https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Grohe/
«Январь 2001. Я и Себас в магазинах».
Себастьян закрыл альбом. Достал полученную от Исабель фотографию, отсканировал и проверил электронную почту (всего пара торопливых строчек от старшего брата. Тот жил в Санта-Крус и работал экономистом в фирме, занимающейся поиском рынка сбыта для альтернативных национальных продуктов, таких как, к примеру, кинуа и пиво). На экране появилось отсканированное изображение. Себастьян отвлекся на стоящую на корпусе Лестата фотографию – он в обнимку с Никки на пляже в Антигуа, оба счастливо улыбаются. Эту фотографию он не корректировал. Ну, разве чуть-чуть: убрал попавшего в правый угол кадра случайного прохожего и добавил чайку в небе. Но это же были поверхностные касания, изменения, которые не шли в счет, поскольку не затрагивали духа фотографии (в отличие от других фотографий на стенах, как, скажем, портрет мамы, на котором он стер ее морщины). Снимок был сделан «олимпусом» Никки – столько фотоаппаратов, что хоть дерись за право получить снимок на свой, и зачастую, когда находился желающий, ему вручали обе камеры (у Себастьяна был старенький «вивитар»). Когда же пленки оказывались проявлены, выяснялось, что это разделение кадров буквально на несколько секунд действительно стоило свеч. И дело не только в секундах – еще у камер были совершенно различные манеры интерпретации игры светотени, так что даже один и тот же миг отображался глазами их объективов как два непохожих друг на друга мира. На самом деле можно одновременно прожить множество жизней – в зависимости от количества фотокамер, захватывающих их в плен фотопленки.
Он запомнит эти дни на Антигуа как неповторимые моменты, когда среди карибской жары ощущая кожей нежное дуновение морского бриза, он не думал ни о преступлениях, ни злодеяниях, ни о государственной измене. Наверное, это и есть цель и смысл медового месяца: скоротечные каникулы, когда веришь в слияние душ и тел и ничто не пятнает доверие, когда единственными секретами становятся недолговечные строки, написанные на песке следами беспечно бегущих ног и мягко стираемые морскими волнами.
Себастьян сосредоточился на Монтенерго и Торговце Пудрой. Вошел в меню и углубился в игру с двадцатью миллионами пикселей фотографии. Вскоре он уже забыл о Никки и погрузился в работу, в результате которой на снимке не осталось ни точки, что могла бы засвидетельствовать даже самое мимолетное соприкосновение жизней Торговца и Монтенегро.
5
Себастьян сидел в офисе Алисы, когда по интеркому сообщили, что ему звонят. Наверное Исабель.
– Это срочно? – поинтересовалась Алиса. Ее губы сложились то ли насмешливо, то ли нетерпеливо. А может, и с сожалением. – Если хочешь, ответь отсюда.
– Обождет, – ответил Себастьян, бессознательно дотронувшись до лежащих в кармане фотографии и дискеты.
Это не вопрос жизни и смерти, кроме того, задержку можно расценивать как его маленькую, пусть и глупую месть за то, что заставила его совершить Исабель. На столе рядом с компьютером (скринсейвер – снова и снова тонущий «Титаник») примостилась видеокамера, с которой Алиса просто обожала разгуливать по улицам и издательству, записывая на пленку, все, что казалось ей достойным запечатления. Только что она снимала Себастьяна, терзая его серией интимных вопросов об их с Никки житье-бытье, а объектив «самсунга» выдвигался, чтобы снять его крупным планом. Себастьян покрывался густым румянцем. Он терпеть не мог, когда его снимали – даже камеры системы безопасности в банках. Ему претила сама мысль оставлять свое изображение то там, то сям. Бесплотная тень.
