– А может быть, как раз нужно. Я тоже не могу не думать о нем и не могу не вспоминать тот день в корале и то, как ты принес его домой, и Мег не могла поверить, что он… мертв. – Денни отвернулся, а она немного помолчала и заговорила снова: – Вероятно, ей было слишком больно понять это, но я поняла сразу, – она подождала секунду, – и ты тоже. – Эрин коснулась его щеки.
– Иди сюда. – Повернув к ней голову, Денни потянул ее за руку, он ни с кем не хотел обсуждать эту печальную тему, даже с Эрин.
– Нет, Денни. – Она отстранилась, и он отпустил ее. – Есть еще одна вещь, которую я должна сказать тебе. – Она покрутила кольцо на безымянном пальце. – Ты говоришь, что я твоя жена, я считаю, что нет, – пробормотала она. – А если и называюсь женой, то только пока не…
– Забирайся сюда, и этого не будет.
Но Эрин пропустила его слова мимо ушей, они разговаривали, как цивилизованные люди и, понимала она это или нет, как женатые люди.
– Отлично. – Денни решил разыграть козырную карту. – Можешь назвать это бредом собачьим, но у тебя последняя возможность сказать, что ты задумала, потому что утром мы с Люком уезжаем.
– Завтра?
– По-моему, ты хотела избавиться от меня. – Денни слегка улыбался, глядя в ее широко раскрывшиеся глаза. – Шайенн стартует двадцать третьего, осталось чуть больше недели, и до Дней границы я не хочу ни пропускать хорошие заезды, ни терять деньги.
Он ожидал, что она снова оттолкнет его, повернется и уйдет. Но прежде чем он почувствовал боль от отказа, Эрин сбросила туфли и, шелестя тканью платья, уселась рядом с ним на край койки. Отодвинувшись, чтобы освободить ей место, Денни лег на спину и смотрел на нее снизу вверх. На Эрин было легкое платье из темного набивного материала, с большим круглым вырезом, спереди на пуговицах, и пальцам Денни не терпелось поскорее их расстегнуть.
Через некоторое время Эрин наклонилась к нему, провела рукой по лунному лучу, падавшему на его лицо, и погладила его нижнюю губу точно так же, как совсем недавно это сделал он.
– О, Денни. – Он поймал губами ее палец, поцеловал его и заметил, как потемнели ее глаза. – Ну что мне с тобой делать?
– Не знаю, но пока ты шевелишь мозгами…
Еще секунду он смотрел на Эрин, а затем привлек к себе ее голову, одновременно приподнимаясь навстречу, а она положила руку на его влажную тенниску, под которой ощущалась упругая мускулистая грудь, и их уста слились в поцелуе, который обещал лишить Денни последних остатков здравого смысла. Эрин застонала, и этот стон придал Денни смелости, он притянул ее к себе, их тела слились и растворились друг в друге, и после следующего поцелуя он не мог определить, где кончались губы Эрин, ее тело и начиналось его собственное.
– Подожди, я сброшу это. – Он стянул с себя тенниску и швырнул ее на пол.
Эрин снова прижалась к нему, ее воздушное платье поднялось, она пальцами гладила влажную кожу его голой груди.
– Теперь ты, – шепнул Денни.
Между поцелуями он возился сперва с соблазнительной застежкой ее платья, а затем с расположенным спереди замочком простого белого бюстгальтера, и когда грудь Эрин оказалась в его горячих ладонях, он застонал, не отрываясь от ее губ.
Боже, не верилось, что она позволила ему…
– Ах, потрогай меня, – попросила она, прижимая его пальцы к соскам груди.
Денни ласкал ее левую грудь, не отрывая рта от другого розового кружочка и поглаживая языком сосок. В следующие минуты, оторвавшись от груди, он целовал Эрин в губы, покусывая и присасываясь к ним, его дыхание становилось все более частым и прерывистым.
– Эрин, – едва прошептал он.
Ее рука коснулась твердого бугорка, вздувшегося под его ширинкой, и она опомнилась. Отдавшись всевозрастающему желанию, Денни ничего не заметил и непроизвольно приподнялся вслед за ней, его тело просило большего, но Эрин уже не было с ним, она спрыгнула с койки на пол фургона.
– Вернись, – ошеломленный, Денни протянул к ней руку.
– Не могу. Прости, – невнятно пробормотала она и снова подошла к нему. – Я не собиралась заходить так далеко, мы уже не те, что были.
– В некотором смысле мы все те же. – Он сжал ее похолодевшие пальцы. – В отношении этого я остался прежним, не сомневайся. – Он попытался снова прижать ее руку к своим джинсам.
– Это не так, – ответила она, опустив голову.
– Я вполне искренен. – Денни прижал к себе ее ладонь, но Эрин отдернула руку.
– Денни, это же физиология! Чистая физиология!
Положив руку ей на затылок, он привлек Эрин к себе и прошептал ей в самое ухо, хотя понимал, что, говоря это, заходит чересчур далеко:
– Ты подходишь мне, как глубокое седло на хорошем быке. А что ты думаешь?
