Да, несомненно, это была она! И лучился он все тем же, брутальным обаянием бывалого эстета.
Не знаю почему, но это привело меня в ужас. Я моментально передумала куда-либо с ним ехать. И когда он вернулся и сел рядом, понял это безо всяких слов. Какое-то время молча разглядывал столешницу и кофе в крошечной чашечке. Девицы ушли. Я сидела точно так же, смотрела на кофе и старалась ни о чем не думать. Через минуту-другую он наконец взглянул на меня и спросил странным голосом:
– Мы ведь еще увидимся?
Что это была за интонация!.. Алхимия момента! Он был ас.
– Да, – кротко ответила я, чувствуя, как грандиозно во мне все переворачивается под его взглядом.
– Мы обязательно, непременно увидимся, – сказала я ему с почти умоляющими интонациями, – а сейчас мне пора домой.
Потому что поняла: еще час, нет, меньше, сорок минут, полчаса, и я вообще уже никуда не улечу.
Мы с ви-джеем расстались очень тепло, и на это ушли мои последние силы. Он все спрашивал, не нужно ли меня подвезти в аэропорт. Я отказывалась.
Отпуск, само собой, прошел скверно: я ни о чем не могла думать, кроме него. Да, я лежала в шезлонге в белом бикини, я бегала по утрам со скандинавами, я сидела по вечерам в баре и благополучно практиковала английский язык. Но все было не то, пустое все было. Я не отдыхала два с половиной года, и вот теперь мой отпуск из долгожданного превратился в постылый, – ненавижу это. Ориентиры были сбиты, заклинило компасную стрелку. И показывала она только в одну сторону: в сторону Москвы.
Наутро после моего возвращения ви-джей прислал мне коротенькую sms: «Hi, how are you?» Вопрос был в тему. Накануне я сильно заболела. И потому отписала ему коротко, но честно: «Тяжко. Акклиматизец». С нашими сожалениями. И следующей sms кинула: «У меня есть подарок для тебя».
«Ничего, – утешалась я, – поболею день-другой, и мы увидимся. В субботу, например».
Через сутки я уже почти поправилась, о чем радостно сообщила ви-джею by sms. Настроение было великолепное: прошло всего две недели с момента нашей последней встречи, подкатывали выходные, и при мысли о том, какие они могут быть, сердечная мышца давала на ритмическом взлете долгожданный сбой.
В ближайшие выходные я действительно увидела его. Но только на экране. И следующие выходные, и в послеследующие… Потому что отныне и навсегда он был безмолвен: не поднимал звонки, не отвечал на sms. Никогда.
Можно сказать, что на этом моя история с ви-джеем была закончена.
Но там, где черту подводим мы, жизнь подводит черту далеко не всегда. Так что это еще не финал истории. Хотя впоследствии мне не раз хотелось, чтобы это был все-таки финал: странноватый, таинственный, немного дурацкий, дающий множество вариантов для досужих домыслов.
Зима кончалась, наступала весна. Снег, правда, не сходил и морозы не ослабевали. Накануне апреля у жителей Москвы появилось ощущение, что предстоит пережить полярную ночь. Я по второму разу взяла из химчистки пуховик и приготовилась прикупить еще одну пару казаков на распродаже.
Известно, что слово, сказанное в сердцах, несет не только глубокий сакральный смысл, но иногда имеет буквальные последствия. У меня в этом плане бывали случаи, изумлявшие своей точностью…
Вот, к примеру, идем мы как-то с сестрой в очень непогожий день, поздней осенью, по улице. Идем и мерзнем. Ну и ругаемся на погоду, конечно. А я, закипая задорной злостью под очередным порывом ледяного ветра, говорю: «Ну вот еще града нам не хватало! Вот еще бы на бошки нам лед просыпать – и будет нам полное счастье и полный пипец!» В сердцах так говорю, с матерком и ветерком. Нам с ней остается сто метров дойти до шоссе, чтобы поймать машину, когда вдруг с черного неба, перекривленного внезапной молнией, начинает сыпаться крупный град. История, конечно, не единичная, у всех с той или иной степенью частоты таковые случаются… Но все-таки.
В ту небывало холодную весну метели шли одна за другой. А я чувствовала свою глобальную ответственность в отношении погодных условий и в лицах прохожих видела сплошной укор. Дело в том, что, садясь в самолет, уже идя по самолетной трубе с билетом в руках, тогда, в заветном феврале, я сказала себе: «Весна не наступит, пока мы не увидимся…» И вот так и случилось, она не наступала. Уже мои подруги, знавшие, почему она не наступала (я объяснила им ситуацию, не называя имен и не тыча в экран телевизора пальцем), начали было мне звонить, тревожно подшучивая на эту тему. Я отвечала им в тон, но мне было совершенно невесело и даже более тревожно, чем им, моим невестам по второму разу.
Потом снег все-таки неохотно стаял. Мы с друзьями мощно отгуляли мой день рождения, наступил холодный месяц май.
