Все для ванной, здесь
Подумала: «После такой ночи ни с кем другим уже не сможешь делить ложе». Волна страсти охватила ее. Она закрыла глаза и отдала ему себя. Студент почувствовал к ней нежность. Его рука бродила меж раскинутых грудей, скользила по животу, наслаждаясь нежностью бархатной кожи, и наконец спустилась к лобку. Он погрузил руку в лоно и, побродив там, сказал:
– Сестричка! Сколь роскошны и пышны здешние ваши владения! – Он взял точеную ручку Чжэньнян и, вложив ей в руку удилище, приказал направить его в лоно.
– Они созданы друг для друга: мой уд и твое лоно. Чжэньнян провела рукой по его янскому орудию.
– Эйя! И вначале был не мал, а теперь так и вовсе непомерных размеров! Цуней шесть-семь, а то и больше. А тверд, точно из железа. И как горяч! Он будто пьет мою влагу.
Молодые люди получали огромное удовольствие от того, что забирались в свои самые сокровенные места. И так, лаская друг друга, они вновь возгорелись желанием и вдохновились. Студент преисполнился намерением еще раз насладиться Чжэньнян. Он взял в руки ян и погрузил его в нее. Из лона изливалась влага страсти. Студент крякнул и будто насквозь проткнул ее. Потом принялся играть в «черепашью головку», то удлиняясь, то сокращаясь. Чжэньнян взвизгнула и закричала во весь голос:
– Вот сейчас я чувствую полное ублаготворение! – Тут же торопливо спросила: – Отчего ваше орудие стало таким большим? Сейчас умру! Откуда ты взялся, добрый человек? Как зовут и какого роду? Ответьте мне. Вы владеете дивным искусством, ведь не от рождения оно у вас? Так скажите, что это за способы?
Услыхав ее вопросы, студент подумал: «Моя сестрица умна и сообразительна. А впрочем, и другие догадывались».
– Красавица настолько умна, что не станет пытать меня. А потом, как мне разговаривать: пребывая в ней или мне надлежит вытащить сей предмет?
– Пусть будет там, где он сейчас. Зачем его вытаскивать?
– Значит, красавица не хочет, чтобы его вытаскивали?
– Не хочу, ибо скорее умру, чем расстанусь с ним. Пусть пребывает во мне, а вы рассказывайте.
– Ладно. Так вот, не так давно я прочел одну строку, имя сочинителя не помню. Пусть красавица отгадает, кто сочинитель.
– Что же это за строка? Я все стихи помню наизусть. И тогда студент прочел:
Весна играет бликами рассвета,
и девушка, как уточка цветастая, в шелках…
– Это мои стихи! – перебила его Чжэньнян. – Откуда вы их знаете?
– А пусть красавица прислушается к голосу и интонациям того, кто склонился над ней? Разве мой голос не напоминает ей кого-то?
– Ах как нехорошо!.. Вы? Вы мой двоюродный брат!
– Верно. Я ваш двоюродный брат. «Родственник! А теперь и еще более родственник! Что делать? – подумала Чжэньнян. – Провела с ним полночи в постели, предавалась любовным ласкам и так и сяк, преподнесла ему себя так, что дальше некуда, а он, оказывается, мой братец». Она устыдилась и, наверное, покраснела, с точностью сказать невозможно, ибо было темно. «Но раз уж так случилось, – подумала она, – что проку стыдиться или горевать».
– Господин Фын! Ваша сестра поистине человек дурного поведения. Она заслуживает, чтобы вы покинули ее или сослали в дальние края. Судьба моя – из самых несчастных. Горька моя жизнь. К счастью, сегодня Юйин придумала способ, как мне прийти сюда. Молю вас, не смейтесь надо мной!
– Я в таком дивном восторге, о чем ты говоришь?
– Я слышала, братец сказал, что ведет жизнь евнуха. Готова отдать все золото, что имею, лишь бы следовать за ним.
Она еще подумала, что такого молодца с его дивными умениями, способами и приемами всякая согласится взять в мужья. А сейчас еще и сестрица Юйин крутит с ним любовь! И, не зная, согласен он или нет, еще раз повторила просьбу.
– Не собираюсь тебя бросать и не намерен уезжать домой. В чувствах мы одинаковы, к тому еще не мыслим розно.