– Не пытайся свести все к восьмисекундной скачке на каком-то несчастном быке или к получасовой с женщиной, которая тебя совсем не интересует! – воскликнула Эрин, освободившись от него.
– С чего ты это взяла?
– Я прожила с этим все восемь лет. Нет, трина-дцать. Все воспоминания, а теперь… это, – она сделала жест рукой в сторону койки, – и Тревор, от всего этого только хуже, я чувствую себя виноватой во всем, что случилось. – Оттолкнув руку Денни, она стала одеваться, не обращая на него внимания. – О чем я думала? Ты же сказал, что утром уезжаешь. – Она зло прищурилась. – Что я делаю?
– Занимаешься любовью со своим мужем!
Этого нельзя было говорить, но он все-таки сказал, и Эрин бросилась прочь, как будто он ударил ее. Внезапно она наткнулась на стол, но, по-видимому, даже не заметила, что сильно ударилась бедром.
– Ты мне не муж, Денни. – Еще шаг, и она вы-прыгнула из фургона, предоставив ему возможность утешаться в одиночестве.
Он знал, что пора уезжать, знал это еще до того, как Эрин вошла в фургон. Бросившись снова на койку, он тем не менее крикнул ей вдогонку:
– Тогда почему ты все еще носишь мое кольцо?
Глава 10
Вечером, вернувшись в свою комнату, Эрин сняла с пальца обручальное кольцо и положила его в ящик туалетного столика. На следующее утро будильник ей не понадобился, она не спала всю ночь и, едва на востоке стало светать, совсем отказалась от попытки уснуть.
Прислушиваясь, не хлопнула ли дверь фургона и не уехал ли Денни, Эрин натянула на себя обрезанные джинсы пшеничного цвета и черную майку-топ на бретельках, и к тому моменту, когда она спустилась вниз, у нее уже была отрепетирована прощальная речь.
В кухне за столом Кен, потягивая кофе, просматривал вчерашнюю газету, и Эрин в глаза бросился заголовок: «Лыжная индустрия продвигается к Суитуотеру». Кроме Кена, в кухне никого не было, Эрин огляделась по сторонам, на мгновение остановилась в потоке горячего воздуха, врывавшегося в открытую дверь, и пошла к шкафу за кружкой. На ходу она взглянула через окно во двор, где был припаркован фургон – он все еще стоял там.
– Он спит у меня. Спит как младенец, – доложил ей Кен, оторвавшись от газеты. – Он пришел среди ночи, после того как Люк вернулся домой, и ни мой душ, ни стук двери не разбудили его.
Эрин вздохнула с облегчением, стараясь, чтобы Кен не заметил этого. Влечение к Денни пугало ее, она всячески сопротивлялась ему, и накануне вечером уступила уговорам Кена и отправилась с ним на заседание библиотечного совета. С Кеном ей было спокойно, она чувствовала себя в безопасности. Прошлым вечером она и Денни уже были близки к тому, чтобы заняться любовью, а если говорить о Денни, то он был более чем близок к этому, но она все равно не верила в счастье. Ведь она уже делала целых две попытки восстановить их семейную жизнь, и в это утро мысль о постели напугала ее больше, чем влечение к нему, чем все воспоминания о прошлом. Едва удавшийся побег вчера вечером должен бы многому научить ее, но вместо этого она снова собиралась извиняться.
– Не думаю, что в этой цыганской кибитке есть кондиционер, – добавил Кен, – сегодня обещали до тридцати градусов жары.
Заняв место напротив него, Эрин отхлебнула кофе, и горячая жидкость обожгла ее болезненно-чувствительные губы. Она не станет извиняться перед Денни за то, что не позволила ему зайти так далеко. Секс только помешал бы ее решению не обижаться больше на него, а она и Денни, связанные Тимом, имели друг перед другом определенные обязательства. Она не могла просто выгнать его, сделав вид, что он совершенно безразличен ей, хотя на самом деле это не так. Она не могла жить с ним, вернее, просто спать с ним, поправила себя Эрин.
– Как только я дочитаю, – сказал Кен из-за газеты, – я пошлю Тимми к нему. К полудню их с Люком уже не должно быть на ранчо.
На протяжении нескольких недель она мечтала увидеть красный свет задних огней его машины, но сейчас, когда он собирался…
– Ты, кажется, не рада.
– Конечно же, рада. – Замечание Кена заставило ее покраснеть, и она поднялась из-за стола под предлогом, что хочет приготовить тосты, не желая, чтобы он увидел ее глаза. – Что может быть хуже, чем экс-муж…
В этот момент дверь отворилась, и Денни с заспанными глазами, одетый в одни только джинсы, остановился на пороге.
– Продолжай. – Взгляд Денни был прикован к руке Эрин, на которой не было кольца.
Повернувшись к рабочему столу, она нажала на кнопку тостера.
– Я хотела сказать…
– Могу догадаться. – Зевая, Денни подошел к холодильнику, достал апельсиновый сок и стал пить прямо из стеклянной банки.
– Фу, до чего противно, – буркнул Кен.
– В половине седьмого утра я всегда противен, тебе следовало бы об этом помнить. И тебе тоже, – взглянув на Эрин, напомнил он и ей. – Раз уж ты здесь, не плеснешь ли мне кофеина? – Он отвернулся от нее. – Быть может, если я как следует напьюсь, у меня во время поездки не будут закрываться глаза. – Он прошел мимо Эрин и уселся за стол.
– Денни, – начала она, – Денни, мне нужно…
– До девяти часов мы уберемся с твоей дороги, – добавил он, словно слышал и недавнее замечание Кена.
Поставив перед ним кофе, Эрин взглянула на густую темную шевелюру Денни и подумала, что, пожалуй, ей бы хотелось, чтобы у него была лысина, или толстеющий животик, или что-нибудь еще отталкивающее во внешности; тогда она могла бы подавить в себе жажду, которая пробудилась в ней прошлым вечером, избавиться от физического влечения, которое испытывала к нему даже сейчас.
– Пусть это будет половина девятого, – сказал Кен, – и я подброшу тебе на бак бензина. – Он с шумом отодвинул стул. – Если нужно помочь тебе погрузиться, дай мне знать, предложение остается в силе.
Дверь за ним захлопнулась, и в кухне воцарилась тишина.
– Он не в себе. – Эрин прикусила губу. – Он не соображает, что говорит.
И снова тишина. Эрин отвернулась к рабочему столу, а когда опять повернулась, то увидела, что Денни смотрит на нее потемневшими грустными глазами.
– Отлично соображает. Зачем убеждать меня в обратном? Он говорит это с тех пор, как погиб Трев; и отец, если бы был жив, сказал бы то же самое.
Денни говорил так, будто это совсем не трогало его, но Эрин уже и прежде слышала этот тон, видела это напускное безразличие. Видимо, среди ночи в нем проснулась гордость, и теперь он не собирался с готовностью принимать ее оправдание.
– Денни, – заговорила она запинаясь, – я очень сожалею о том, что произошло вчера в фургоне.
– Я сожалею, – он снова взглянул на ее руку без кольца, – что обошлась с тобой не слишком хорошо. Ты ведь это хотела сказать?
– Да, – призналась она, – но я…
– А как же сегодня утром?
– Я правда имела в виду… совсем не то. – Она потерла осиротевший палец, показавшийся ей непривычно голым. Причем чем дольше Денни смотрел на него, тем больше усиливалось это ощущение. – Кен просто сказал…
– Милый отчий дом. Неудивительно, что я никогда особенно не скучал по нему. – Но его глаза говорили совершенно обратное, и все из-за ее бездумного, легкомысленного замечания Кену.
Эрин не стала ничего говорить, не желая задевать гордость Денни, который пристально всматривался в нее, как будто старался запомнить ее босые ноги, простые, старенькие шорты, майку на бретельках… и ее лицо. Эрин чувствовала, как он борется с собой, чтобы еще раз не взглянуть на руку, где раньше было кольцо.
– Эрин, кого и в чем ты пытаешься убедить? – спросил он, отодвигая стул. – Кена? Меня? Или себя? – Открыв дверь, он задержался на пороге. – Позволь мне сказать еще кое-что, для меня это важно. Не пытайся удержать Тима от встреч со мной следующим летом или в оставшееся время этого года, где бы то ни было.
– Денни, я никогда не говорила…
– Твои тосты подгорают, – бросил он ей и захлопнул за собой дверь.
Эрин зажмурилась, ей показалось, что слова застряли у нее в горле, как горелый хлеб, который она вытаскивала из тостера. Сколько раз можно извиняться? Ведь то, что он уезжает, это к лучшему, потому что, останься он еще, ей пришлось бы в наказание надеть небезызвестную власяницу и возненавидеть себя.
Денни ворвался к Кену, который в это время брился в ванной, побросал в спортивную сумку свою одежду и дернул молнию, при этом в застежку попал рукав рубашки, и, освобождая его, он ругался на чем свет стоит.
Ночью Денни не спал ни минуты, а просто притворялся спящим из-за Кена, а впереди им с Люком предстояла почти четырехсотмильная поездка от Суитуотера на юг через Айдахо в Элко, штат Невада, где Люк будет выступать тореадором, а Денни – участвовать в родео, надеясь получить свою долю от вознаграждения в девять тысяч долларов и приблизиться к заветной золотой пряжке.
Все больше распаляясь, он выбежал из жилища брата со своим багажом, и прежде чем открыть металлическую дверцу фургона, он пнул ногой ее, а затем корпус фургона.
– Черт бы побрал тебя, Денни! – Люк, щурясь, повернулся в постели, где несколько часов назад Денни на короткое мгновение оказался вместе с Эрин. – Если ты встал не с той ноги, не нужно вымещать это на мне, – заметил он, едва увернувшись от сумки, которую Денни швырнул через стол на койку. – Черт, из-за того, что я всего лишь проспал.
– Заткнись!
Денни был бы рад, если бы Люк набросился на него, и уже поднял кулаки, готовясь защищаться, но Люк слишком хорошо знал Денни и продолжил спокойным тоном:
– Кто, по-твоему, здесь перед тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48