В уголке стола лежала кучка компакт-дисков, их будут вкладывать в субботний выпуск «ТП». Первым пойдет диск фольклорной музыки Анд, потом что-нибудь из танго, Рикки Мартин, самба, рэп, техно, Селия Круз. Отличный ход, говорила Алиса, перебирая пальцами жемчужное ожерелье и то и дело сводя и разводя колени в привычном нервическом жесте; на лице ее при этом заявлении расцветала такая буйная улыбка, что вполне можно было подробнейшим образом изучить состояние ее миндалин. Статистика не врет: с момента назначения Джуниора директором издания продажи возросли на двадцать восемь процентов. Поговаривали, что главным инициатором изменений являлась Алиса, и Себастьяна это ничуть не удивляло. Алиса обладала гибким умом и убеждениями, не всеми разделяемыми, но зато позволяющими эффективно действовать: не столь важно, чтобы люди читали газету – главное, чтобы они ее покупали. Таким образом, были созданы новые приближенные к жизни рубрики – кухня, автомобили – и нещадно урезаны разделы, призванные повышать культурный уровень читателя (поскольку они не могли окупаться за счет рекламы). Счета заметно пополнялись за счет цветных выпусков пятничных приложений, а теперь добавятся и субботние компакт-диски. Больше фотографий, больше цвета, меньше текстов. Газета словно постоянно извинялась, что ее все еще приходится читать. Следующим логическим шагом было бы исчезновение текстов новостей и ограничение одними лишь заголовками (статистические исследования показывали, что у людей, прочитавших и заголовок, и сам текст новостей, в памяти сохранялось столько же информации, сколько и у тех, кто дальше заголовка не продвинулся). Что сказал бы отец Джуниора? Что газета без культурного наполнения может назваться чем угодно, но не газетой? Наверняка метался бы в бессонном бреду, не в силах смириться с мыслью, что наглая и молодая кровь от крови его (наглая, поскольку молодая), не задумываясь, выбросит за борт десятилетия потом зарабатываемого престижа и репутации. Но против цифр не попрешь: наконец-то были отвоеваны утраченные ранее позиции на рынке и по продажам издательство шло с главным конкурентом – «XXI» – ноздря в ноздрю.
– Не знаю, предупредил ли тебя мой кузен, что собирается с тобой побеседовать, – сказала она, ответив по телефону и попросив свою секретаршу больше ни с кем ее не соединять.
Нет, она не красива, решил Себастьян. Явно требовалось оцифровать и откорректировать ее слишком крупный рот и маленькие – сегодня зеленые – глаза (у нее были контактные линзы всевозможных цветов).
– Нет.
– Что ты думаешь об Элисальде? Только честно.
– Я его почти не вижу. Даже не знаю, что и сказать.
– Да? Неужели? То-то народ кругом шушукается по углам. Все шепчутся, шепчутся и шепчутся, черт бы их побрал.
Сердится что ли? Улыбнулась – нет, значит, не сердится. Себастьян обежал взглядом бежевые стены, скользнув по картине Магритте у огромного окна, в котором виднелись строящиеся здания, стремительно меняющие облик некогда пыльного и провинциального Рио-Фухитиво. Ему пришло в голову, что однажды, может быть совсем скоро – будущее наваливалось на настоящее, падало на него, словно неожиданно ворвавшийся в атмосферу огромный метеорит, – человек получит возможность выбирать заглядывающий в его окна кусочек реальности. Вот он сидит себе в Рио-Фухитиво, работает за компьютером, нажимает клавишу – и вот, пожалуйста, перед ним величественные очертания небоскребов Манхеттена (шум вертолетов и сирен скорой помощи и даже горилла на крыше Эмпайр Стэйт Билдинга). Несколько минут спустя нажимает другую кнопку и перед ним раскидываются пляжи Копакабаны – бронзовокожие garotas с белозубыми улыбками и облепленными песком округлыми попами, а повсюду певучий и забавно картавый португальский. Еще щелчок клавишами – и вокруг пылающий Рим, а Нерон знай себе перебирает струны арфы.
– Элисальде, – вздохнул Себастьян, – это посредственность, с которой и здороваться не стоит.
– Вот это другое дело. Что еще?
– Не знаю, нужно ли мне вообще о нем говорить.
– А придется, – и она театрально сдавила себе руками шею и высунула язык, словно показывая, что ждет Себастьяна, если он решит играть в молчанку.
Он представил ее с телом Дона Франсиско. С головой Энрике Иглесиаса.
