К несчастью, матери явно не повезло с выбором мужа, сделала вывод Чарити после двух месяцев пристального наблюдения.
Необыкновенная красота Эмили сыграла с ней в конце концов плохую шутку. Со своим интеллектом Эмили могла бы найти себе лучшего партнера из всех тех, кто был счастлив ухаживать за ней. Она не была виновата, что мужчины обращали внимание только на ее красоту.
Так было с первым ее мужем. Она пленила его красотой, но не смогла заинтриговать.
Нельзя ее было обвинять и в недостатке той энергии, с которой она старалась удовлетворить своего второго мужа. Эмили не понимала мужчин, хотя они ее любили. Они клялись ей в вечной любви, а получив то, что хотели, не пытались скрывать наступающего очень скорого безразличия и покидали ее, как потрепанный корабль в бурном море.
Постепенно она ушла в мир своих болезней. Возможно, сначала выдуманных, но слишком реальных, во время второго брака. И теперь ей уже недолго осталось, напомнила себе Чарити.
Несмотря на глубокую жалость к несчастной женщине, которая всегда была для нее любящей матерью, Чарити молилась, чтобы конец ее был по возможности быстрым – ради Пруденс и ради нее самой.
Лишь она одна знала, что темные круги у нее под глазами были не следствием усталости, а следствием постоянного страха за сестру.
Пруденс взрослела медленно, но уже проскальзывало в чертах ее лица и великолепных пропорциях тела обещание красоты изумительной, неповторимой. В последние месяцы она вся так и расцвела, превратившись словно в младшую копию своей красавицы-матери, какую Чарити помнила ее еще с детства. Чарити очень боялась, что Брендан Райан тоже заметит метаморфозы, произошедшие с ее сестрой. Эти новые страхи не могло успокоить даже сознание того, что Пруденс еще слишком юная. Ведь Чарити сама была ненамного старше сестры, когда они приехали в Гринхилл, а для сладострастной натуры Брендана не существует никаких преград. А совсем недавно Чарити заметила, что он посматривает с удовольствием на ее сестру. И облизывается на нее как кот на сметану. Ужас закрался тогда ей в душу. Пруденс такая невинная!
И к тому же она унаследовала от матери характер ласковый, нежный. Она не способна сопротивляться более сильной воле.
Чарити уже давно стала задумываться об их будущем. С тех пор, как ей стало ясно, что Эмили не выкарабкается из своей болезни.
Позднее мысли о более четком плане осаждали ее постоянно. Действительно, был необходим план, который поможет им уехать из Гринхилла, а также из Ирландии. Но пока ничего конкретного она не придумала.
Долгими ночными часами, когда она сидела у постели своей матери, Чарити перебирала в голове разные идеи, отбрасывая их одну за другой как непрактичные или трудные для выполнения. А в последнюю ночь мысли ее крутились еще быстрее. Чарити подхлестывало то, как насмешливо глянул Брендан на нее за обедом: он понял, что она заметила его откровенные взгляды, обращенные на Пруденс.
Будто тяжесть всего мира легла на плечи Чарити, когда она усталым шагом вошла в столовую.
У нее почти не было аппетита в эти дни. Но она знала, что очень важно поддерживать свои силы, ибо самый тяжелый день еще впереди.
И еще так много надо было решить…
Это случилось через пять дней.
Было половина второго ночи. Чарити разожгла камин в комнате больной и вернулась на свое место у кровати. Мама вдруг открыла глаза.
Выражение ее лица было крайне встревоженным. Чарити взяла ее хрупкие дрожащие пальчики в свою ладонь и слегка пожала.
– Что с тобой, мама? – спросила Чарити. – Тебе больно? Я приготовлю настойку.
Пальцы матери почти невесомо пожали ладонь и задержали руки Чарити.
Бледные губы Эмили прошептали:
– Нет, нет, Чарити, я никогда… прости меня… я… я так виновата…
Голос оборвался и дыхание стало более частым, но глаза по-прежнему смотрели требовательно на дочь.
– Пожалуйста, мама, не волнуйся. Тебе не за что просить у меня прощения.
– Есть, да… я… я не знала, что делала. Прости меня.
– Не за что мне прощать тебя, мамочка. Ты всегда старалась как могла.
Слезы хлынули из глаз миссис Район. Она плотнее сжала губы, перед тем как сказать более окрепшим голосом:
– Нет, я всегда была слабая, но… ты достаточно сильная. Обещай… обещай мне, что позаботишься о Пруденс.
– Обещаю, мама. Я увезу ее отсюда.
После этих слов напряжение, охватившее все тело миссис Райан, ослабло.
– Мое бедное дитя, – пробормотала она едва слышно.
– Пожалуйста, не волнуйся. Закрой глаза, мама, отдохни.
Лежащая на кровати женщина повиновалась этому приказу. Ее веки медленно опустились, а губы замерли и помягчели. Чарити вздохнула порывисто.
