Благодаря своему небывалому везению и жестокости, Сола сумел силой втереться в Ла-Эме, организацию мексиканской мафии в Лос-Анджелесе, и достиг в ней довольно высокого положения. У него имелись подчиненные. Его боялись. К нему относились с уважением.
Работники мастерской поспешили обратить к Эстевану свое неподдельное внимание. А нет, так рискуешь быть избитым до полусмерти.
– Ола, компаньерос!
Эстеван говорил властным, хриплым басом, от которого у большинства мужчин подрагивало в мошонке.
– Ола, сеньор Сола!
Красавцем Эстевана никак не назовешь – рябое, темнокожее лицо лоснится от жира; под черными, кустистыми усами прячутся слишком тонкие губы – но женщин, непонятно почему, влекло к нему неудержимо. Они вроде бы и не замечали его прилизанных волос, уложенных с помощью какого-то швейцарского косметического средства, чтобы выглядели густыми и блестящими, а на самом деле были жидкими и слабыми. Или мягкого, чувственного выражения глаз, свидетельствующего об артистической восприимчивости их владельца, но скрытого день и ночь за дорогими темными очками «рей-бэн», придающими Эстевану самоуверенный вид. И если бы удалось снять с него внешние атрибуты власти, лишить ослепляющего блеска богатства и приглядеться к нему без страха подвергнуться насилию, то Эстеван мог бы сойти за трактирного полового. