https://wodolei.ru/catalog/shtorky/razdvijnie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Томас и его младший брат Джордж Невилл отличались, как небо и земля; Джордж был человеком ученым и получал удовольствие от общения не с людьми, а с книгами. Он стал епископом в двадцать три года и три субботы подряд оглашал в местной церкви, что мы с Джоном вступаем в брак. Однажды вечером, когда граф с женой уехали по делам в свой замок Шериф-Хаттон, а Уорик был в Кале, я сидела и светлице, вышивала и слышала, как Джон и его братья обсуждали людские достоинства и недостатки. У их ног валялись пустые бутыли, а с фресок, украшавших стены, на собутыльников смотрели лица снятой Маргариты и четырех евангелистов. Наконец Томас, которому наскучила эта тема, поднял чашу и произнес тост.
– Братья, выпьем за добродетели и святую Маргариту! – воскликнул он и допил остатки вина.
– Одной из добродетелей является трезвость, – постепенно напомнил ему Джордж и кивком указал на опустевшие бутыли. – Посмотри, сколько здесь лежит сраженных тобой воинов.
– Но ни один из них не умер без священника. Правда, брат? – пошутил изрядно выпивший Джон.
Томас одобрительно хлопнул Джона по спине, и епископ Джордж поднял руки, показывая, что сдается.
О матери Джона я знала лишь то, что она принадлежала к знатному роду Монтегью. Поскольку она была у отца единственным ребенком, то унаследовала его титул графа Солсбери, который впоследствии передала мужу. Моя свекровь была безукоризненно вежливой, но обменивалась со мной лишь парой слов; у нее не было времени на болтовню и вышивание. Графиня весь день руководила замком, а во время обеда не сводила глаз с мужа. Поскольку мы сидели за столом глядя в разные стороны, общаться нам было трудно; честно говоря, во время трапез я предпочитала разговаривать не с ней, а с Джоном. В замке существовал обычай после восхода Венеры собираться в часовне, слушать выдержки из псалтыря, читать молитву Пресвятой Деве и Святому Духу, а после вечерни ложиться спать.
Именно такую безоблачную жизнь я вела перед венчанием.
Двадцать второго апреля, в канун Юрьева дня, в замок прибыл граф Уорик со всем своим семейством и привез с собой отца Урсулы, сэра Томаса Мэлори. Урсула была вне себя от радости. Она бросилась в объятия отца, и сэр Томас расплылся в улыбке.
– Миледи, милорд Уорик – воплощение рыцарства! – воскликнула Урсула, готовя меня ко сну. Ее глаза сияли. – Такой красивый, такой величественный! Говорят, только благодаря его смелости и упорной работе Кале превратился в силу, с которой враг вынужден считаться… – Видимо, мое молчание смутило ее, потому что панегирик тут же прекратился – Вы не согласны, что он – самый славный рыцарь из ныне здравствующих? – хмуро спросила она.
Вопрос был легким.
– Нет, не согласна, – ответила я. – Самый сланный рыцарь из ныне здравствующих – это его брат Джон. – После чего мы дружно расхохотались.
Через два дня я, потерявшая сон от счастья, услышала, как церковные колокола пробили полночь. Наступил день моей свадьбы, двадцать пятое апреля.
Я сидела у окна, обхватив колени и глядя на озеро. Весенняя ночь была теплой, наполненной сладким ароматом роз, лилий, нарциссов, гвоздик и цветущей вишни; от их запаха у меня слегка кружилась голова. Наконец крик петуха известил, что ночь кончилась; землю залили золотые и рубиновые рассветные лучи.
В дубовую дверь осторожно постучали, и на пороге появилась широко улыбавшаяся Урсула.
– Ох, дорогая Исобел! Не могу поверить, что этот день наконец пришел! Какая радость, какое счастье, какое чудо!
После приезда в Рейби мы спали в разных комнатах; Урсула занимала прихожую. Но сегодня все должно было измениться еще раз. Мне предстояло переехать в просторные апартаменты Джона, а Урсуле – в собственную комнату. Я встала с диванчика и крепко обняла ее.
– Что это? – спросила она. – Почему вы плачете в такой день?
– Я буду скучать по тебе.
– Милая, разве это повод для слез? Я перееду на этаж ниже. А вы отныне будете жить с мужем.
Я снова ударилась в слезы.
– А теперь что? – всполошилась моя верная камеристка.
– Я… Урсула, я так счастлива… – выдавила я и снова обняла ее. – За что Небеса подарили мне такое счастье?
– Вы безнадежны! – засмеялись Урсула, высвобождаясь из моих объятий. – Только Небеса знают, почему они решили удовлетворить ваше сердечное желание. Кто знает, может быть, в один прекрасный день ваши потомки спасут мир? Ладно, хватит глупостей. Вы должны хорошенько подготовиться к венчанию. Начнем с ванны. – Она достала из одного сундука полотенца, из другого – чистое белье, вынула из шкатулки с румянами и мазями гребешок и повела меня вниз, в парную ванную с низким потолком, находившуюся рядом с проходом на кухню.