– Он слишком необязательный. Появляется, когда захочет и…
– И?…
– Его издания э-э… не слишком беспристрастны – назовем это так.
– Да-да, мы в курсе. Вопрос в следующем: раз уж ты, Пиксель и Браудель по большому счету и так делаете львиную долю работы в «Фаренгейте», может, вам есть смысл заниматься этим самостоятельно? Я спрашиваю об этом именно тебя, а не Пикселя, потому что… как бы тебе сказать… в общем, тебе я больше доверяю.
Алиса выдержала небольшую паузу и продолжила:
– Наш советник полностью согласен. Он справедливо полагает, что если персонал останется на прежнем уровне, то все изменения окажутся не более чем легким макияжем. Он Элисальде на дух не переносит и справедливо полагает, что ты – наиболее приемлемая кандидатура на это место. Особенно для следующего этапа преобразований – ты ведь понимаешь, что мы не остановимся на достигнутом и будем двигаться дальше.
Себастьяна сейчас не нахваливал только ленивый. Ему приятно было сознавать, что его ценят. Возможно, причиной всему был даже не столько его бесспорный талант, но и тот факт, что сам он нравился окружающим, а на языке у него постоянно крутились шутки, с помощью которых он легко разрешал самые натянутые ситуации (за исключением разве что отношений с Никки, особенно в последние недели), да и временем своим он делился довольно щедро. Себастьян говорил, что секрет столь легкого стиля общения заключается в том, чтобы суметь представить себе собеседников обнаженными. Или с неподходящими им телами или головами. Или в каких-нибудь спецодеждах – скажем, пожарников – или вообще в монашеском облачении на фоне распевающего во все горло Singing in the Rain Джима Кэрри. С тех пор, как закрутилось дело с Цифровыми Созданиями, он развлекался подобным образом все чаще и чаще, хотя нельзя сказать, что это занятие было для Себастьяна внове – так он забавлялся с самого детства. К примеру, он воображал свою ворчливую вечно недовольную учительницу – с усушенным как палка телом их директора, а маму в момент ссоры – с огромными жировыми складками (словно стопка автомобильных покрышек) тела Паваротти. У него до сих пор сохранились некоторые из первых примитивных коллажей того времени – грубо вырезанные и приклеенные в тетрадь канцелярским клеем фотографии.
– Одно дело – заниматься дизайном журнала, и совсем другое – подбирать текстовый материал.
– Но ты же видел, где пиратствует Элисальде. Браудель днями напролет читает электронные версии газет и журналов. Ему не составит труда воровать оттуда по нескольку статеек в неделю. Это не так уж сложно. Нас не устраивает Элисальде, но мы не хотим брать кого-нибудь со стороны. По крайней мере, не в этом году – сначала нужно покрепче встать на ноги. В перспективе мы планируем расширить «светлую комнату». У нас масса идей – скажем, запустить версию on-line и так далее.
Пиксель рассказывал, что они с Брауделем обычно занимались только дизайном газеты. В один прекрасный день кому-то из Торрико пришло в голову открыть в издательстве рекламный отдел – так можно было сэкономить на выплате полагающихся рекламным агентствам комиссионных – и это дело, по сути, прибавилось к прочим занятиям отдела графического дизайна. Таким образом, предложение Алисы было более чем логичным: если «Фаренгейт 451» являл собой то, во что должна была со временем превратиться вся «ТП» (имеется в виду приоритет фотографий и цветных иллюстраций над текстовым наполнением), то рано или поздно вся их маленькая и совершенно неорганизованная душная конторка, где не было даже кондиционера, станет оперативным центром издания. И вместо обличительной статьи Росалес потребуется броская картинка Брауделя.
– Нужно подумать, – отозвался Себастьян. – Мне нелегко принимать подобные решения. Но Пиксель останется при деле…
– Только номинально. Дергать за ниточки будешь ты.
