от нее нарочно все скрыли. Поль старал-
ся, чтоб она ничего не узнала.
Она открыла глаза, посмотреть, есть ли кто в комнате. Около постели
сидела в кресле какая-то незнакомая женщина. Должно быть, сиделка. Хрис-
тиана не посмела расспросить ее. У кого же, у кого можно спросить про
это?
Тихо отворилась дверь. В комнату на цыпочках вошел муж. Увидев, что у
нее глаза открыты, он подошел к постели.
- Ну как? Тебе лучше?
- Да, спасибо.
- Как ты нас вчера напугала! Но теперь, слава богу, опасность прошла.
Только вот не знаю, как быть с тобою. Я телеграфировал нашей милой прия-
тельнице - госпоже Икардон, - ведь она обещала приехать к твоим родам; я
сообщил, что роды произошли преждевременно, умолял ее поспешить. Но ока-
зывается, у нее племянник болен скарлатиной, и она ухаживает за ним... А
ведь нельзя тебя оставить одну... И нужна все-таки женщина хоть
сколько-нибудь приличная... И вот одна здешняя дама вызвалась ухаживать
за тобой и развлекать тебя... Я, знаешь ли, согласился. Это госпожа Оно-
ра. Христиане вспомнились слова доктора Блека. Она вздрогнула и просто-
нала:
- Ах, нет... нет... не надо... только не ее, только не ее. Андермат
не понял и принялся уговаривать:
- Ну что ты, детка. Я" конечно, знаю, что она вульгарная особа, но
Гонтран ее хвалит за услужливость, она была ему очень полезна. И к тому
же она, говорят, была прежде повивальной бабкой; Онора и познакомился с
нею у постели роженицы. Если она будет тебе очень уж неприятна, мы ее
живо отставим. Давай все-таки попробуем. Пусть она придет разок-другой.
Христиана молча думала. Ее томила потребность узнать правду, всю
правду; и в надежде на болтливость этой женщины, от которой слово за
словом можно будет выпытать эту страшную правду, истерзать себе сердце,
ей уже хотелось ответить: "Да... приведи ее... сейчас же... сейчас же
приведи".
К непреодолимому желанию все узнать примешивалась какая-то странная
потребность выстрадать до конца свою боль, чтоб она острыми шипами впи-
лась в душу - таинственная, болезненная, неистовая жажда мученичества.
И она тихо сказала:
- Хорошо. Я согласна. Приведи госпожу Онора.
Но тут же она почувствовала, что не в, силах ждать дольше, что ей на-
до немедленно убедиться, твердо убедиться в его предательстве. И она,
едва дыша, почти беззвучно спросила:
- Правда, что господин Бретиньи женится?
Андермат спокойно ответил:
- Да, правда. Мы бы тебе раньше сказали, да ведь с тобой нельзя было
говорить.
И она спросила:
- На Шарлотте?
- На Шарлотте.
Однако у Вильяма тоже была теперь навязчивая мысль, всецело завладев-
шая им, - он думал о своей дочери, еле мерцающем огоньке жизни, и поми-
нутно ходил посмотреть на нее. Его обижало, что, очнувшись, жена не по-
желала сразу же увидеть ребенка, а говорит о чем-то постороннем, и он
сказал с нежным упреком:
- Разве ты не хочешь посмотреть на дочку? Знаешь, она превосходно
чувствует себя.
Христиана вздрогнула, словно он коснулся открытой раны, но ей надо
было пройти весь крестный путь.
- Принеси ее, - сказала она.
Он исчез за опущенным пологом в ногах кровати, затем снова вынырнуло
его сияющее гордостью, счастливое лицо, и он поднес ей неловкими руками
белую запеленатую куклу.
Осторожно положив ребенка на вышитую подушку возле Христианы, зады-
хавшейся от волнения, он сказал:
- А ну, посмотри, какая красавица у нас дочка!
Христиана взглянула.
Он отвел двумя пальцами легкое кружево, и Христиана увидела красное
личико, очень маленькое и красное, с закрытыми глазками и кривившимся
ротиком.
И, склонившись к этому зачатку человеческого существа, она думала:
"Это моя дочь... дочь Поля... И вот из-за этого комочка я столько выст-
радала... Этот комочек - моя дочь, моя дочь"
Сразу исчезло отвращение к ребенку, рождение которого истерзало ее
бедное сердце и ее хрупкое женское тело Она смотрела на него с горестным
и жгучим любопытством, с глубоким изумлением молодого животного, увидав-
шего своего первого детеныша Андермат, ожидавший, что она со страстной
материнской нежностью станет целовать дочь, удивленно и обиженно взгля-
нул на нее.
- Что же ты ее не поцелуешь?
Христиана тихо склонилась к красному лобику, а он как будто звал,
притягивал к себе ее губы; когда же они приблизились, коснулись этого
чуть влажного лобика и мать ощутила живое тепло крошечного существа, ко-
торому она передала часть своей собственной жизни, ей показалось, что
она не в силах будет оторваться от него, что она навсегда прильнула к
нему.
Что то защекотало ей щеку - это муж наклонился, чтобы поцеловать ее.