До ее сознания дошло, что умиротворенность, с которой заснула ее мать, не имеет ничего общего с земным миром. Эмили Уиксфорд Райан Леонард умерла, не дожив одного месяца до своего дня рождения.
Чарити несколько долгих секунд сидела неподвижно, глядя в лицо матери, а слезы, молчаливые слезы, струились по ее щекам.
Наконец она бережно и нежно положила ее руку обратно на покрывало. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и пошла будить преданную служанку Эмили, которая была с ней неотлучно еще со времени ее первого брака.
У Чарити мелькнула мысль, что, может быть, до утра не говорить ничего сестре. Но она была убеждена, что это поможет Пруденс, если она увидит умиротворенное лицо матери, страдавшей от боли и несчастья – некогда такое прекрасное лицо…
Несколько минут спустя Чарити, оставив Лили с ее мертвой хозяйкой, поднялась по лестнице, ведущей в комнату сестры.
Никогда старый дом не бывает абсолютно тихим, даже в полночь. Пока Чарити шла, где-то что-то поскрипывало, раздавались таинственные шорохи и звуки.
Качающийся круг света от лампы, которую она несла в руках, лишь слегка рассеивал густые тени в темном коридоре. Но у нее и не было желания видеть окружающие ее вещи четко и ясно.
Только очень короткий период, в самом начале, она была счастлива в этом доме. А в последние годы она привыкла смотреть на него как на тюрьму.
Теперь срок заключения ее подошел к концу. Смерть матери освободила их. Как-нибудь она устроит для себя и для сестры лучшую жизнь…
Ее печальные размышления были прерваны. Слабые стоны явственно доносились до слуха, в то время как она приближалась к спальне своей сестры.
– Нет… нет… пожалуйста, не надо… Брендан, нет! – умоляла Пруденс, когда Чарити ворвалась в комнату.
Мужчина, сидевший на кровати и обнимавший ее отчаянно сопротивляющуюся сестру, оглянулся и ослабил хватку. Пруденс смогла вырваться из его объятий и отскочила на другую сторону кровати.
– Ты грязное животное! – закричала Чарити, и ее ноздри трепетали от гнева. – Хочешь изнасиловать свою падчерицу, когда твоя жена лежит мертвая внизу!
– Мама! Мертвая? – воскликнула Пруденс.
Она подбежала к сестре, остановилась резко, издала тихий короткий стон и свалилась безвольно на пол.
Вдвоем они бросились к потерявшей сознание девушке, но Чарити встала на пути мужчины и закрыла собой сестру.
– Если ты дотронешься до нее, я плесну горячим маслом тебе в глаза, – прошипела она, поднимая угрожающе лампу и глядя с ненавистью на него.
– Верно, ты это сделаешь, кошечка, – сказал мужчина, пожав слегка плечами, хотя злые искорки сверкнули у него в глазах, когда он небрежно повернулся, чтобы взять со стола свою свечу. – Для меня остается загадкой, как твоя скромница и тихоня мать произвела на свет такую тигрицу.
– Она Тебе отомстила все равно, – бросила Чарити, понимая, что это не очень разумно. – Ты превратил ее жизнь в страдание, но она тебя бросила после смерти.
– А, но это лишь временное поражение. Я знаю, как с тобой надо обращаться, Чарити, моя дорогая, не сомневайся.
У двери он остановился. Черные кудри падали на его красивый лоб. Мужчина улыбнулся широко, показав свои белоснежные ровные зубы, и устремил сверкающий взор на лежавшую на полу девушку.
– Она такая хорошенькая и соблазнительная, – протянул он. – Это не назовешь насилием в конце концов, – весело добавил он и вышел из комнаты.
Подавив яростное желание швырнуть лампой ему в спину, Чарити поставила ее трясущимися руками на стол.
Из осторожности она сначала закрыла дверь на ключ, а затем подошла к сестре.
Потребовалось полчаса, чтобы привести ее в чувство. За это время Чарити несколько раз подставляла ей пузырек с нюхательной солью. Наконец Пруденс успокоилась и могла сконцентрироваться на том, что ей говорит сестра.
Чарити собрала свои собственные силы и выказала поистине удивительное терпение в этой ситуации, когда требовались немедленные действия.
Она позволила несчастной девушке выплакать ей свое горе, покачивая ее и бормоча нежно слова утешения.
К ее радости Пруденс с готовностью согласилась тотчас же покинуть Гринхилл. Как бы невинна она ни была, но действия ее отчима этой ночью шокировали Пруденс, и она понимала грозившую ей опасность в случае дальнейшего пребывания под крышей этого дома.
Она подняла свое заплаканное личико и спросила весьма невинно:
– Но разве он позволит нам уехать, Чарити?
– Мы не будем дожидаться его разрешения. Один из грумов очень благодарен мне за то, что я лечила его мать, когда он сам заболел прошлой весной. Я думаю, он поможет нам убраться отсюда. Но мы должны действовать быстро. В день похорон я скажу Брендану, что миссис Клэрвотер настаивает на том, чтобы мы провели ночь в доме священника. Это поможет нам, прежде чем он хватится нас. Но это также значит, что мы можем взять с собой только самые необходимые вещи.