Себастьяну снова позвонили. Он поднялся, Алиса последовала его примеру и проводила до двери, цокая каблучками по свеженадраенному паркету. Ее узкая юбка подчеркивала талию и обращала внимание на крепкие мускулистые икры женщины, посещающей спортзал не менее четырех раз в неделю. Себастьян вдруг подумал, а приходилось ли ей заниматься любовью у себя в кабинете, на столе, лампы погашены и вечернее солнце омывает тело тонкой золотистой пылью («самсунг» записывает – любительское порно сейчас очень популярно)? Алиса была замужем, но ходили слухи, что Лазарте, седоволосый ведущий спортивного отдела, был ее любовником. Поговаривали, что она помогала ему деньгами и каждый раз, когда у Л азарте появлялась обновка, «повинной» в этом была Алиса.
– Что-то не так?
– Нет, все нормально.
Себастьян развернулся и быстрым шагом направился к себе.
Он поднял трубку. Звонила Исабель.
– В четыре, в «Медитерранео»?
– Я приду.
– К тебе подойдет высокий мужчина. Отдай все ему.
Раздались короткие гудки. Себастьян предпочел бы встретиться с ней. Она навевала мысли о Никки. Может, все дело в бровях? Не иначе. Прикоснулся кончиками пальцев к дискете и фотографии в кармане. Он не успокоится, пока не избавится от них.
Через несколько дней в «Tomorrow Now», обнимая Никки, утопая в сладком аромате ее духов и болтая с ее подружками, Себастьян увидел исправленную им фотографию в выпуске новостей. Журналисты сообщали, что Министерство информации предоставило прессе копию снимка с официальным заявлением, будто бы предыдущая фотография являлась жалкой фальшивкой, подброшенной оппозицией (и доказывали это некачественными размытыми копиями первоначальной версии). Что же до негатива – так он попросту исчез. А без него правительство не могло стопроцентно доказать правдивость своих высказываний, однако в результате проделанной Себастьяном работы с легкостью манипулировало общественным мнением. Пока Никки распиналась, что по закону никогда не следует доверять версии правительства, Себастьян, с бутылкой «Heineken» в руке, размышлял на тему, что наилучшая похвала его творению – невозможность определить, какая из фотографий подлинник. При условии отсутствия негатива, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Себастьян закрыл альбом. Достал полученную от Исабель фотографию, отсканировал и проверил электронную почту (всего пара торопливых строчек от старшего брата. Тот жил в Санта-Крус и работал экономистом в фирме, занимающейся поиском рынка сбыта для альтернативных национальных продуктов, таких как, к примеру, кинуа и пиво). На экране появилось отсканированное изображение. Себастьян отвлекся на стоящую на корпусе Лестата фотографию – он в обнимку с Никки на пляже в Антигуа, оба счастливо улыбаются. Эту фотографию он не корректировал. Ну, разве чуть-чуть: убрал попавшего в правый угол кадра случайного прохожего и добавил чайку в небе. Но это же были поверхностные касания, изменения, которые не шли в счет, поскольку не затрагивали духа фотографии (в отличие от других фотографий на стенах, как, скажем, портрет мамы, на котором он стер ее морщины). Снимок был сделан «олимпусом» Никки – столько фотоаппаратов, что хоть дерись за право получить снимок на свой, и зачастую, когда находился желающий, ему вручали обе камеры (у Себастьяна был старенький «вивитар»). Когда же пленки оказывались проявлены, выяснялось, что это разделение кадров буквально на несколько секунд действительно стоило свеч. И дело не только в секундах – еще у камер были совершенно различные манеры интерпретации игры светотени, так что даже один и тот же миг отображался глазами их объективов как два непохожих друг на друга мира. На самом деле можно одновременно прожить множество жизней – в зависимости от количества фотокамер, захватывающих их в плен фотопленки.
Он запомнит эти дни на Антигуа как неповторимые моменты, когда среди карибской жары ощущая кожей нежное дуновение морского бриза, он не думал ни о преступлениях, ни злодеяниях, ни о государственной измене. Наверное, это и есть цель и смысл медового месяца: скоротечные каникулы, когда веришь в слияние душ и тел и ничто не пятнает доверие, когда единственными секретами становятся недолговечные строки, написанные на песке следами беспечно бегущих ног и мягко стираемые морскими волнами.
