Наверняка все деревенские хозяйки толкутся на торговой улице Зандама, такая улица там одна. Наверняка кто-то из сплетниц увидит, что Марта покупает мужскую одежду. Это не пойдет.
Он сказал, как мог ласково и подхалимски, что дорогой Марте придется съездить в Амстердам, найти магазин для толстяков и сделать там все покупки. Она поняла и согласилась — пожалуй, еще с большим энтузиазмом. Немедля достала сантиметр, обмерила дорогого своего постояльца и собралась было ехать сейчас же, так что пришлось снова ее окорачивать, говорить, что пока она доедет и найдет нужный магазин, он и закроется.
В конце концов порешили оставить это на завтра. Марта принялась готовить еду, а Умник внезапно ощутил приступ злобы, даже отчаяния: впервые за несколько лет ему было нечем заняться. Ни дела живого, ни справочников, ни любимых книг — ничего. Он не мог даже смотреть телевизор; идиотское занятие, но на самый худой конец годится, однако и этого он не мог, потому что телевизор стоял в гостиной, перед окном во всю стену, а занавешивать окна первого этажа в Голландии не полагается решительно. Это привлечет внимание более пристальное, чем покупка целого контейнера мужской одежды.
Беда была в том, что Умник не мог сейчас работать, то есть изобретать. А не мог потому, что был болен своей новой «машинкой», первый образец которой лежал закопанный в гараже, у задней стены. На бумаге — или в голове, что одно и то же — с этой темой больше нечего было делать. Надо было строить второй образец, на порядок более мощный, и картинка его, объемная картинка, давно уже нарисовалась в голове — объемная, но общая, без деталей. Чтобы появились детали, нужен Рон…
Берт шепотом выругался по-черному, покопался на жалкой книжной полочке Марты и нашел «Пиквикский клуб», книжку, которую терпеть не могла его мамаша, а он в пику ей полюбил. Раскрыл наудачу и натолкнулся на замечательный, уже много лет — с детства — любимый: период: «К обиде добавляют оскорбление, как сказал попугай, когда его привезли в Англию и заставили говорить по-английски». Он захохотал, и на душе стало много легче.
Не стану утверждать, что этот освежающий дулу хохот телепатическим путем отозвался за океаном, в мичиганском городишке Хоуэлле. Но примерно в это же время — около двух часов дня — Нелл вдруг перестала всхлипывать и объявила Джону, как старшему охраннику, что ей необходимо съездить в банк и за покупками и если уж ей запрещено одной выходить на улицу, пусть он пошлет кого-нибудь нз своих бездельников ее сопровождать. Чтобы ее не взорвали, как этот проклятый цех.
Джон галантно ответил, что почтет за счастье сопровождать мадам самолично и возьмет Смарти вести машину Нелл очень хотелось высказаться насчет черномазых, как водителей, так в пешеходов, но она воздержалась — без Умника Нелл стала Заметно менее самоуверенной.
Господин Клемент Гилберт тоже изменился за последние дни. И с него последние события посбили спеси — он так и формулировал это про себя. Три дня назад он был глянцевым человеком с журнальной обложки, носителем титула «человек года», «звездным мальчиком» — его называли и так. Был могущественным человеком, миллиардером.
Сегодня он оставался миллиардером, но ощущал себя ничтожеством. Он — делец и социолог — мог все это предвидеть. Обязан был предвидеть. Обязан, И вот теперь он сидел в своем кабинете под самой крышей своего небоскреба, механически вершил дела своей фирмы и мрачно ловил себя на мысли: все было своей все было чужое.
В огромном здании многие передвигались на цыпочках, а те, что помладше, до кого не докатывался начальственный гнев, тоже чувствовали себя вроде как прибитыми. Ходили темные слухи, что ко взрыву на Детройтском сборочном причастен кто-то из персонала — впрочем, в том не было ничего удивительного: газеты и телекомментаторы не уставали высказывать разные предположения. Браун — офицер заводской полиции, чудом спасшийся при взрыве, — был настигнут в больнице корреспондентом Си-эн-эн, и два дня подряд его отрешенное от мира лицо мелькало на телеэкранах и на газетных полосах. Показаны были и похороны Арона Стоуна на его родине, в Вирджинии, — совершенно уже романтическая история. По настоянию деда в родителей, Арона, похоронили на местном кладбище, рядом с могилами других Стоунов, черных и белых, африканцев и англосаксов: потомков рабовладельцев и потомков рабов там хоронили рядом.
Си-Джи старался не знать всего этого. Отбрасывать прочь. Звонки друзей приводили его в пущую ярость, Они воображают, что ему надо сочувствовать! Когда позвонил Тим-Лошадка, он приказал мисс Каррингтон, чтобы господина Пратти ни при каких — слышите? — ни при каких обстоятельствах с ним не соединяли.
Первый раз в жизни сухо разговаривал с матерью. И первый раз в своей ипостаси президента он бездельно сидел в кабинете, выходящем панорамным окном на самую богатую часть самого богатого города в мире, Не делал ничего. Сидел и ждал ответа от Бабаджаняна.
Пока на востоке Америки дотягивался этот мглистый и мучительный для наших героев день, на западе Европы наступила ночь.
В деревушке под Амстердамом сыпало с неба — не то снег, не то дождь; Умник вертелся с боку на бок в своей стерильно чистой спальне; среди ночи где-то далеко заблеяли овцы, он долго лежал в слушал их стонущие жалобы. В уединенном поместье у Сен-Жирона, у границы Франции с Испанией, ночь тоже прошла неспокойно: Энн Гилберт долго не засыпала — думала о Клеме, о своей незаконченной программе и, конечно, о виновнике всех бед и тревог, об Эйвоне. Тоже слушала звуки ночи; шелестел теплый ветер, дующий вверх из долины, изредка доносилось странное запредельное жужжание — в неведомой дали проносился скоростной экспресс; странно, днем поездов не слышно совсем, думала Энн. Едва ока заснула, пришлепал босыми ножонками Клем-младший; что-то привиделось ему во сне. Он забрался под одеяла и мгновенно уснул, а Энн дремала вполглаза, стерегла его, иногда проваливалась в глубокий сон и тут же просыпалась от страха: повторялось одно и то же сновидение, в котором Клем-старший брел но кирпичным развалинам и кто-то неразличимый поднимал, как в телефильме, винтовку с оптическим приделом, и тут сон обрывался.
Довольно далека от Энн, но рукой подать от Умника, в отдельном номере гостиницы франкфуртского аэропорта, спала Амалия. Она-то спала крепко, без снов, и заснула мгновенно, успев только подумать, что поступила правильна, выдержав характер и отказавшись в эту ночь спать с Джеком.
Впрочем, Джек не особенно огорчался. Он наивно полагал, что теперь крошка Аммн от него не уйдет. «Жаль, что остриглась, — думал он, засыпая. — Грива у нее была убойная»,
Для них, двух американских хранителей чужих жизней, новый день начался раньше, чем для всех других героев этой истории. В восемь ноль ноль по месткому времени Амми а Джек уже отработали утреннюю зарядку — поскольку в гостинице не было тренажеров, позанимались на пару, — прошли неприятный, немецкий душ (вода, по мнению Амалии, была жесткая), плотно позавтракали (по мнению Амалии, еда была жирная). В восемь ноль две они позвонили из автомата господину Ренну, поскольку вчера он не сумел достать нужного человека и просил перезвонить утром.
Замечательный вице-директор снова был на месте в сказал, что все улажено: шеф охраны через полчаса оставит распоряжение у секретаря, чтобы их допустили к компьютеру.
— Чтобы мы сами могли посмотреть на экран? — уточнила Амалия.
Ренн подтвердил многозначительно;
— Да, фройляйн, именно так, — и вдруг добавил:
— Э-э… Полагаю, мои люди уже прибыли во Франкфурт-на-Майне… Один из них, брюнет, сто семьдесят сантиметров, в темно-синей шляпе с полями, с девяга-ноль-ноль будет ждать контакта с вами у входа в магазин дьюти-фри «Майкл» на втором этаже. Его имя Томас, пароль — моя деловая карточка. Ваш пароль — ваша карточка с надписанным моим именем. Может подойти и ваш напарник.
Амалия неслышимо издала национальный американский вопль восторга — «у-у-ау!» — впрочем, изобразить этот визг никакими буквами нельзя. И спросила:
— Их, задача?
Ренн солидно ответил:
— Локализовать возможное наблюдение за вами противника. Томас — весьма квалифицированный специалист.
— Сердечнейше вас благодарю, господин Ренн! — воскликнула Амалия.
— О нет, это мой долг и моя служба, фройляйн, — ответствовал тот.
Амалия быстренько передала хорошие новости Джеку, они сдали ключи портье и зашагали в аэровокзал.
Этим утром Джек был настроен брюзгливо. «Имеет право, — подумала Амалия. — Дура я все-таки, что соблазнилась в ту ночь, но ведь два месяца без мужика — это и рехнуться недолго…»
— Не понимаю, почему ты так уверена, что он полетел дальше, — ворчал Джек. — Сел на поезд или автобус, и ищи-свищи…
Амалия его не слушала; ее словно била внутренняя дрожь радостного предчувствия. Она проскочила в дверь аэровокзала и вдруг ощутила, что возбуждение сыграло с ней шутку: надо немедля зайти в туалет, такое иногда уже бывало. Дамская комната была недалеко от входа, и таи Амалия обнаружила нечто приятное; автомат для продажи женских деликатных штучек — прокладок и тампонов, Собираясь в дорогу — спешно, как мы помним, — она не сунула в сумочку эти самые прокладки и по сей причине несколько страдала. Правда, прихватила трусики.
Прощу у читателя прощения за интимные подробности из жизни крошки Амалии, но они прямо связаны с ее приключениями. Она взяла пакетик из автомата, зашла в кабинку и, сидя на унитазе, принялась присобачивать прокладку к трусикам, с досадой думая, что за хлопотами забыла купить упаковку запасных: взятые из дома она уже извела. Нагнулась к коленям и увидела под дверью, дюймов на пятнадцать не достающей до пола, ноги в приметных дамских ботинках: высоких, со шнуровкой и двумя ремешками поверх шнуровки — на пряжках
Она была хорошо подготовленным профессионалом, в свое время прошла долгую тренировку наблюдательности, а за месяцы работы в Хоуэлле навыки восстановились. Только что, пробегая от автоматических дверей аэровокзала — направо и в коридор, — она зафиксировала эти нестандартные ботинки, как и тьму других деталей, лиц, человеческих фигур, автоматически оседающих в памяти. Амалия пригнулась пониже и увидела ноги до колен и край черной юбки в широкую складку; нет, это брюки-юбка… Странно: «хвосту» незачем входить в уборную следом за объектом, надо ждать снаружи, не засвечиваясь. А! Есть вариант. «Она проверяет, не назначено ли у меня здесь рандеву, — прикидывала Амалия. — Если так, она выйдет отсюда не раньше, чем я пойду к двери. И сама в кабинку не зайдет. Будет наводить красоту перед зеркалами».
Ноги тем временем исчезли. Пришлось пригнуться к самому полу; вот она где — в зальце с умывальниками, действительно…
Амалия неторопливо натянула на себя всю амуницию, одернула куртку и тоже подошла к умывальнику. Дама в черных брюках, ботинках и сизо-черном пальтеце как раз направлялась к выходу. На соседнем умывальнике осталась лежать раскрытая пудреница.
"Ложная тревога, — подумала было Амалия. — Ушла». Но подумав так, не успокоилась и в свою очередь прошла вдоль кабинок, заглядывая под двери. Тревога оказалась не ложной, ибо все кабинки были пусты. Следовательно, ботинки с пряжками убедились: здесь рандеву устраивать не с кем А на случай, если кто зайдет, ботинки оставили пудреницу: ах-ах, дамы, ах, я забыла, пришлось вернуться! Амалия вышла, оглянулась — ботинок не видно — и шепнула Джеку:
— Мы под колпаком.
Джек угрюмо кивнул и мимикой изобразил недоумение — он-де ничего не заметил. Но приотстал и шел дальше параллельным курсом, наблюдая за тылами.
…Полицейский начальник был любезен на удивление; видимо, господин Ренн чем-то его улестил. В два счета Амалия получила доступ к компьютерному терминалу, с ней и здесь были крайне любезны — предупредительны, можно сказать, и она решилась на дерзкую просьбу. Штука в том, что ей остро не хотелось называть новое имя Эйвона: не нужно, чтобы здесь знали, из-за кого такая суета. Фрау, сидящая у терминала, вызвала окно запроса, и тут Амалия — тысяча извинении, почтенная госпожа, но такова специфика нашей работы, мы не можем разглашать имя подозреваемого — попросила, чтобы та отвернулась, когда Амалия будет набирать это имя. Фрау дисциплинированно не обиделась, в строку впечаталось заветное имя ТЭКЕР, и через пару секунд выскочил ответ: Амстердам, Схипхол, рейс Na…
На этот раз Амалия не сдержалась и взвизгнула, чем немало шокировала компьютерную фрау. Впрочем, извиняться было некогда. Наступило время рандеву с человеком в синей шляпе.
И опять все прошло, как по маслу. Амалия уронила свою карточку у двери магазина, джентльмен в синей шляпе шустро ее подобрал, вошел следом, вернул карточку вместе со своей и сопроводил фройляйн в магазинные междурядья. Там они и пошептались. Не дожидаясь вопросов, Томас сказал, что пока — он подчеркнул это слово — слежки за ними не отмечено. Амалия же ответила, что она заподозрила слежку, и описала даму в черных ботинках, Тут парень присвистнул и сказал; «Ого! Вот это класс! Как вы ее установили?» Оказалось, это его подчиненная, которой поручено охранять Амалию на территории аэровокзала.
— Ну, вы даете, — сказала Амалия, однако не стала спрашивать, как они ее, Амалию, узнали — в сущности, это дело техники.
— Да уж как умеем, — сказал Томас.
Они с удовольствием смотрели друг на друга. Приятный парень, типичная «нянька»; очень ловко маскируется под гомика, подумала Амалия. Одобрительно покивала. ему и взяла банку шипучки для себя и банку клюквенного сока для Джека: надо хоть малость утешить напарника… Томас спросил, чем он может быть полезен прекрасной даме. Амалия сказала, что неплохо бы устроить так, чтобы они с напарником отбыли в Амстердам без «хвоста» — и вообще, чтобы никто не знал об этом факте их биографии. Томас собрал у глаз морщинки и объяснил, что такую задачу трудно выполнить в этом Вавилоне: наружку уверенно не отследишь, а скрыть их отбытие от всего мира не удастся наверняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44