– Едва увидела вас, – сказала Чжэньнян, – точно голову потеряла. Возгорелась, и все мысли – только о братце. Ныне встретились благодаря участию Юйин. А может, потому, что меж нами старая связь судьбы? Кто знает! Одно скажу – отныне не смогу расстаться с вами.
Услышав ее признание, студент возликовал. Он снова поднял палочки и заколотил по барабану, играя бой, и снова ее тело, точно лодка, раскачиваемая встречной волной, колыхалось под ним. Студент дошел до неистовства и вновь и вновь бросал себя на нее. Бывает же так:
Во сне сошлись на яшмовой террасе,
объятия ж сплели в простой харчевне!
Едва студент и Чжэньнян познали сладость «облаков и дождей», дверь отворилась и в комнату вошли Юйин и Цяонян. Каждая держала светильник.
– Поздравляем вас, – сказали они, подойдя к кровати. – Ныне вы дважды породнились.
– Ну что ж. Потешим чувства, будем губить плоть, в этом весь интерес, – сказала Цяонян.
– Сестрицы, – ответила девушкам Чжэньнян. – Сей предмет принадлежит только моей семье, и я, как его хозяин, беру оное с собой.
– Не спеши! Не спеши! – остановил ее студент. – Ночь не кончилась, и день еще не занялся. Я точно странник, спустившийся с Луншаньских гор, не насытился любовью.
Цяонян, не отличавшаяся особой вежливостью, принялась через голову срывать с себя платье. В тот же миг Юйин сбросила юбку и кофту. Совершенно обнаженные девушки направились к кровати. И как хороши они были в неровных бликах светильников! Гладкая и нежная кожа блистала оттенками нефрита и белела в темноте, точно только что выпавший снег. На студента пахнуло ароматом свежих девичьих тел. Это было похоже, как если бы вы, читатель, вдруг ощутили благоухание весенних орхидей.
Студент отдал предпочтение Цяонян и привлек ее к себе. Он точно орел взлетел на нее. Как говорится, растреножил коня и пустил пастись по ее цветущему лугу. Юйин стояла рядом. Она обняла студента за поясницу и прильнула к нему. Ее хрупкое тело походило на плывущую по воде и колеблемую волнами тыкву-горлянку. Но вот на цветущий луг Цяонян легли благоуханные росы. Она обмякла. Пока ей больше не хотелось играть в любовь и она, оставив это занятие, решила отдохнуть и скоро заснула. Настал черед Юйин. Ее охватила безудержная страсть. Она взяла в руки янское орудие и решила сама оседлать жеребца. Она направила удилище в себя и засунула поглубже. Студент вдохновился и, как юный бог, грубо ворвался в ее цветущий чертог. Он целил в нее и одну за одной метал стрелы. Юйин зазвучала всеми звуками страсти, прося студента не переставать делать эту прекрасную работу. Сердце ее ликовало, она утопала в потоке влаги лона. Чжэньнян, стоящая рядом, насмешливо заметила им:
– Сестрицы, вы обе похожи на голодных комаров, учуявших кровь, или на диких кошек, набросившихся на сырое мясо.
Студент снова и снова вступал с ней в любовную схватку. Но вот Юйин будто окаменела, кожа ее похолодела. Чжэньнян стала опасаться, как бы безудержная страсть не сказалась пагубно на студенте, и наотрез отказалась сплести с ним объятия. Но где было ей знать, что студент, овладев искусством владения янским орудием, мог проводить ночь с десятком прекрасных дев! Где было ей знать, что, обладая тайным искусством и зельем, он может никогда не спускать тетивы! Где было ей знать, что им движет чудесный волшебный корень, источник всего живого на земле! Он мог бы собрать здесь и сто дев! И что ему, такому молодцу, эти три красавицы?