Время от времени я писала ви-джею иронично-печальные письма. Я знала, что он не ответит, но хотя бы прочтет. Одно из писем звучало примерно так: «Снова выпал снег, и тоска подкатывает к моему девичьему сердцу, – все вспоминаю наши встречи. И хочу, чтобы зимы не кончались… Но что тебе наша девичья тоска?.. Ты идешь по жизни, как атомный ледокол, рубя льды и не видя равных». Письмо было написано в стиле танке случайно.
Но, видимо, сам Господь Бог, прочитав это послание, прослезился и устроил-таки нам свидание! Потому что на следующий день в моем рабочем почтовом ящике я обнаружила подтверждение моей аккредитации на некое мероприятие, которое вел ви-джей мечты. Стоит ли говорить, что на это мероприятие я не то что не аккредитовывалась, но даже не знала, что оно проходит? Идти туда надо было прямо сегодня, в день получения письма. Я попыталась отвертеться: все было слишком внезапно. Я начала было врать главному редактору что-то про больные зубы и хворающую бабушку… Но оказалось, что ей уже лично звонила пиарщица великосветской тусы и просила кого-нибудь прислать от нашего издания.
– Я аккредитовала тебя, – тоном, не терпящим возражения, произнесла редакторица, – так что иди.
Так что пришлось идти. Я бросила ви-джею письмо о предстоящей встрече. Письмо было почти нейтральным, почти приятельским… Ключевое слово было «наконец-то», но именно его не было среди слов этого печального послания.
Войдя в полутемную нутрь известного московского клуба, я огляделась и увидела множество знакомых лиц. Вовсю разминалась джаз-банда, ревел саксофон, и атмосфера была такой веселой, что вся моя тревога враз улетучилась. Ко мне подошла моя подружка-коллега, которой я по наследству завещала снимать свою квартиру на юго-востоке Москвы. Мы не виделись с ней месяц и, задушевно обнявшись, выпили по стопке водки. Водка была мягкая, а вот лимон, которым мы закусили, злой, так что меня еще кривило, когда к нам подошла пиарщица мероприятия и, взглянув на мой бейдж, сказала, что очень ждала меня. Мы познакомились, поменялись визитками. Она повела нас на какие-то специально отведенные места: чуть позади подиума.
– Сегодня будет выступать мой любимый ви-джей, – между прочим сказала я моей подруге, перекрикивая завывания джазового саксофониста.
– Да ты что, – удивилась она, – у тебя есть любимый ви-джей?
– Да, – проорала я в ответ и назвала имя.
– Круто! – рявкнула она. – Познакомишь?!
– Ну конечно, – едва успела ответить я, потому что ровно в этот момент со своей напарницей он вышел на сцену.
Думаю, он увидел меня сразу. Думаю, первую часть выступления он специально находился ко мне вполоборота, чуть спиной. А когда, отговорив свое «как роща золотая», спустился со сцены, то сделал два шага по направлению ко мне и замер, вдруг весь озарившись неуверенностью. Помимо своей воли в ту же секунду я поднялась ему навстречу и помимо своей воли улыбнулась.
Едва я успела сказать ему «привет», он начал обниматься. То есть даже не обниматься, а как бы это сказать?.. Английское слово «hug up» здесь тоже не подходит.
По всей видимости, это был его стиль общения с женщинами.
– Я получил твое письмо буквально полчаса назад, – сообщил он мне эфирной скороговоркой, – и, есстесно, не успел ответить. Но я безумно рад тебя видеть, послушай!
Не отпуская меня от себя ни на миллиметр, он слегка откинулся назад и оглядел меня, как ведущий ток-шоу свою тотемную плюшевую игрушку. Чуть-чуть нахмурившись, озабоченно спросил:
– Зачем ты скрываешь свои прекрасные глаза? Что случилось, почему на тебе имиджевые очки?
Я хотела ответить «это, чтобы лучше видеть тебя» в стиле Красной Шапочки, но он уже внакат бросал мне следующую фразу:
– Ну так ты готова отдаться мне?
Это было все равно что ударить веслом по голове. Правила игры менялись на глазах.
– Да, – проговорила я, с трудом понимая, что происходит.
– И не боишься? – тут же бросил он следующий вопрос.
Сквозь имиджевые очки я посмотрела тогда на него очень внимательно. В его глазах как бы прыгали черти. Они были очень странные, эти черти, прыгали с натугой. И вроде и не черти были вовсе даже…
– Боюсь. Еще как боюсь, – ответила я твердо, не моргнув глазом, а про себя подумала: «Бред какой-то, шутка кергуду».
Подумала без раздражения. Все это действительно было шуткой. А какое еще можно было дать этому определение?
(– Легче, легче, – как говорил мне когда-то мой первый мужчина. Первый не по счету, но первый основательно вложивший мне ума, – ты, Джада, тяжела, как космический корабль на фотонной тяге. И эмоции у тебя такие же. Раз уж пошла на взлет, то все – минимум на орбиту.)