Себастьян сосредоточился на Монтенерго и Торговце Пудрой. Вошел в меню и углубился в игру с двадцатью миллионами пикселей фотографии. Вскоре он уже забыл о Никки и погрузился в работу, в результате которой на снимке не осталось ни точки, что могла бы засвидетельствовать даже самое мимолетное соприкосновение жизней Торговца и Монтенегро.
5
Себастьян сидел в офисе Алисы, когда по интеркому сообщили, что ему звонят. Наверное Исабель.
– Это срочно? – поинтересовалась Алиса. Ее губы сложились то ли насмешливо, то ли нетерпеливо. А может, и с сожалением. – Если хочешь, ответь отсюда.
– Обождет, – ответил Себастьян, бессознательно дотронувшись до лежащих в кармане фотографии и дискеты.
Это не вопрос жизни и смерти, кроме того, задержку можно расценивать как его маленькую, пусть и глупую месть за то, что заставила его совершить Исабель. На столе рядом с компьютером (скринсейвер – снова и снова тонущий «Титаник») примостилась видеокамера, с которой Алиса просто обожала разгуливать по улицам и издательству, записывая на пленку, все, что казалось ей достойным запечатления. Только что она снимала Себастьяна, терзая его серией интимных вопросов об их с Никки житье-бытье, а объектив «самсунга» выдвигался, чтобы снять его крупным планом. Себастьян покрывался густым румянцем. Он терпеть не мог, когда его снимали – даже камеры системы безопасности в банках. Ему претила сама мысль оставлять свое изображение то там, то сям. Бесплотная тень.
В уголке стола лежала кучка компакт-дисков, их будут вкладывать в субботний выпуск «ТП». Первым пойдет диск фольклорной музыки Анд, потом что-нибудь из танго, Рикки Мартин, самба, рэп, техно, Селия Круз. Отличный ход, говорила Алиса, перебирая пальцами жемчужное ожерелье и то и дело сводя и разводя колени в привычном нервическом жесте; на лице ее при этом заявлении расцветала такая буйная улыбка, что вполне можно было подробнейшим образом изучить состояние ее миндалин. Статистика не врет: с момента назначения Джуниора директором издания продажи возросли на двадцать восемь процентов. Поговаривали, что главным инициатором изменений являлась Алиса, и Себастьяна это ничуть не удивляло. Алиса обладала гибким умом и убеждениями, не всеми разделяемыми, но зато позволяющими эффективно действовать: не столь важно, чтобы люди читали газету – главное, чтобы они ее покупали. Таким образом, были созданы новые приближенные к жизни рубрики – кухня, автомобили – и нещадно урезаны разделы, призванные повышать культурный уровень читателя (поскольку они не могли окупаться за счет рекламы). Счета заметно пополнялись за счет цветных выпусков пятничных приложений, а теперь добавятся и субботние компакт-диски. Больше фотографий, больше цвета, меньше текстов. Газета словно постоянно извинялась, что ее все еще приходится читать. Следующим логическим шагом было бы исчезновение текстов новостей и ограничение одними лишь заголовками (статистические исследования показывали, что у людей, прочитавших и заголовок, и сам текст новостей, в памяти сохранялось столько же информации, сколько и у тех, кто дальше заголовка не продвинулся). Что сказал бы отец Джуниора? Что газета без культурного наполнения может назваться чем угодно, но не газетой? Наверняка метался бы в бессонном бреду, не в силах смириться с мыслью, что наглая и молодая кровь от крови его (наглая, поскольку молодая), не задумываясь, выбросит за борт десятилетия потом зарабатываемого престижа и репутации. Но против цифр не попрешь: наконец-то были отвоеваны утраченные ранее позиции на рынке и по продажам издательство шло с главным конкурентом – «XXI» – ноздря в ноздрю.
– Не знаю, предупредил ли тебя мой кузен, что собирается с тобой побеседовать, – сказала она, ответив по телефону и попросив свою секретаршу больше ни с кем ее не соединять.
