Ясудзиро. Ну, так и я тебе не дал.
Харуко. Иногда я жалею.
Ясудзиро. Я хотел быть профессором.
Харуко. Но кто же знал, что у нас так скоро будет ребенок…
Ясудзиро. Дурак был.
Харуко. Раскаиваешься?
Ясудзиро (останавливается; помрачнев). Не задавай таких вопросов, ладно?
Харуко. Ты слышал насчет завтрашнего дня? Все собираются у дядюшки. Прощальный обед. С японскими блюдами.
Ясудзиро. Хм.
Харуко. Ты уж не подведи, ладно? (Берет сверток.) Я ненадолго сбегаю вниз.
Ясудзиро. Давай, я пока еще здесь побуду. До чего душно. Надо проветрить голову и придумать какой-нибудь аттракцион. Что-нибудь необычное, эффектное, а то не разбогатеешь.
Харуко. Особенно-то богатеть не обязательно.
Ясудзиро. Да ну тебя. От твоей скромности просто тоска берет.
Харуко. Ну, пока!
Ясудзиро (по-детски машет рукой). Пока!
Харуко спускается вниз. Музыки уже не слышно. Становится темно. В окнах домов, обступивших крышу, зажигается свет. Ясудзиро, бормоча себе под нос популярную песенку, ложится на скамейку и пьет виски. На крышу выходит Гэмпати. Он выглядит неопрятно и тоже навеселе.
Гэмпати. Хелло! Хелло! Я вижу, дела идут блестяще.
Ясудзиро. Как же иначе.
Гэмпати. Хе-хе. Надо бы поделиться, а?
Ясудзиро. Послушай, ты слишком любишь попрошайничать. Это в высшей степени некрасиво.
Гэмпати. Дружище! Тут хотя и крыша, а все-таки услышать могут. (Принимает из рук Ясудзиро бутылку, делает глоток, но там уже почти ничего не осталось.) Я, видишь ли, из тех, у кого деньги не залеживаются. Вон мистер Ямасита, уж на что одаренная личность, а не разбогател. Это, должно быть, от воспитания зависит.
Ясудзиро. Да кому ты это рассказываешь, всем известно, кто ты такой. Тебя с утра до вечера жажда мучит.
Гэмпати. Понимаешь, Америка всегда была свалкой для человеческих отбросов из Европы. Кишит отбросами. Вот кого жажда-то мучит. Иные заживут хорошо, а жажда все равно не проходит. И молодым это передается. Молодые такие, энергичные, бодрые жадины. Терпеть не могу.
Ясудзиро. Перестань говорить гадости.
Гэмпати. Бойкая и голодная публика эти американцы. Куда нам против их жизненной силы. (Глубоко вздохнув.) У меня, например, духу больше не хватает. Представляешь, я теперь боюсь садиться за карты. Только в дурака играю. В дурака! По двадцать, по тридцать центов. А что, вдруг тысяча-другая набежит? Вот поеду как-нибудь в китайский квартал… У тебя-то на все хватает духу, а? Знаешь, что денег нет, а сам…
Ясудзиро. Да перестань ты. Мне в последнее время здорово не по себе.
Гэмпати. Вот-вот. Тебе нужен стимул. Будь поэнергичнее, ты же мужчина…
Ясудзиро. Мотаешься, мотаешься с этими заказами, ног под собой не чуешь от усталости, а комиссионные грошовые. Изо всех сил работал – и никакого толку.
Гэмпати. Дело в характере. Сочувствую. От меня и то будет толк, если с умом использовать. Только этого никто не понимает. Ну, да что говорить. Тем хуже для общества.
Ясудзиро. Нас всех валят в одну кучу, без разбора. Никто не желает видеть в человеке личность. Как будто мы заводные куклы! С пустой головой, только руки-ноги движутся.
Гэмпати. Это точно. Завели пружинку – и пожалуйста. (Изображает движущуюся куклу.)
В глубине сцены появляются Харуко и Тосико. Увидев, как Гэмпати изображает куклу, они начинают было смеяться, но тут же замечают в поведении мужчин что-то странное и напряженно замолкают. Гэмпати, пытается допить виски.
