали на своих лендкрузерах в подходящую лощину между ними, разбивали лагерь, устанавливали гриль, жарили мясо и пили всякие освежающие напитки. Потом нам стали попадаться следы древних озер. Их дно, спрессованное в конгломерат, сейчас представляет собой то основание, на котором простирается пустыня. Но во время ледникового периода здесь было очень много озер, обеспечивавших жизнь разных племен. Мы поняли это, когда нам стали вновь и вновь попадаться их орудия.
– Вы принялись собирать наконечники стрел?
– И стрелы, и копья, и топоры. А также ножи, всякие обломки и останки. Первобытные люди устраивали стоянки на берегах озер. Мы начали забираться все глубже и глубже в пустыню. Однажды мы, сами того не зная, заехали в Йемен, солдаты нас обстреляли. В общем, только сумасшедшие могут так далеко забираться в пустыню.
– Ты это говоришь после того, что случилось с Энни?
– Нет, просто там проходят маршруты передвижения Аль-Каеды и других таких же компаний. Они подбираются с юга. Там то и дело попадаются их ориентиры. – Может быть, все же удастся сбить его на политику.
Льюис не попался в ловушку.
– Энни, Хью. Что с ней случилось?
– Ты смотрел «Английского пациента»?
– И смотрел, и книгу читал.
– Все думают, что это случилось как в фильме, – помнишь сцену песчаной бури? – что нас занесло или она была ранена и я ушел за помощью. На самом деле – ничего подобного.
– В таком случае что же случилось?
– Ничего. Никакой драмы. Никакой бури. Никаких ранений. Небо было чистым. Светило солнце. Все было как обычно.
– Она вот так взяла и исчезла?
– С нами собирались поехать несколько друзей, но в последнюю минуту у них изменились планы. Я решил, что мы поедем вдвоем – чтобы переменить обстановку. Вывезти ее из поселка. Мы приехали на место, я натянул тент. Она осталась в тени, а я отправился разыскивать кремни. Меня не было где-то с час, даже меньше. Вот и все. Когда я вернулся, ее не было.
Льюис приподнялся на локте.
– Взяла и исчезла? – повторил он.
– Я приготовил ей чай со льдом. Он так и стоял около ее кресла. Ледяные кубики не успели растаять до конца. В первый момент я подумал, что она отошла в сторонку пописать.
– Должны были остаться следы.
– Да, и я пошел по ним через барханы. Я прошел несколько миль, непрерывно выкрикивая ее имя. Наступила ночь. Мне бы остановиться, но я шел дальше, уверенный, что найду ее за следующей грядой. Когда встало солнце, я понял свою ошибку и попытался вернуться, чтобы снова найти ее следы. Но я не только не нашел их, но и умудрился потерять свой собственный след.
– Да разве такое бывает?
Хью исподлобья взглянул на него. Льюис не поддразнивал его, не насмехался, а совершенно искренне сокрушался.
– Поднялся ветер, не сильный, но и его вполне хватило. Не больше десяти миль в час, как я узнал позднее. Я не мог узнать ни одного бархана. Не мог отыскать автомобиль. Я забирался на гребни, осматривался по сторонам и видел одни лишь мягкие округлые волны. Ты только что сказал, что они сродни настоящим горам, но в горах я сумел бы сориентироваться. А там я заблудился.
– Ты? Картограф?
– Да.
– Тогда я совсем ничего не понимаю.
Хью заерзал, устраиваясь поудобнее.
– Почему же?
– Потому что ты никогда не сбивался с дороги. Еще когда мы были детьми, ты всегда знал, чего хочешь, куда идешь и как туда добраться. Это я все время плутал, не успевал заметить ошибки и опаздывал с оформлением бумаг.
– На сей раз это случилось со мной, – сказал Хью.
– Что же ты сделал?
– Шел. В таком положении было бессмысленно сидеть на месте и ждать, пока тебя спасут. Никто не отправился бы разыскивать нас. Я шел и выкрикивал ее имя. Ориентировался я только по ветру – вырвал нитку из рубашки и шел туда, куда она указывала. Я думал, что, если мне удастся найти ее, мы, по крайней мере, сможем умереть вместе.
– Но тебя все же кто-то нашел.
– Мне сказали, что это случилось к исходу вторых суток. Сам я мало что помню. Он пас коз, старик, очень бедный. Как бы там ни было, он вывел меня к бензозаправочной станции на шоссе.