Студент повелительно приказал своей двоюродной сестричке подойти к нему. Чжэньнян снова охватила волна желания. Она подбежала к нему, влезла на кровать и расставила ноги. Гордо и независимо стоял перед ней корень вселенной, расположившись прямо над входом в ее нефритовый чертог. И Чжэньнян, так же как Юйин, оседлала жеребца, она опустилась на янское орудие, сильным движением заглубив его насколько возможно. Стала точно тыква-горлянка с затычкой, а тот, войдя в цветочные чертоги, принялся резво гулять в ней, раскачивая девушку во все стороны. Ее лоно, наполненное чужой плотью, пребывало в блаженстве. Вот уже Чжэньнян излила душистую влагу естества, аромат которого поплыл над простынями. Студент походил на орла, распластавшего крылья на изголовье, или на дракона, обвивавшего три стебля, распростертых рядом. Те же, точно три фениксовых птенца, ворковали на парчовых простынях и одеялах. И снова и снова вакханалия страсти, окрашиваясь в таинственные краски ночи, танцевала свой изящный танец в этой спальне. Четверо любовников непрерывно сплетали объятия, пока не побелело на востоке. Но вот пропели петухи, возвещая, что солнечный круг медленно выплывает из-за горизонта.
Увидев, что светает, Цяонян накинула платье и вышла. Она открыла двери в буфетную, собираясь накрыть стол. Юйин тоже вскочила и отправилась на кухню варить отвары и бульоны, жарить и парить, а потом Чжэньнян и студент поднялись с постели и оделись.
– Любезный братец! – сказала ему Чжэньнян. – После этой ночи моя любовь к вам не исчезла, а напротив, стала преданней. А вернусь домой, все станет по-другому.
– Сестрица! Ваш брат прост и груб. Он всю ночь топтал ваше благоуханное тело. Но это так прекрасно, что кажется фантастическим!
– Я точно цветок, сорванный ветром, точно ива с обломанными ветвями и как самая глупая девка приклеилась к вам! Но одного боюсь: скажете, что я развратна, и тогда я заслуживаю лишь презрение.
– Не говори чепухи, дорогая.
Молодые люди умылись, причесались и пошли завтракать. Цяонян расставила вино и закуски. Благодатный аромат яств разнесся по дому. Любезные друг другу молодые люди разговаривали и шутили. Чувство любви и приязни между студентом и Чжэньнян с каждой минутой крепло. Вот уж где уместно сказать:
Двоюродные брат и сестра
породнились дважды.
Скрепила любовь их судьба –
такое в жизни бывает
только однажды.
Глава VI
Две юные девы лицезреют таинство любви,
а старшая сестра в укромном углу
сплетает объятия со студентом
Ночь, проведенная на подворье, словно фениксовой смолой скрепила любовь Чжэньнян и студента.
– Сестрица! – сказал он ей. – Порядки в доме тети строгие, и навряд ли ты всякую ночь сможешь подносить мне свое благоуханное тело. Как быть?
– Однажды нам удалось разделить изголовье. Если в сердце господина я найду отклик, дело наладится, разве не в одном доме живем?
Закончив разговор, Чжэньнян стала собираться домой, опасаясь, что матушка забеспокоится. Цяонян позвала паланкинщиков, чтобы те отвезли барышню домой.
Чжэньнян вернулась домой и, увидев матушку и сестер, сказала им:
– Была в гостях у названых сестер.
Младшие сестры промолчали – не посмели рта раскрыть, но про себя подумали: «Лишь одну ночь провела сестрица вне дома, и ее печалей как не бывало. У нее совсем иной вид и совсем другое настроение. Как бы это не навлекло на нее подозрение!»
– Тебя будто подменили. Совершенно другая! – сказала ей мать.
– Это оттого, что ушли мои печали. – И с этими словами она прошла в свою комнату.
Оставшись на подворье, студент не преминул снова сплести объятия с красотками с постоялого двора. И только тогда, когда солнце стало клониться к закату, он вернулся в усадьбу госпожи Лань.
Там уже ужинали. Студент поклонился тетке и сестрицам. Госпожа Лань обратилась к нему с вопросом:
– Дорогой племянник! Во мне всегда жило стремление повидать другие земли. Скажи мне, если сравнить область Янчжоу и Лоян, то много ли сродственного? Хотя и нельзя те земли назвать райскими, но хотелось бы мне полюбоваться тамошними пейзажами.
– Дорогая тетя! В каждой земле у людей свои обычаи и нравы, так же, как и повадки. Так же и у земель – в каждой есть такое, что непохоже, что отличает ее.