Нет, она не красива, решил Себастьян. Явно требовалось оцифровать и откорректировать ее слишком крупный рот и маленькие – сегодня зеленые – глаза (у нее были контактные линзы всевозможных цветов).
– Нет.
– Что ты думаешь об Элисальде? Только честно.
– Я его почти не вижу. Даже не знаю, что и сказать.
– Да? Неужели? То-то народ кругом шушукается по углам. Все шепчутся, шепчутся и шепчутся, черт бы их побрал.
Сердится что ли? Улыбнулась – нет, значит, не сердится. Себастьян обежал взглядом бежевые стены, скользнув по картине Магритте у огромного окна, в котором виднелись строящиеся здания, стремительно меняющие облик некогда пыльного и провинциального Рио-Фухитиво. Ему пришло в голову, что однажды, может быть совсем скоро – будущее наваливалось на настоящее, падало на него, словно неожиданно ворвавшийся в атмосферу огромный метеорит, – человек получит возможность выбирать заглядывающий в его окна кусочек реальности. Вот он сидит себе в Рио-Фухитиво, работает за компьютером, нажимает клавишу – и вот, пожалуйста, перед ним величественные очертания небоскребов Манхеттена (шум вертолетов и сирен скорой помощи и даже горилла на крыше Эмпайр Стэйт Билдинга). Несколько минут спустя нажимает другую кнопку и перед ним раскидываются пляжи Копакабаны – бронзовокожие garotas с белозубыми улыбками и облепленными песком округлыми попами, а повсюду певучий и забавно картавый португальский. Еще щелчок клавишами – и вокруг пылающий Рим, а Нерон знай себе перебирает струны арфы.
– Элисальде, – вздохнул Себастьян, – это посредственность, с которой и здороваться не стоит.
– Вот это другое дело. Что еще?
– Не знаю, нужно ли мне вообще о нем говорить.
– А придется, – и она театрально сдавила себе руками шею и высунула язык, словно показывая, что ждет Себастьяна, если он решит играть в молчанку.
Он представил ее с телом Дона Франсиско. С головой Энрике Иглесиаса.
– Он слишком необязательный. Появляется, когда захочет и…
– И?…
– Его издания э-э… не слишком беспристрастны – назовем это так.
– Да-да, мы в курсе. Вопрос в следующем: раз уж ты, Пиксель и Браудель по большому счету и так делаете львиную долю работы в «Фаренгейте», может, вам есть смысл заниматься этим самостоятельно? Я спрашиваю об этом именно тебя, а не Пикселя, потому что… как бы тебе сказать… в общем, тебе я больше доверяю.
Алиса выдержала небольшую паузу и продолжила:
– Наш советник полностью согласен. Он справедливо полагает, что если персонал останется на прежнем уровне, то все изменения окажутся не более чем легким макияжем. Он Элисальде на дух не переносит и справедливо полагает, что ты – наиболее приемлемая кандидатура на это место. Особенно для следующего этапа преобразований – ты ведь понимаешь, что мы не остановимся на достигнутом и будем двигаться дальше.
Себастьяна сейчас не нахваливал только ленивый. Ему приятно было сознавать, что его ценят. Возможно, причиной всему был даже не столько его бесспорный талант, но и тот факт, что сам он нравился окружающим, а на языке у него постоянно крутились шутки, с помощью которых он легко разрешал самые натянутые ситуации (за исключением разве что отношений с Никки, особенно в последние недели), да и временем своим он делился довольно щедро. Себастьян говорил, что секрет столь легкого стиля общения заключается в том, чтобы суметь представить себе собеседников обнаженными. Или с неподходящими им телами или головами. Или в каких-нибудь спецодеждах – скажем, пожарников – или вообще в монашеском облачении на фоне распевающего во все горло Singing in the Rain Джима Кэрри. С тех пор, как закрутилось дело с Цифровыми Созданиями, он развлекался подобным образом все чаще и чаще, хотя нельзя сказать, что это занятие было для Себастьяна внове – так он забавлялся с самого детства. К примеру, он воображал свою ворчливую вечно недовольную учительницу – с усушенным как палка телом их директора, а маму в момент ссоры – с огромными жировыми складками (словно стопка автомобильных покрышек) тела Паваротти. У него до сих пор сохранились некоторые из первых примитивных коллажей того времени – грубо вырезанные и приклеенные в тетрадь канцелярским клеем фотографии.