– Ты, наверно, был в ужасном состоянии…
– Меня хотели отправить в больницу, но я отказался. Раз я выжил, то и Энни тоже могла уцелеть. Нам подвернулся армейский патруль. В нем был бедуин, следопыт пустыни. Эти парни – большие мастера своего дела. Мы вернулись, нашли мой лендкрузер, но Энни так и исчезла.
Льюис ничего не сказал. Хью разровнял песок.
– Время от времени на спутниковых снимках обнаруживаются древние караванные стоянки под песком и затерянные города. Ее когда-нибудь найдут, как того замерзшего путешественника в Альпах. Люди будут пытаться угадать, кем она была. Возможно, ей дадут новое имя.
Льюис молчал еще с минуту.
– Рэйчел сказала мне, что ты знаешь какое-то арабское слово, обозначающее возлюбленную.
– Хайати.
Льюис шепотом повторил слово за ним и прервал разговор. Он не кинулся сочувствовать или соболезновать, и это было прекрасно. Люди, которым доводилось слышать этот рассказ, обычно пытались как-то подытожить его. Льюис снова надвинул на лицо повязку из бинта и прикрылся под бурнусом из рубашки.
День клонился к вечеру.
Дым становился темнее.
Хью вдруг услышал отдававшееся в пропасти эхо голосов и снял тряпку с головы. Льюис тоже услышал голоса.
– Нас ищут! – воскликнул он и приблизился к краю.
Хью медленно подошел к нему, ступая босиком по мягкому ковру из сухих насекомых. Льюис принялся аукать вниз. Густой дым заглушал его голос, и он звучал еле слышно.
Поглядев вниз, Хью не увидел обрыва. Видимость ограничивалась его ростом. Не зная, что площадка обрывается, можно было бы шагнуть дальше, в дым, и ухнуть вниз, даже не заметив, что ты падаешь. Хью отступил от края.
Льюис прислушивался, склонив голову набок; так человек, оказавшись в полной темноте, пытается определить направление, откуда доносятся звуки. Сжимая в огромном кулаке якорную веревку, он свесился через край и всматривался вниз.
Без всякого предупреждения из дыма возникла фигура – или призрак – и пролетела над их головами по длинной дуге, чудом не задев их.
Хью увернулся. Льюис успел упасть на песок. Видение звучно хлопнулось о скалу и так же быстро исчезло в дыму, из которого прилетело, оставив лишь кровавое пятно на стене.
Льюис поспешно отступил от края. Хью всмотрелся в дым. На камне появился продолговатый мазок крови и след ладони. Он встал.
– Сиди, не вздумай вставать, – предупредил он Льюиса.
– Что это за чертовщина?
Хью намотал на руку якорную веревку, напряг ноги и ждал.
Через минуту фигура появилась вновь. Она вырвалась из мрака и дыма, сверкая красными глазами, и на сей раз Хью был готов к встрече. Одной рукой он крепко схватил бескрылого злоумышленника и поставил его на твердую землю.
Это оказался Джо, тот самый юноша, которого они видели накануне пожара. Его пальцы были содраны до мяса. Он крепко стиснул руку Хью.
– Не подпускайте его ко мне, – сказал он.
Хью не успел спросить, что он имеет в виду, как из дыма вылетел Огастин. Льюис вцепился в него, прежде чем его отбросило в сторону, и они вдвоем повалились на песок.
Хью всмотрелся в пришельцев, читая перенесенные ими испытания, как открытую книгу. Несмотря на всю свою целеустремленность, спасатели возвратились на Архипелаг с пустыми руками. Сейчас следовало позаботиться о своих товарищах-кочевниках.
– Воды, – сказал Огастин, но лишь после того, как тщательно привязал конец своей веревки к якорю.
Хью знал, что это означало. Несмотря ни на что, парень не собирался сдаваться.
16
Их лица закоптились в дыму почти дочерна. Глаза были настолько красными, что казалось, будто из них хлещет кровь. Они пили все, что предлагали им Хью и Льюис, без извинений, стеснения и даже благодарности.
Уже опустилась ночь, а к молодым скалолазам все еще не вернулись нормальные голоса – они разговаривали хриплым шепотом. Они не пили весь день, и причина этого оказалась очень простой. Огастин оставил, намеренно оставил их скудный запас из нескольких галлонов воды, а также всю провизию, аптечку и снаряжение – в общем, все – на крюках, вбитых в стену на маршруте Троянок. Идя на это, он исходил из достаточно зыбкой надежды, что они застанут на Архипелаге Хью и Льюиса с водой и пищей, которыми те поделятся с ними. Это было, с одной стороны, расчетливо, с другой – самонадеянно, а с третьей – чрезвычайно опрометчиво.