Он прижал ее к себе в долгом объятии, полном благодарной нежности; потом
ему захотелось приласкать и дочь, и, выпятив губы, он стал целовать ее
носик осторожными мелкими поцелуями.
Христиана смотрела на них, и у нее сжималось сердце - ее ребенок и
он... он...
Потом Андермат заявил, что пора отнести дочь в колыбель.
- Нет, - сказала Христиана, - пусть еще немного побудет тут, хоть ми-
нутку, чтобы я чувствовала, что она рядом со мной. Не говори больше, не
двигайся, оставь нас, подожди немного.
Она охватила рукой запеленатое тельце ребенка, прижалась лбом к его
сморщенному красному личику, закрыла глаза и лежала, не шевелясь, ни о
чем не думая.
Но через несколько минут Вильям осторожно тронул ее за плечо.
- Довольно, дорогая. Будь умницей. Тебе вредно волноваться.
Он взял девочку на руки, а мать следила за ней взглядом, пока она не
исчезла за пологом кровати. Затем Андермат вернулся и сказал:
- Значит, решено? Завтра я пошлю к тебе госпожу Онора, пусть посидит
с тобою.
Христиана ответила ему окрепшим голосом:
- Да, друг мой. Пришли ее... завтра утром.
И она вытянулась в постели, усталая, разбитая, но, быть может, уже не
такая несчастная.
Вечером пришли ее навестить отец и брат и рассказали последние новос-
ти: профессор Клош поспешно уехал разыскивать дочь, герцогиня де Рамас
не показывается, - ходят слухи, что и она помчалась разыскивать Мадзел-
ли. Гонтран весело смеялся по поводу этих происшествий и извлекал из них
комическую мораль:
- Нет, право, на водах творятся настоящие чудеса. Курорты - это
единственные волшебные уголки на нашей прозаической земле. За два месяца
на них разыгрывается столько романов, сколько не случится во всем мире
за целый год. Право, из земли бьют не минеральные, а какие-то колдовские
источники. И везде та же самая история - в Эксе, Руайя, Виши, Люшоне и
на морских купаниях: Дьеппе, Этрета, Трувиле, Биаррице, в Каннах, в Ниц-
це. Везде!.. А какая пестрая смесь племен, сословий, характеров и рас,
какие великолепные экземпляры проходимцев вы там встретите. Сколько там
удивительных приключений! Женщины там выкидывают невероятные фокусы, да
еще с какой очаровательной легкостью и быстротой! В Париже, посмотришь,
недотрога, а тут удержу ей нет... Солидные господа вроде Андермата нахо-
дят здесь богатство, другие - смерть, как ОбриПастер, а ветрогонов подс-
терегает тут кое-что похуже - законный брак, как меня и Поля. Вот глу-
пость, правда? Ты, наверно, уже знаешь, что Поль женится?
- Да, Вильям мне говорил, - тихо сказала Христиана.
Гонтран принялся разъяснять:
- Он правильно делает, честное слово! Ничего, что она дочка мужика.
Это все же куда лучше, чем девицы из подозрительных семей или девицы
легкого поведения. Я Поля знаю как свои пять пальцев. Он в конце концов
женился бы на какой-нибудь твари, если б она месяца полтора сумела ему
противиться. А ведь устоять перед ним может только прожженная шельма или
воплощенная невинность. Он натолкнулся на воплощенную невинность. Тем
лучше для него.
Христиана молча слушала, и каждое его слово вонзалось ей в сердце,
причиняло жестокую боль.
Она закрыла глаза.
- Я очень устала. Хочу отдохнуть немного.
Маркиз и Гонтран поцеловали ее и ушли.
Но спать она не могла: сознание работало лихорадочно и мучительно.
Мысль, что он больше не любит, совсем не любит ее, была так невыносима,
что, если бы она не видела возле своей постели сиделки, дремавшей в
кресле, она встала бы, распахнула окно и бросилась вниз головой на ка-
менные ступени крыльца. Между занавесками окна пробился тонкий лунный
луч, и на паркет легло светлое круглое пятно. Она заметила этот голубо-
ватый кружок, и сразу ей вспомнилось все: озеро, лес, первое, еле слыш-
ное, такое памятное признание: "Люблю вас", - и Турноэль, и их ласки, и
темные тропинки, и дорога к Ла-Рош-Прадьер. Вдруг ясно-ясно она увидела
перед собой белую ленту дороги, и звездное небо, и Поля. Но он шел те-
перь с другой и, склоняясь к ней на каждом шагу, целовал ее... целовал
другую женщину. И она знала эту женщину. Он обнимал теперь Шарлотту. Он
обнимал ее и улыбался той улыбкой, какой нет больше ни у кого на свете;
шептал ей на ухо такие милые слова, каких нет ни у кого на свете; потом
он бросился на колени и целовал землю у ее ног, как целовал он когда-то
землю у ног Христианы. И ей стало больно, так больно, что она застонала,
и, повернувшись, зарылась лицом в подушку, и разрыдалась. Она рыдала
громко? еле сдерживая крик отчаяния, терзавшего душу.