Ясудзиро. Да вот даже эти дома, которые нас обступили, – как они давят, как тягостно от них. Сколько ни барахтайся, все равно ты просто-напросто статист из массовки! Собственная воля только мешает. Втянула тебя эта машина и крутит, пока с ног не свалишься, пока не рухнешь.
Гэмпати. Дружище, ты не для того рожден, чтобы быть коммивояжером в этой занюханной фирме. Ты другого полета л-личность. Ты прирожденный профессор! Да тебе бы в Японии газеты должны были бесплатную рекламу сделать, если поедешь на родину: «Возвращение профессора Ясудзиро Нагао».
Ясудзиро. Брось. Опять понесло.
Гэмпати. Ты человек темпераментный. Это все она – глупая, да притом еще и опасная. Ты, конечно, поспешил.
Ясудзиро (встает). Ладно, я еще взмою ввысь над этим Нью-Йорком и погляжу оттуда на весь этот сброд!
Гэмпати. Вот-вот! Продолжай в том же духе! Ты человек с будущим. Планы созревают постепенно. Я вот уж два десятка лет как распрощался с родиной. И не зря. Одна изумительная девочка меня ждет в китайском квартале.
Оба нетвердо спускаются по лестнице.
Харуко делает несколько шагов вперед, как бы вдогонку. Но тут же ее глаза застилают слезы.
Тосико. Харуко-сан!
Харуко. Он у меня болен. Поэтому и злится…
Тосико. Но мне почему-то все-таки страшно…
Харуко. Нет-нет, ничего страшного. Нью-Йорк тут ни при чем. Пьет он, в этом все дело!
Тосико. Ты думаешь?
Харуко. Да, да. А Рё-сан тебя очень любит, просто он весь ушел в торговлю…
Тосико. Да. А чем страдает Ясудзиро-сан?
Харуко. Он болен. А Рё-сан очень крепкий. Сразу видно, что спортсмен.
Тосико молчит.
Этот Гэмпати-сан немного не в себе. С серьезнейшим видом всем объявляет: я, мол, родился под Бруклинским мостом. (Рассмеявшись чему-то своему.) Говорят, что за границей вредно столько лет жить холостяком… (Пауза.) Посмотри, какое небо красивое. Все-таки Нью-Йорк – странный город.
Тосико. Ой!
Харуко. Что такое, Тосико-сан?
Тосико (прижимаясь к Харуко). Да вот же, эти дома… Если всмотреться, кажется, будто они медленно приближаются, наступают на тебя, как будто душат.
Харуко. Да? Я как-то не обращала внимания… (Тем не менее пугливо озирается по сторонам.)
Занавес
Действие второе
Квартира супругов Ямасита. В глубине сцены – две двери. Правая служит входом в квартиру, левая выходит в коридор, ведущий в спальню и кухню. Справа наискосок – пианино, на котором японские куклы. Слева окно; на подоконнике – горшки с цветами. Рядом – столик с пепельницей и сигарами. По стенам развешаны разные картинки: фотография какого-то пейзажа, портрет императора Мэйдзи, репродукция японской гравюры. С потолка свисает старомодная люстра. Посредине комнаты – большой стол. Только что закончился обед. Посуда еще не убрана.
У окна сидит миссис Ямасита, она курит сигарету в длинном мундштуке. Рядом развалился в кресле Мацу дз о в купальном халате. Рёumи и Тосико сидят на диване справа и разглядывают альбом с фотографиями. В глубине сцены в кресле отдыхает миссис Хара; Гэмпати с деловитым видом ходит по комнате. Он вынимает зажигалку и собирается закурить сигару.
Миссис Хара. Смотри-ка, откуда это у тебя такая шикарная вещица?
Гэмпати. Эта, что ли? (Гордо улыбаясь.) В прошлый уикэнд на Кони подцепил.
Миссис Хара. Ну конечно, недаром ты у нас специалист по аттракционам.
Гэмпати. Парень был злой как черт, так что несложно было. А к тому же приятель уехал кататься на бесстыжем поезде, ну вот…
Миссис Хара. Да уж!
Гэмпати. Отличная штука: садишься с девочкой, и начинает вас швырять – то ты к ней прижмешься, то она в тебя вцепится, очень весело.
Миссис Хара. Э, так что же ты, с девицей был? А не врешь?
Гэмпати. То есть как это – вру?