Урсула застелила деревянную кадку льняными полотенцами и заполнила теплой водой, и я заняли свое место на низкой скамейке. Когда я как следует отмокла, она протерла меня губкой, смоченной в травяном настое, а потом сполоснула. После ванны она тщательно вытерла мои волосы и накинула на меня шерстяной халат. Потом я прилегла в обнесенном стеной саду, повернувшись лицом к солнцу, и чуть не уснула. Но Урсула времени даром не теряла: вскоре она пришла, объявила, что волосы высохли и пора переходить к следующему этапу.
По дороге к себе мы обнаружили, что суета в замке достигла предела. Хриплый голос садовницы, распекавшей мальчишек, которые плели гирлянды из цветков вишни и белых роз, был слышен на весь коридор:
– Прекрати сейчас же, дурак, так ты оборвешь все лепестки! Оливер, ты все делаешь правильно, но слишком медленно, а у нас нет времени. Торопись, торопись!
В кухне служанки таскали туда и сюда дымившиеся горшки, а поварята с бешеной скоростью рубили овощи. Их ножи лихорадочно стучали по длинным деревянным столам; ведра с фасолью и луком доставляли главному повару, зычно командовавшему своим помощникам:
– Больше соли! Нет, меньше! Поставь сюда… нет, туда! Руби тоньше… нет, не так! Они что, собрали всех деревенских идиотов и прислали их ко мне?
Поднимаясь на третий этаж башни, мы сталкивались с запыхавшимися горничными, тащившими горы белья, и тяжело отдувавшимися слугами, доставлявшими на кухню хворост и продукты. Пажи выметали старый камыш, слуги полировали окна и вытирали пыль в углах и нишах. Снаружи тоже доносились шум и гам. Плотники сколачивали скамьи и столы для праздничного пира. Стук молотков перемежался скрипом: садовники тащили по гравию каменные цветочные вазы.
– Осторожно! – крикнул кто-то. Сразу вслед за Криком последовал звон, после чего послышались проклятия.
Прозвучавшие вдалеке трубы сообщили о приближении гостей, прибывших на свадьбу; ржание лошадей и звук голосов во дворе свидетельствовали о приезде других. Пока гости радостно приветствовали друг друга, грумы бегали взад и вперед, уводя лошадей.
Кое-кого я узнавала, потому что за проведенные Рейби три недели познакомилась со многими родственниками и близкими друзьями Джона. Мое возбуждение достигло предела.
– Посмотри, Урсула, это герцог Йорк и его герцогиня, их сын Эдуард, с которым я познакомилась и Вестминстере, худенький светловолосый второй сын по имени Эдмунд… и малыши тоже… Посмотри, как самый маленький цепляется за юбки сестры – должно быть, это Дикон… А вот и лорд Болтон со своей леди… и Коньерсы. Урсула, я обожаю Коньорсов!
– Стойте спокойно, Исобел. Как я вас накрашу, коли вы все время вертитесь?
Я пыталась ей не мешать, но то и дело косилась в окно. А вдруг приедет сама королева? Она обещала прибыть, но я в этом сомневалась. Маргарита не рискнула бы появиться на территории йоркистов. Да же после «дня любви».
– Исобел… – нарушил мои мысли голос Урсулы. – Пора надеть сорочку.
Тонкий лен нежно коснулся моего обнаженного тела, туфли из мягкой позолоченной кожи были легкими, как перья лебедя. Потом Урсула занялась моей прической. Она развязала ленты, с помощью которых пряди волос превращались в кудри, распустила локоны вокруг лица и вплела в них хрусталинки и крошечные бутоны белых роз. Я украдкой полюбовалась лежавшим на кровати свадебным платьем из белого шелка, отороченным горностаем и расшитым золотом. Рядом с ним висел венок из цветков вишни и белых роз. К нему была прикреплена фата, украшенная золотистыми кружевами, хрусталем и сверкающим жемчугом; ее следовало надеть последней.
– Дорогая миледи, теперь можно надеть платье.
Тут у двери прозвучали голоса, известившие о прибытии матери Джона, графини Алисы Монтегью, которая пришла с дочерьми, чтобы помочь мне одеться и проследить за последними приготовления ми. Но свекровь вошла в мою комнату одна; сестры Джона и камеристки остались в прихожей. Урсула быстро набросила мне на плечи шерстяной плащ, чтобы я не стояла в одной сорочке.
– Мадам… – сказала я и сделала реверанс. Мы всегда обращались друг к другу официально. Я еще плохо знала ее и не была уверена, что она не чувствует ко мне неприязни. Может быть, она недовольна тем, что ее муж заплатил за мою руку такие большие деньги? Может быть, ей не нравится, что я из лагери ланкастерцев? Может быть, я недостаточно знатна для их аристократического семейства, ведущего родословную от европейских королей, бывших наследниками самого Карла Великого? Я боялась ответов, потому что очень тосковала по своей матери и надеялась, что графиня заменит мне мать. Но у этой женщины уже было полдюжины дочерей, и она не нуждалась еще в одной.