– Одно дело – заниматься дизайном журнала, и совсем другое – подбирать текстовый материал.
– Но ты же видел, где пиратствует Элисальде. Браудель днями напролет читает электронные версии газет и журналов. Ему не составит труда воровать оттуда по нескольку статеек в неделю. Это не так уж сложно. Нас не устраивает Элисальде, но мы не хотим брать кого-нибудь со стороны. По крайней мере, не в этом году – сначала нужно покрепче встать на ноги. В перспективе мы планируем расширить «светлую комнату». У нас масса идей – скажем, запустить версию on-line и так далее.
Пиксель рассказывал, что они с Брауделем обычно занимались только дизайном газеты. В один прекрасный день кому-то из Торрико пришло в голову открыть в издательстве рекламный отдел – так можно было сэкономить на выплате полагающихся рекламным агентствам комиссионных – и это дело, по сути, прибавилось к прочим занятиям отдела графического дизайна. Таким образом, предложение Алисы было более чем логичным: если «Фаренгейт 451» являл собой то, во что должна была со временем превратиться вся «ТП» (имеется в виду приоритет фотографий и цветных иллюстраций над текстовым наполнением), то рано или поздно вся их маленькая и совершенно неорганизованная душная конторка, где не было даже кондиционера, станет оперативным центром издания. И вместо обличительной статьи Росалес потребуется броская картинка Брауделя.
– Нужно подумать, – отозвался Себастьян. – Мне нелегко принимать подобные решения. Но Пиксель останется при деле…
– Только номинально. Дергать за ниточки будешь ты.
Себастьяну снова позвонили. Он поднялся, Алиса последовала его примеру и проводила до двери, цокая каблучками по свеженадраенному паркету. Ее узкая юбка подчеркивала талию и обращала внимание на крепкие мускулистые икры женщины, посещающей спортзал не менее четырех раз в неделю. Себастьян вдруг подумал, а приходилось ли ей заниматься любовью у себя в кабинете, на столе, лампы погашены и вечернее солнце омывает тело тонкой золотистой пылью («самсунг» записывает – любительское порно сейчас очень популярно)? Алиса была замужем, но ходили слухи, что Лазарте, седоволосый ведущий спортивного отдела, был ее любовником. Поговаривали, что она помогала ему деньгами и каждый раз, когда у Л азарте появлялась обновка, «повинной» в этом была Алиса.
– Что-то не так?
– Нет, все нормально.
Себастьян развернулся и быстрым шагом направился к себе.
Он поднял трубку. Звонила Исабель.
– В четыре, в «Медитерранео»?
– Я приду.
– К тебе подойдет высокий мужчина. Отдай все ему.
Раздались короткие гудки. Себастьян предпочел бы встретиться с ней. Она навевала мысли о Никки. Может, все дело в бровях? Не иначе. Прикоснулся кончиками пальцев к дискете и фотографии в кармане. Он не успокоится, пока не избавится от них.
Через несколько дней в «Tomorrow Now», обнимая Никки, утопая в сладком аромате ее духов и болтая с ее подружками, Себастьян увидел исправленную им фотографию в выпуске новостей. Журналисты сообщали, что Министерство информации предоставило прессе копию снимка с официальным заявлением, будто бы предыдущая фотография являлась жалкой фальшивкой, подброшенной оппозицией (и доказывали это некачественными размытыми копиями первоначальной версии). Что же до негатива – так он попросту исчез. А без него правительство не могло стопроцентно доказать правдивость своих высказываний, однако в результате проделанной Себастьяном работы с легкостью манипулировало общественным мнением. Пока Никки распиналась, что по закону никогда не следует доверять версии правительства, Себастьян, с бутылкой «Heineken» в руке, размышлял на тему, что наилучшая похвала его творению – невозможность определить, какая из фотографий подлинник. При условии отсутствия негатива, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22