– Куда мы поедем, Чарити? В Англию к дедушке? Наверное, это стоит больших денег. У нас есть деньги, Чарити? Мама… – Тут у нее на глаза навернулись слезы. – Мама говорила мне, что все деньги, которые папа оставил нам, и все ее деньги ушли на оплату долгов по содержанию Гринхилла.
– Мы поедем в Англию, конечно. Но не к дедушке. Он никогда не принимал маму после того, как она вышла замуж за человека, которого он считал недостойным. Я знаю, он платил за мое обучение. Но когда мама вышла замуж за Брендана, он лишил ее наследства – и нас тоже. Я видела письмо, которое дядя Роберт прислал, когда мы сюда только что приехали. Он сообщал, что дедушка тверд в своем решении не иметь больше ничего общего со своей дочерью. Что касается денег, – сказала Чарити, – то я знаю, где мы возьмем деньги, которые будут нам очень нужны, чтобы начать новую жизнь. Но лучше тебе об этом ничего не знать, моя милая.
Пруденс уставилась на свою очень серьезную сестру и снова залилась слезами.
– Как бы она ненавидела его за это… о бедная мамочка! Они сидели вместе на кровати. Чарити притянула к себе сестру, обняла девушку за трясущиеся плечи.
– Пожалуйста, Пруденс, не плачь и не впадай в истерику, – умоляла она ее. – Нам еще много предстоит сделать, если мы хотим убежать отсюда, и мы должны быть сильными. Я уверена, что ты почувствуешь себя лучше, когда увидишь маму – о, нет, не пугайся так, дорогая. Мама спит теперь вечным сном, и я уверяю тебя, что она выглядит сейчас лучше, чем за все эти годы. Лили сидит рядом с ней. Она также ненавидит Брендана за то, что он сделал с ней. Думаю, не ошибусь, если скажу, что Лили согласится поехать с нами. Ты ведь не против? Иди же теперь со мной, дорогая, и попрощайся с мамой.
Медленно, не торопя само время, Чарити вывела свою тихонько плачущую, но послушную сестру из комнаты.
2
Весна 1818-го, Лондон
Весна пришла в Лондон, украшая город свежими красками. Нежно зеленели на деревьях новые листочки, и трава в парках мягко стелилась под ногами. После недавнего дождя воздух был кристально чист, и этим утром бескрайнее синее небо расстелило свою благодать над скромными бедными улицами, равно как над аристократическими кварталами.
На Новой Бонд-стрит прогуливалась парочка, своей красотой и эффектным внешним видом привлекавшая к себе множество взглядов даже здесь, в этой Мекке элегантности и моды.
На леди оглядывались бы всюду, даже если бы она была одета просто в мешок – такая грация была во всем ее теле и так уверенно она себя держала. Хотя, несомненно, еще очень юная, она уже, однако, расцвела пышным цветом и была настоящая красавица.
Из-под очень смелой высокой шляпы выбивались локоны, золотые, как гинея, а ее глаза могли по яркости спорить с этим весенним небом. Черты ее лица были очень привлекательные. Такое лицо можно было назвать классически овальным, может, только чуточку, слегка продолговатым.
Если бы кто-то при ближайшем рассмотрении заметил следы косметики на ее лице, то стоит ли возмущаться, когда перед вами такой чудесный результат? В ослепительной улыбке леди, которой она одаривала своего спутника, не было, впрочем, ничего искусственного.
Джентльмен тоже впечатлял своим внешним видом, хотя впечатлял по большей части не красотой, а мощными физическими данными и огромным ростом. Не сказать, чтобы черты его лица были неприятные, но орлиный нос и квадратная челюсть вместе с парой глубоко посаженных темных глаз производили весьма грозное впечатление.
Несомненно, он был одет не менее роскошно, чем его прекрасная спутница. Темно-вишневый сюртук из лучшей ткани и белоснежная рубашка. На ногах у джентльмена сверкали высокие сапоги с ботфортами и золотыми шнурами, какие можно было заказать только в самом дорогом магазине у мистера Хобби.
Толковый наблюдатель, однако, не преминул бы заметить, что, хотя жемчужно-серые панталоны туго обтягивали мускулистые ноги джентльмена, его сюртук был скроен так, что оставлял большую свободу широким плечам, чем это принято у поклонников моды. То же самое и воротник его рубашки: он был не настолько высок и позволял ему легко поворачивать голову, чтобы улавливать малейшие нюансы в смене настроений, отображающиеся на лице его красивой и подвижной подруги.
Пара как раз свернула с Бонд-стрит, и леди вела беседу, говоря очень эмоционально и подчеркивая свою точку зрения грациозным жестом руки в белой перчатке.
Время от времени она бросала на своего спутника игривый кокетливый взгляд из-под длинных золотистых на кончиках ресниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27