И, сказав так, он присоединился к ужинавшим. Во главе стола сидела госпожа Лань, слева – дочери, а по правую сторону – студент. Когда бокалы опустели, студент воротился в библиотеку. Сестры занялись домашними делами, потом Чжэньнян ушла к себе и легла спать. Ее печалей и тоски как не бывало – будто смыло водой, текущей на восток. Переполненная воспоминаниями о ласках и объятиях студента, она предалась мыслям о любви: «Едва познав страсть мужа, я поняла одно: муж и жена – единая плоть. Но, оказывается, эта плоть может быть разная – и большая и малая. Да и в том есть разница, как долго тебя любят? Но откуда у моего двоюродного братца этот дивный талант? Просто химера то, чем он обладает! Ведь у других наверняка нет ничего похожего. Если бы сегодня я не встретила его, то не узнала бы прелестей любви. Но если бы не Юйин, не было бы этой встречи. Как я ей завидую! Но лучше об этом не сознаваться ни себе, ни другим».
Была дивная ночь – на небе во всю силу сияла луна. Вдруг ее слуха коснулась нежная мелодия флейты. Это вместе играли сестры и служанка. Пань Жолань присоединилась к ним, и вот уже четыре флейты сливали мелодию в один напев. Слушая их, Чжэньнян продолжала размышлять о любви и студенте: «Кто знает, может быть, слово «луна», которое составляет часть его имени, таит в себе разгадку его сущности? Свирель или флейта – символы его мужской ипостаси. Фамилия братца – Фын и звучит так же, как слово «феникс». Вот и складывается, что имя и фамилия моего брата могут быть истолкованы как «феникс, рожденный луной». Тогда понятно, откуда его нечеловеческая сила. Как счастлива я, зная, что между нами существует старая связь судьбы, которая не знает ни времени, ни пространства».
Мягкий весенний ветер коснулся лица Чжэньнян, и она улыбнулась этому прикосновению. Вот уж верно гласит старинное присловье:
Одним лишь обломком
носорожьего волшебного рога
можно сотню красоток
любовью дарить до гроба.
Тем временем студент, уединившись в библиотеке, предавался размышлениям о любезных его сердцу красавицах, с коими он имел телесное общение. Он обрел то, чего так чаял, и теперь красавицы дарили ему улыбки и любовь. Мираж былых воспоминаний реял над ним, и ему вспомнилась Мяонян, которая, преисполнившись глубокой любовью, отдала ему не только золото, но и жизнь свою. Кто знал, что столь кратким будет век, отведенный ей судьбой! Перед его глазами мелькнула Айюэ. Неизвестно, где теперь она обреталась? А в этот дом, похоже, привела его сама судьба. Ведь он отправился за тысячу ли с единственной целью – повидать тетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– Сестричка! Сколь роскошны и пышны здешние ваши владения! – Он взял точеную ручку Чжэньнян и, вложив ей в руку удилище, приказал направить его в лоно.
– Они созданы друг для друга: мой уд и твое лоно. Чжэньнян провела рукой по его янскому орудию.
– Эйя! И вначале был не мал, а теперь так и вовсе непомерных размеров! Цуней шесть-семь, а то и больше. А тверд, точно из железа. И как горяч! Он будто пьет мою влагу.
Молодые люди получали огромное удовольствие от того, что забирались в свои самые сокровенные места. И так, лаская друг друга, они вновь возгорелись желанием и вдохновились. Студент преисполнился намерением еще раз насладиться Чжэньнян. Он взял в руки ян и погрузил его в нее. Из лона изливалась влага страсти. Студент крякнул и будто насквозь проткнул ее. Потом принялся играть в «черепашью головку», то удлиняясь, то сокращаясь. Чжэньнян взвизгнула и закричала во весь голос:
– Вот сейчас я чувствую полное ублаготворение! – Тут же торопливо спросила: – Отчего ваше орудие стало таким большим? Сейчас умру! Откуда ты взялся, добрый человек? Как зовут и какого роду? Ответьте мне. Вы владеете дивным искусством, ведь не от рождения оно у вас? Так скажите, что это за способы?
Услыхав ее вопросы, студент подумал: «Моя сестрица умна и сообразительна. А впрочем, и другие догадывались».
– Красавица настолько умна, что не станет пытать меня. А потом, как мне разговаривать: пребывая в ней или мне надлежит вытащить сей предмет?
– Пусть будет там, где он сейчас. Зачем его вытаскивать?
– Значит, красавица не хочет, чтобы его вытаскивали?
– Не хочу, ибо скорее умру, чем расстанусь с ним. Пусть пребывает во мне, а вы рассказывайте.