Мацудзо. Откуда же у тебя, черт возьми, такие деньги?
Гэмпати. Ха, на девочек у меня денег всегда хватает.
Миссис Хара. А, так это небось потаскушки из китайского квартала.
Гэмпати (не реагируя на реплику). Я японок не люблю. Парни за ними гоняются, так они нос задирают. Все время норовят свою выгоду соблюсти, совсем как «волосатые». Сможешь ли ты, дескать, меня содержать, и все такое. (Щелкает зажигалкой.) А то вот еще эти браки по фотографии. Фотограф из кого угодно красавицу сделает. Иной раз даже дорогу им оплатишь… (Миссис Хара нарочито громко кашляет.) Дорогу даже…
Мацудзо (издевательски смеется). Неужели даже дорогу оплачиваешь? (Снова смеется.)
Гэмпати невозмутим.
Да, в Америке девушкам жаловаться не на что.
Миссис Ямасита. Не дело это – брак по фотографии.
Мацудзо. А что, человек с человеком всегда договорится. И договариваются ведь, самое странное. Что за девушки: готовы ехать на край света…
Миссис Ямасита сильно толкает Мацудзо. Тот надувается.
Миссис Хара (указывая на молодую пару, тихо). Что же вы?
Гэмпати. Да ну… В Нью-Йорке-то барышень не хватает.
Миссис Хара. Неловко, в самом деле.
Гэмпати (продолжая безуспешно щелкать зажигалкой). Нью-йоркские японки все никуда не годятся. (В конце концов выходит из себя.) Покупают вот такой хлам, а потом о японцах дурная слава идет. (Делает вид, что хочет швырнуть зажигалку на пол, но на самом деле прячет ее в карман. Достает спички и закуривает.)
Рёити (к Тосико). Это знаешь кто? Гейши, которых родители привезли с собой из Японии. Сен-Луисская выставка – это в годы русско-японской войны. Смотри-ка, между гейшами, в сюртуке и цилиндре стоит, прямо как солдат по стойке «смирно» – это отец!
Тосико. Ой, и правда! (С трудом сдерживает смех.)
Миссис Хара заглядывает сзади.
Гэмпати. А, Сен-Луис. Я тоже в ту пору был красавчиком.
Мацудзо. Ты все время ныл, по дому скучал.
Гэмпати. А ты тоже был веселый, энергичный, не то что теперь. По части карт – какой молодец!
Мацудзо. Однажды выиграл за два дня почти три тысячи. С долгами смог расплатиться. Если б я тогда вернулся в Японию, все было б честь по чести.
Миссис Ямасита. Вы про что ни заговорите, непременно на это сбиваетесь: ах, если бы то да сё. Ты пойми, с тех пор двадцать лет прошло. Болтай, да знай меру.
Гэмпати. Неужели двадцать лет? Да-а…
Миссис Ямасита. Многие говорят: родятся дети, отправим их в Японию учиться. Что за малодушие, прямо не знаю.
Мацудзо. Тебе какое дело? Хотят вернуться, пускай возвращаются на здоровье.
Миссис Ямасита. Ведь не побоялись сняться с места, добрались до самой Америки. Стало быть, энтузиасты. И вдруг – пожалуйста (холодно улыбается): не успели истратить и половину своего энтузиазма, а уже начинают подумывать, как бы удрать.
Мацудзо. Как ты не хочешь понять простую вещь: люди меняются. Не понимаешь ты, как человек устроен. (Сентиментально.) Нам-то, во всяком случае, так просто не удрать.
Миссис Ямасита. А все равно такое ощущение, будто мы все время в дороге. О том, что будет после нас, никто и не думает.
Гэмпати (с важным видом). Да, это верно.
Мацудзо (разойдясь). С такими рассуждениями тебе надо бы прямо в председатели общества нью-йоркских японцев. Ты закон двадцать четвертого года об иммигрантах знаешь?
Миссис Ямасита. Конечно, знаю. Так ведь комиссия по иммиграции только и делала, что шумела, а по существу ее практически не было. Все разговоры о законе начались уже после того, как конгресс его принял, и толку от них никакого. Мы все больше и больше американизируемся.
Мацудзо. Ну, хватит. Если ты этого боишься, поезжай-ка назад в Японию. Сразу обзовут американкой.