Жизнь ведь как дорожный траффик, учил он меня. Хочешь держать заданную скорость, умей перестраиваться. Продолжая обниматься с любимым ви-джеем и позировать с ним уже для подскочивших фоторепортеров, я подумала, что есть ощущения, более адекватные происходящему, что я могу просто извлечь из этого вечера удовольствие, побыв звездулькой рядом с ним на краткое время. И не важно, что один из клоунов на этой сцене сейчас готов расплакаться. Один из клоунов всегда плачет, а второй в этот момент смеется и дает ему пинка под зад: такие номера смотрели мы еще в детстве, под куполом обители вечного праздника жизни Цирка.
«Действительно, сейчас надо быть легче, – поняла я, максимально собравшись, – однако как сильно он обнимается…» И попыталась от него отклеиться.
В тот вечер ви-джей сделал мне роскошный подарок, проведя вечеринку имени меня. И даже недавний мой день рождения, с полсотней гостей и забитым под завязку паркингом, не шел ни в какое сравнение. Ви-джей спускался со сцены ко мне и поднимался исключительно от меня. Даже созерцая мощнейший программный стриптиз в непосредственной близи от себя, он все косил глазами в мою сторону… И в итоге добился того, что весь зал, все четыреста человек смотрели уже только на меня, усиленно щурясь в клубной полутьме. Это было, кстати, ощущение не из приятных. Привыкши быть в тени, в тени и остаются. А моя подруга между тем все рвалась, рвалась с ним познакомиться…
В конце вечерины он спустился со сцены, подхватил меня, уже нетрезвую, под белы ручки и отвел в конец барной стойки. Там, традиционно выпив апельсинового сока, а для меня заказав блади-мэри, он вдруг на полном серьезе пошел на абордаж.
– Ну так что, – произнес он чуть осипшим голосом, – у нас с тобой будет восхитительный секс?
Я опять внимательно посмотрела на него сквозь очки.
– Будет, – ответила я.
– Ну так поехали, – разудало сказал он, – к тебе.
– Не можем, – откликнулась я и отпила принесенного блади-мэри, – я сейчас живу у родителей и новую квартиру еще не нашла. Так что поехали к тебе.
«Интересно, – подумала я, – что он сейчас скажет?»
Он молчал. Пауза затягивалась.
– Ты живешь с женщиной? – спросила я.
– Да, – ответил он, как-то странно, незримо весь подавшись от меня назад.
И сказал с какой. С мамой. Комментарии были излишни. Я приняла ситуацию молча, и никакого другого варианта не подразумевалось. Если честно, я догадывалась об этом.
На какое-то время я задумалась и не слышала, что он говорит. На меня вдруг навалилась невероятная скука, и я полностью и безотчетно отдалась ей. Когда слух вернулся ко мне, я поняла, что ви-джей моей любви фирменным своим исподволь-приемом дает мне понять, как это нехорошо, жить с родителями.
Он, видимо, желал олимпийского финала в наших полупрофессиональных игрищах. Левой рукой я отловила тогда проходящую мимо меня подругу и, извинившись, отошла с ней «на минуточку».
– Ты сегодня где ночуешь? – спросила я.
– У приятеля, – ответила она.
И тут же ее глаза засияли догадкой: она переметнула лисий взгляд с меня на него и обратно. И внесла рацпредложение:
– А третьей меня возьмете?
– Дай ключи от квартиры, извращенка, – устало сказала я ей.
– На! – Она хлопнула мне их в ладонь. Зажав ключи в кулаке, я перевернула руку и посмотрела на часы. Было около полуночи. Я вернулась к ви-джею. Он снова, как ни в чем не бывало, притянул меня к себе и сделал вкрадчивую попытку присосаться к моей шее.
Я разжала руку и показала ключи. «Поехали?»
Ви-джей отпрянул от меня. И сию секунду ушел в экран, в экранный свой образ, как люди творческие уходят в себя.
– Я не могу, – с достоинством отозвался он, – у меня завтра съемка в восемь утра.
И пустился в длинные размышления о том, что бурная ночь непременно скажется не только на состоянии здоровья, но и на цвете лица, а лицом он работает, что даже в юности, скажи ему кто-нибудь, что у него завтра съемка в восемь утра, он не решился бы…
Он наконец замолчал. Мы стояли и смотрели друг на друга как два барана. Это продолжалось секунду, не более. Я захотела уйти сразу же, но внутренний голос повторил: «Легче, Джада, легче. Вы работаете в одной зоне, нужно расстаться красиво. А то еще, чего доброго, заподозрит в тебе сексуальную маньячку: ей отказали, она убежала. Легче, легче…»
Это был довод. Play предстояло доигрывать до конца.
Первый, кто открыл рот после нашего многозначительного молчания, был ви-джей. Он предложил поужинать. Я согласилась.
Ужин был ни веселым, ни тягостным, он был обычным. На этот раз мы не отличались от большинства пар, сидящих в одном из гламурнейших кафе Москвы. Я чувствовала себя неимоверно уставшей. Аппетита особо не было, я просто сидела и рассматривала ви-джея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24