– Ладно. Так вот, не так давно я прочел одну строку, имя сочинителя не помню. Пусть красавица отгадает, кто сочинитель.
– Что же это за строка? Я все стихи помню наизусть. И тогда студент прочел:
Весна играет бликами рассвета,
и девушка, как уточка цветастая, в шелках…
– Это мои стихи! – перебила его Чжэньнян. – Откуда вы их знаете?
– А пусть красавица прислушается к голосу и интонациям того, кто склонился над ней? Разве мой голос не напоминает ей кого-то?
– Ах как нехорошо!.. Вы? Вы мой двоюродный брат!
– Верно. Я ваш двоюродный брат. «Родственник! А теперь и еще более родственник! Что делать? – подумала Чжэньнян. – Провела с ним полночи в постели, предавалась любовным ласкам и так и сяк, преподнесла ему себя так, что дальше некуда, а он, оказывается, мой братец». Она устыдилась и, наверное, покраснела, с точностью сказать невозможно, ибо было темно. «Но раз уж так случилось, – подумала она, – что проку стыдиться или горевать».
– Господин Фын! Ваша сестра поистине человек дурного поведения. Она заслуживает, чтобы вы покинули ее или сослали в дальние края. Судьба моя – из самых несчастных. Горька моя жизнь. К счастью, сегодня Юйин придумала способ, как мне прийти сюда. Молю вас, не смейтесь надо мной!
– Я в таком дивном восторге, о чем ты говоришь?
– Я слышала, братец сказал, что ведет жизнь евнуха. Готова отдать все золото, что имею, лишь бы следовать за ним.
Она еще подумала, что такого молодца с его дивными умениями, способами и приемами всякая согласится взять в мужья. А сейчас еще и сестрица Юйин крутит с ним любовь! И, не зная, согласен он или нет, еще раз повторила просьбу.
– Не собираюсь тебя бросать и не намерен уезжать домой. В чувствах мы одинаковы, к тому еще не мыслим розно.
– Едва увидела вас, – сказала Чжэньнян, – точно голову потеряла. Возгорелась, и все мысли – только о братце. Ныне встретились благодаря участию Юйин. А может, потому, что меж нами старая связь судьбы? Кто знает! Одно скажу – отныне не смогу расстаться с вами.
Услышав ее признание, студент возликовал. Он снова поднял палочки и заколотил по барабану, играя бой, и снова ее тело, точно лодка, раскачиваемая встречной волной, колыхалось под ним. Студент дошел до неистовства и вновь и вновь бросал себя на нее. Бывает же так:
Во сне сошлись на яшмовой террасе,
объятия ж сплели в простой харчевне!
Едва студент и Чжэньнян познали сладость «облаков и дождей», дверь отворилась и в комнату вошли Юйин и Цяонян. Каждая держала светильник.
– Поздравляем вас, – сказали они, подойдя к кровати. – Ныне вы дважды породнились.
– Ну что ж. Потешим чувства, будем губить плоть, в этом весь интерес, – сказала Цяонян.
– Сестрицы, – ответила девушкам Чжэньнян. – Сей предмет принадлежит только моей семье, и я, как его хозяин, беру оное с собой.
– Не спеши! Не спеши! – остановил ее студент. – Ночь не кончилась, и день еще не занялся. Я точно странник, спустившийся с Луншаньских гор, не насытился любовью.
Цяонян, не отличавшаяся особой вежливостью, принялась через голову срывать с себя платье. В тот же миг Юйин сбросила юбку и кофту. Совершенно обнаженные девушки направились к кровати. И как хороши они были в неровных бликах светильников! Гладкая и нежная кожа блистала оттенками нефрита и белела в темноте, точно только что выпавший снег. На студента пахнуло ароматом свежих девичьих тел. Это было похоже, как если бы вы, читатель, вдруг ощутили благоухание весенних орхидей.