– Идеально, – сказала она Урсуле, осмотрев мое лицо у открытого окна, и жестом велела мне повернуться. – И прическа отличная. Не вижу ни одного изъяна.
– Спасибо, миледи. – Урсула сделала шаг назад и присела в реверансе.
– А теперь оставь нас.
Я внутренне напряглась.
– Садись, моя милая. – Графиня показала мне на скамью. – Ты долго простояла на ногах, поэтому перед облачением в свадебное платье должна отдохнуть. – Выражение ее лица было непроницаемым. – Кроме того, у нас появится возможность поговорить. – Она опустилась в кресло с высокой спинкой и расправила юбки. – До сих пор у нас не было возможности поговорить по душам. Для начала немного расскажу о себе… Должно быть, ты знаешь, что меня выдали замуж по расчету. Я была единственной дочерью Томаса Монтегью, а мой муж Ричард был младшим сыном. Конечно, его хорошо обеспечивала мать Жанна, внучка Эдуарда Третьего, дочь великого герцога Ланкастера и его любимой жены Катерины Суинфорд. Но я сильно подозреваю, что отца моего мужа, Ральфа Невилла, графа Уэстморленда, привлекло то, что я была богатой наследницей, способной принести своему мужу титул графа Солсбери…
Так я и думала. Она не одобряла меня, потому что я не принесла Джону ничего, а заплатили за меня много.
– Не могу сказать, что я любила своего мужа, когда выходила за него, – продолжила графиня.
Я захлопала глазами. Большинство браков заключалось по расчету, а не по любви, но я никогда не слышала, чтобы кто-то признавался в этом.
– Мне было восемнадцать лет. – Ее тон смягчился и стал задумчивым. – Я считала, что знаю, как устроен свет, и гордилась этим. Я сделала хорошую партию, а все остальное значения не имело.
Я окаменела. Да, она принесла своему мужу графский титул, но это не дает ей права позорить меня! Я вздернула подбородок и холодно сказала:
– Миледи, я понимаю, на что вы намекаете…
Она накрыла ладонью мою руку:
– Нет, не понимаешь. Дай мне закончить. Я вышла замуж не по любви, но Господь был милостив и не лишил меня этого дара. Он дал мне не просто хорошего мужа, но замечательного человека, которого я вскоре полюбила душой и телом… За годы своего брака я открыла для себя великую истину. Любовь важнее богатства, владений и могущества.
Застигнутая врасплох, я на мгновение задумалась, а потом ответила:
– Да, мадам. Я люблю Джона.
– Не сомневаюсь, Исобел. Я рада, что ты полюбила его с самого начала и не потратила несколько лет на поиски любви. Я люблю всех своих сыновей, однако у Джона есть одно редкое качество. Он романтик. Такие люди нелегко влюбляются, но если они кому-то отдают свое сердце, то на всю жизнь. С виду он сильный, но в глубине души беззащитен и будет очень нуждаться в тебе во времена великих скорбей – да избавит нас от них Господь. Мы живем в ненадежном мире. Кто знает, какие испытания нам принесет жизнь? Исобел, такая любовь – тяжелое бремя и в то же время благословение.
– Я всегда буду рядом с Джоном и докажу, что стою его.
Она сжала мою руку:
– Признаюсь, когда Джон рассказал нам о тебе, я потревожилась. Но теперь не сомневаюсь, что ты действительно достойна его любви.
Чувства снова переполнили меня. Заметив это, графиня достала из рукава шелковый носовой платок.
– Детка, ты испортишь всю работу своей камеристки, – добродушно сказала она, вытирая мне глаза. – А теперь прими мой подарок… – Она повернулась к двери и крикнула:
– Джейн!
Вошла молодая женщина и положила на стол маленькую шкатулку. Когда она ушла, графиня заговорила опять:
– Мой сын Ричард женился на Нэн Бошан в восемь лет, поэтому я не отдала его ей. Мой сын Томас женился на вдове, поэтому я не отдала его ей. Мой младший сын Джордж является сыном Святой Матери Церкви и не нуждается в нем. – Она открыла крышку и повернула шкатулку ко мне. – Теперь я знаю, почему не рассталась с ним раньше… Оно было предназначено для тебя.
Яркий солнечный свет озарял ожерелье, напоминавшее тонкое кружево из множества роз с рубиновыми лепестками и бриллиантовыми серединками. Я ахнула и с изумлением уставилась на свекровь.
Вопрос, застывший в моих глазах, заставил ее улыбнуться.
– Да, это тебе. Никто другой его не заслуживает. Оно было подарено мне моей свекровью, Жанной Бофор. Именно благодаря этому ожерелью Алая Роза стала эмблемой Ланкастеров. То, что ты пришла к нам из стана Ланкастеров, очень кстати. Теперь я передаю его тебе.
Я сделала реверанс до пола, но свекровь подняла меня.
– Будь счастлива, дочка. Люби его, и все будет хорошо. Несмотря на самые тяжелые испытания. У кого есть любовь, у того есть все.
Мы встали, и она застегнула ожерелье на моей шее.
Я прикоснулась к нему с трепетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51


А-П

П-Я