– А если бы мы уже ушли отсюда? Вот взяли бы и вышли к вершине? – строго спросил Льюис. – Мы ведь могли решить подняться от пожара повыше.
– Но вы же этого не сделали, – отозвался Огастин.
– Чуть было не сделали, – солгал Льюис. Он никак не мог смириться с их дерзостью. – Без воды. Без пищи. В такой жаре. Когда столько дыма, что и дышать нечем! Вы что, решили стать героями эпоса?
Во вселенной альпинистов не было ничего более святого – или более пугающего, – чем эпос. Спуск Вимпера с Маттерхорна, Эрцога с Аннапурны, спуск Дуга Скотта ползком с Огра, соприкосновение с пустотой Джо Симпсона, злоключения Кракауэра в почти безвоздушном пространстве – список можно продолжать и продолжать. Эпос возникал из самых опасных положений, он часто бывал связан с гибелью партнеров, потерей пальцев на руках и ногах, безумием, ужасными лишениями… Вершины открывают, вершины покоряют, и это не более и не менее, чем обычная борьба за рекорды. Но лишь герои эпоса раз и навсегда входят в Зал славы.
Ирония заключалась в том, что, несмотря на все благоговение, которое вызывали герои эпопей, ни один опытный альпинист не желал присоединиться к их числу. Только без эпоса – так звучала мантра каждого не обделенного мудростью восходителя. Эпос был извращенным чудом природы вроде двухголовой змеи. Каждая эпопея имела два кульминационных пункта – собственно несчастный случай и случайное выживание. Каждый выживший должен был умереть, но по каким-то причинам уцелел. Какой бы ни оказалась причина, позволившая спастись, она находилась вне власти героя, потому что, если бы он мог ею распоряжаться, эпоса не получилось бы. Горой управляет Бог. Только полный дурак или какой-нибудь Рэмбо может думать, что мастерство, сила или осторожность помогут наживке сорваться с крючка.
Так что Льюис не хвалил Огастина, а напротив, недвусмысленно обвинял. Огастин прямо-таки нарывался на несчастный случай. Он затеял самоубийственный спуск в невозможных условиях и подверг серьезной опасности жизнь юноши, что само по себе было недопустимо. Но что хуже всего, он ведь сам был спасателем. Значит, ему полагалось иметь повышенное чувство ответственности.
Огастин не отреагировал на эти слова. Вообще его поведение поражало Хью. Сидя на песке среди мертвых птиц и насекомых этой психоделической ночью, когда после захода солнца дым окрасился в оранжевые и розовые тона, Огастин походил на полноправного владетеля своей земли, сохранявшего спокойствие и контроль над собой, несмотря на царящий в стране хаос.
– Это оказалось дальше, чем я думал, пять маятников, а не три, – сказал он. – Нас спустило ниже по стене, чем мне хотелось. Когда мы вышли на их маршрут, уже стемнело. Но мы сумели хорошо прорваться вверх. Еще немного – и мы добрались бы до нее. Она была там.
– Нет, не она, – твердо сказал Джо.
– Мы должны были идти дальше.
– Начался пожар, – стоял на своем Джо. – Я совсем выбился из сил.
Огастин метнул на него яростный взгляд, открыл было рот, но захлопнул его, не сказав ни слова. Судя по всему, они крепко повздорили вчера вечером. Очевидно, Джо заставил своего спутника остановиться, как это сделал бы любой нормальный альпинист. Очевидно, Огастин хотел как можно скорее двинуться дальше.
– Вы же сами сказали, – обратился Хью к Огастину, – что уже совсем стемнело. Наступила глубокая ночь.
– У нас были фонари. Они именно для этого и предназначены.
– Когда вы в последний раз спали? – спросил у него Хью.
Огастин отказался воспользоваться предложенным оправданием.
– Только не прошлой ночью. Там не было ни одного карниза, хоть самого крошечного. Всю ночь проболтались на стене в ремнях. Глаз не сомкнули. А ведь могли все это время подниматься.
– Вам необходимо отдохнуть, – сказал Хью.
Он достал вторую галлоновую бутылку воды, и Огастин взял ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40