Студент отдал предпочтение Цяонян и привлек ее к себе. Он точно орел взлетел на нее. Как говорится, растреножил коня и пустил пастись по ее цветущему лугу. Юйин стояла рядом. Она обняла студента за поясницу и прильнула к нему. Ее хрупкое тело походило на плывущую по воде и колеблемую волнами тыкву-горлянку. Но вот на цветущий луг Цяонян легли благоуханные росы. Она обмякла. Пока ей больше не хотелось играть в любовь и она, оставив это занятие, решила отдохнуть и скоро заснула. Настал черед Юйин. Ее охватила безудержная страсть. Она взяла в руки янское орудие и решила сама оседлать жеребца. Она направила удилище в себя и засунула поглубже. Студент вдохновился и, как юный бог, грубо ворвался в ее цветущий чертог. Он целил в нее и одну за одной метал стрелы. Юйин зазвучала всеми звуками страсти, прося студента не переставать делать эту прекрасную работу. Сердце ее ликовало, она утопала в потоке влаги лона. Чжэньнян, стоящая рядом, насмешливо заметила им:
– Сестрицы, вы обе похожи на голодных комаров, учуявших кровь, или на диких кошек, набросившихся на сырое мясо.
Студент снова и снова вступал с ней в любовную схватку. Но вот Юйин будто окаменела, кожа ее похолодела. Чжэньнян стала опасаться, как бы безудержная страсть не сказалась пагубно на студенте, и наотрез отказалась сплести с ним объятия. Но где было ей знать, что студент, овладев искусством владения янским орудием, мог проводить ночь с десятком прекрасных дев! Где было ей знать, что, обладая тайным искусством и зельем, он может никогда не спускать тетивы! Где было ей знать, что им движет чудесный волшебный корень, источник всего живого на земле! Он мог бы собрать здесь и сто дев! И что ему, такому молодцу, эти три красавицы?
Студент повелительно приказал своей двоюродной сестричке подойти к нему. Чжэньнян снова охватила волна желания. Она подбежала к нему, влезла на кровать и расставила ноги. Гордо и независимо стоял перед ней корень вселенной, расположившись прямо над входом в ее нефритовый чертог. И Чжэньнян, так же как Юйин, оседлала жеребца, она опустилась на янское орудие, сильным движением заглубив его насколько возможно. Стала точно тыква-горлянка с затычкой, а тот, войдя в цветочные чертоги, принялся резво гулять в ней, раскачивая девушку во все стороны. Ее лоно, наполненное чужой плотью, пребывало в блаженстве. Вот уже Чжэньнян излила душистую влагу естества, аромат которого поплыл над простынями. Студент походил на орла, распластавшего крылья на изголовье, или на дракона, обвивавшего три стебля, распростертых рядом. Те же, точно три фениксовых птенца, ворковали на парчовых простынях и одеялах. И снова и снова вакханалия страсти, окрашиваясь в таинственные краски ночи, танцевала свой изящный танец в этой спальне. Четверо любовников непрерывно сплетали объятия, пока не побелело на востоке. Но вот пропели петухи, возвещая, что солнечный круг медленно выплывает из-за горизонта.
Увидев, что светает, Цяонян накинула платье и вышла. Она открыла двери в буфетную, собираясь накрыть стол. Юйин тоже вскочила и отправилась на кухню варить отвары и бульоны, жарить и парить, а потом Чжэньнян и студент поднялись с постели и оделись.
– Любезный братец! – сказала ему Чжэньнян. – После этой ночи моя любовь к вам не исчезла, а напротив, стала преданней. А вернусь домой, все станет по-другому.
– Сестрица! Ваш брат прост и груб. Он всю ночь топтал ваше благоуханное тело. Но это так прекрасно, что кажется фантастическим!
– Я точно цветок, сорванный ветром, точно ива с обломанными ветвями и как самая глупая девка приклеилась к вам! Но одного боюсь: скажете, что я развратна, и тогда я заслуживаю лишь презрение.
– Не говори чепухи, дорогая.
Молодые люди умылись, причесались и пошли завтракать. Цяонян расставила вино и закуски. Благодатный аромат яств разнесся по дому. Любезные друг другу молодые люди разговаривали и шутили. Чувство любви и приязни между студентом и Чжэньнян с каждой минутой крепло. Вот уж где уместно сказать:
Двоюродные брат и сестра
породнились дважды.
Скрепила любовь их судьба –
такое в жизни бывает
только однажды.
Глава VI
Две юные девы лицезреют таинство любви,
а старшая сестра в укромном углу
сплетает объятия со студентом
Ночь, проведенная на подворье, словно фениксовой смолой скрепила любовь Чжэньнян и студента.
– Сестрица! – сказал он ей. – Порядки в доме тети строгие, и навряд ли ты всякую ночь сможешь подносить мне свое благоуханное тело. Как быть?