Миссис Ямасита. С тобой по улице нельзя ходить, ты все время норовишь один вперед убежать.
Мацудзо (повысив голос). Это вообще не тема для разговора, поняла? (Достает из буфета виски, пьет.)
Гэмпати (встрепенувшись при виде виски). Надо думать о тех, кто будет после нас. Это главное. Я, Гэмпати Ида, готов с радостью жить здесь всю жизнь и предать свои останки земле Нью-Йорка.
Мацудзо. А тебе, между прочим, ничего другого и не остается. (Ставит бутылку на место, садится, закуривает.)
Миссис Хара. Все равно небось придется кончить в больнице для бедных…
Гэмпати. Ты за кого же меня принимаешь?
Миссис Хара. Да ни за кого.
Гэмпати. Неужели в тебе нет ни капли сочувствия? Я не позволю, чтобы ко мне так бесчеловечно относились.
Миссис Хара. Это что ж такое? Втираются тут всякие потихоньку в дом…
Мацудзо. Разоблачил себя все-таки.
Миссис Ямасита, смеясь, выходит в кухню.
Гэмпати. Какая бесцеремонность! Я попросил бы вас быть осмотрительнее в своих высказываниях. Мы же знакомы с самого Сен-Луиса, а такие старые друзья на дороге не валяются. Мы, можно сказать, одна семья. (Похлопывает миссис Хара по плечу.)
Миссис Хара (отталкивает Гэмпати). Нет уж, не надо мне таких родственников.
Рёити (показывая на фотографию в альбоме). Вот она, смотри!
Тосико. Какая полная была, да?
Рёити. Улыбается вовсю.
Гэмпати (заглянув в альбом). А, миссис Ямасита! Гораздо женственнее, чем теперь…
Миссис Хара. Она ходила в красном кимоно с крупным рисунком. Энергичная. Ужасно деловая.
Гэмпати. А что это у нее рукава подвязаны белыми тесемками?
Мацудзо. Дела шли отлично, работы полно было. Тогда еще японские товары были в новинку.
Гэмпати. Как же, покупатели шли толпами, того и гляди лавку разнесут. Особенно по воскресеньям – жуть что бывало. Поесть и то некогда. Я с утра до вечера орал, как-то раз даже кровь горлом пошла.
Тосико. Ой!
Мацудзо (обращаясь к Тосико). С тех пор Гэмпати-сан и стал у меня работать.
Гэмпати. Я полжизни проработал на других.
Миссис Хара. Ха, это тебе на роду написано.
Гэмпати. Слушай! Я тебе… А, ладно.
Звонок. Гэмпати выходит в правую дверь.
Рёити (жалобно). Тосико-сан, я вовсе не заставляю тебя носить кимоно. Просто если кто не привык к европейской одежде, тому удобней ходить в японской. Вот и все.
Тосико. Я понимаю.
Рёити. Правда?
Входят Гэмпати и Харуко.
Миссис Хара. Ты где это пропадала?
Харуко. Я была очень занята. Ясудзиро рано утром уехал в Хартфорд.
Гэмпати. Вот оно что.
Харуко. Да. Я на вас обижена, Гэмпати-сан. (Со слезами.) Портите людей и еще получаете от этого удовольствие.
Гэмпати надувает губы.
Рё-сан, как дела?
Рёити. Что?
Харуко. Сейчас, говорят, торговля плохо идет…
Рёити. Гм!
Возвращается миссис Ямасита.
Миссис Ямасита (к Харуко). Что у тебя за прическа? Сколько раз я тебе говорила, а ты хоть бы что.
Харуко. Да нет, я… (Поправляет прическу.)
Миссис Ямасита. Ты не умеешь за собой следить. (Хватает Харуко за край одежды.) Ну, что это такое? Грязь какая. Ладно, ты одна осталась, ешь скорей. (Садится в кресло, закуривает.)
Харуко (садясь за стол). Рё-сан, ты знаешь Эдит Смит?
Рёити. Не помню.
Харуко (принимаясь за еду). Мы с ней жили в одной комнате. Она вышла замуж и приехала в Нью-Йорк. Муж работает в радиокомпании, получает пятьдесят долларов в неделю. Пятьдесят долларов! Неплохо, а?
1 2 3 4 5 6