Она слышала, как неистово билось в груди сердце; каждое его биение
отдавалось в горле, в висках и без конца выстукивало: Поль... Поль...
Поль... Она затыкала уши, чтоб не слышать этого имени, прятала голову
под одеяло, но все равно с каждым толчком сердца, не находившего успоко-
ения, в груди отзывалось: Поль... Поль.
Сиделка сонным голосом спросила:
- Вам нехорошо, сударыня?
Христиана повернулась к ней лицом, залитым слезами, и сказала, зады-
хаясь:
- Нет, я спала... Мне приснился страшный сон...
И она попросила зажечь свечи, чтобы померк в комнате лунный свет.
Под утро она забылась сном.
Она дремала уже несколько часов, когда Андермат привел к ней г-жу
Онора. Толстуха сразу повела себя очень развязно, уселась у постели,
взяла Христиану за руки, принялась расспрашивать, как врач, и, удовлет-
воренная ее ответами, заявила:
- Ну что ж, ну что ж. Все идет нормально.
Потом она сняла шляпку, перчатки, шаль и сказала сиделке:
- Можете идти, голубушка. Если вы понадобитесь, я позвоню.
Христиана, чувствуя к ней отвращение, сказала мужу:
- Принеси ненадолго маленькую.
Как "и накануне, Андермат принес ребенка, умиленно его целуя, и поло-
жил на подушку. И так же, как накануне, мать прижалась щекой к закутан-
ному детскому тельцу, которого она еще не видела, и, ощущая сквозь ткань
его теплоту, сразу прониклась блаженным спокойствием.
Вдруг малютка завозилась и принялась кричать тоненьким, пронзительным
голоском.
- Грудь хочет, - сказал Андермат.
Он позвонил, и в комнату вошла кормилица, огромная, краснощекая,
большеротая женщина, осклабив в улыбке широкие и блестящие костяшки зу-
бов. Эти людоедские зубы даже испугали Христиану. Кормилица расстегнула
кофту, выпростала тяжелую и мягкую грудь, набухшую молоком, точно ко-
ровье вымя. И когда Христиана увидела, как ее малютка присосалась губами
к этой мясистой фляге, ей захотелось схватить свою дочку на руки, отнять
ее у этой женщины; она смотрела на кормилицу с чувством ревности и
брезгливости.
Госпожа Онора надавала кормилице всяких советов, и та, покормив ре-
бенка, унесла его.
Вслед за ней ушел и Андермат. Женщины остались одни.
Христиана не знала, как заговорить о том, что грызло ей душу, боя-
лась, что от волнения потеряется, заплачет, выдаст себя. Но г-жа Онора
принялась болтать, не дожидаясь приглашения. Пересказав все местные
сплетни, она добралась до семейства Ориолей.
- Славные люди, - говорила она, - очень славные. А если б вы знали,
какая у них была мать! Уж такая работящая, такая хорошая женщина. Деся-
терых стоила. Дочки обе в нее пошли.
Она собиралась было перейти к другой теме, но Христиана спросила:
- А вам которая больше нравится: Луиза или Шарлотта?
- Я-то больше люблю Луизу, невесту вашего братца, она серьезнее, хо-
зяйственное, у нее во всем порядок. А моему мужу больше по душе младшая.
У мужчин, знаете ли, другие вкусы, не такие, как у нас.
Она умолкла. Христиана, чувствуя, что мужество ее слабеет, с трудом
выговорила:
- Мой брат часто встречался у вас со своей невестой?
- Ну еще бы, сударыня, очень часто, чуть не каждый день. Все у меня и
сладилось, все. Я не мешала им беседовать Что ж, молодость! И, знаете,
как мне было приятно, что и младшая не в обиде, раз она приглянулась
господину Полю.
Христиана, задыхаясь, спросила:
- Он ее очень любит?
- Ах, сударыня! Уж так любит, так любит! За последнее время совсем
голову потерял. А потом, знаете ли, когда итальянец - ну тот, что увез
дочь у доктора Клоша, - стал увиваться вокруг Шарлотты, так, для пробы,
только поглядеть, не клюнет ли у него, я думала, что господин Поль вызо-
вет его на дуэль... Ах, если б вы видели, какими злыми глазами он смот-
рел на итальянца! А на нее посмотрит так, будто перед ним пресвятая ма-
донна. Приятно видеть такую любовь!
И тогда Христиана стала расспрашивать обо всем, что совершалось на
глазах этой женщины, что говорили влюбленные, что они делали, как ходили
на прогулку в долину Сан-Суси, где столько раз Поль говорил ей когда-то
слова любви К великому удивлению толстухи, она задавала такие вопросы,
какие никому не могли бы прийти в голову, потому что она непрестанно
сравнивала, вспоминала тысячи подробностей истории своей любви, начав-
шейся прошлым летом, изящное ухаживание и тонкое внимание Поля, его
изобретательность в стремлении понравиться, все милые, чарующие, нежные
заботы, в которых сказывается властное желание мужчины пленить женщину.
Ей хотелось знать, расточал ли он все эти соблазны перед другой, с преж-
ним ли жаром вел новую осаду, чтоб покорить другую женскую душу непрео-
долимой силой страсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35