– Однажды нам удалось разделить изголовье. Если в сердце господина я найду отклик, дело наладится, разве не в одном доме живем?
Закончив разговор, Чжэньнян стала собираться домой, опасаясь, что матушка забеспокоится. Цяонян позвала паланкинщиков, чтобы те отвезли барышню домой.
Чжэньнян вернулась домой и, увидев матушку и сестер, сказала им:
– Была в гостях у названых сестер.
Младшие сестры промолчали – не посмели рта раскрыть, но про себя подумали: «Лишь одну ночь провела сестрица вне дома, и ее печалей как не бывало. У нее совсем иной вид и совсем другое настроение. Как бы это не навлекло на нее подозрение!»
– Тебя будто подменили. Совершенно другая! – сказала ей мать.
– Это оттого, что ушли мои печали. – И с этими словами она прошла в свою комнату.
Оставшись на подворье, студент не преминул снова сплести объятия с красотками с постоялого двора. И только тогда, когда солнце стало клониться к закату, он вернулся в усадьбу госпожи Лань.
Там уже ужинали. Студент поклонился тетке и сестрицам. Госпожа Лань обратилась к нему с вопросом:
– Дорогой племянник! Во мне всегда жило стремление повидать другие земли. Скажи мне, если сравнить область Янчжоу и Лоян, то много ли сродственного? Хотя и нельзя те земли назвать райскими, но хотелось бы мне полюбоваться тамошними пейзажами.
– Дорогая тетя! В каждой земле у людей свои обычаи и нравы, так же, как и повадки. Так же и у земель – в каждой есть такое, что непохоже, что отличает ее.
И, сказав так, он присоединился к ужинавшим. Во главе стола сидела госпожа Лань, слева – дочери, а по правую сторону – студент. Когда бокалы опустели, студент воротился в библиотеку. Сестры занялись домашними делами, потом Чжэньнян ушла к себе и легла спать. Ее печалей и тоски как не бывало – будто смыло водой, текущей на восток. Переполненная воспоминаниями о ласках и объятиях студента, она предалась мыслям о любви: «Едва познав страсть мужа, я поняла одно: муж и жена – единая плоть. Но, оказывается, эта плоть может быть разная – и большая и малая. Да и в том есть разница, как долго тебя любят? Но откуда у моего двоюродного братца этот дивный талант? Просто химера то, чем он обладает! Ведь у других наверняка нет ничего похожего. Если бы сегодня я не встретила его, то не узнала бы прелестей любви. Но если бы не Юйин, не было бы этой встречи. Как я ей завидую! Но лучше об этом не сознаваться ни себе, ни другим».
Была дивная ночь – на небе во всю силу сияла луна. Вдруг ее слуха коснулась нежная мелодия флейты. Это вместе играли сестры и служанка. Пань Жолань присоединилась к ним, и вот уже четыре флейты сливали мелодию в один напев. Слушая их, Чжэньнян продолжала размышлять о любви и студенте: «Кто знает, может быть, слово «луна», которое составляет часть его имени, таит в себе разгадку его сущности? Свирель или флейта – символы его мужской ипостаси. Фамилия братца – Фын и звучит так же, как слово «феникс». Вот и складывается, что имя и фамилия моего брата могут быть истолкованы как «феникс, рожденный луной». Тогда понятно, откуда его нечеловеческая сила. Как счастлива я, зная, что между нами существует старая связь судьбы, которая не знает ни времени, ни пространства».
Мягкий весенний ветер коснулся лица Чжэньнян, и она улыбнулась этому прикосновению. Вот уж верно гласит старинное присловье:
Одним лишь обломком
носорожьего волшебного рога
можно сотню красоток
любовью дарить до гроба.
Тем временем студент, уединившись в библиотеке, предавался размышлениям о любезных его сердцу красавицах, с коими он имел телесное общение. Он обрел то, чего так чаял, и теперь красавицы дарили ему улыбки и любовь. Мираж былых воспоминаний реял над ним, и ему вспомнилась Мяонян, которая, преисполнившись глубокой любовью, отдала ему не только золото, но и жизнь свою. Кто знал, что столь кратким будет век, отведенный ей судьбой! Перед его глазами мелькнула Айюэ. Неизвестно, где теперь она обреталась? А в этот дом, похоже, привела его сама судьба. Ведь он отправился за тысячу ли с единственной целью – повидать тетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24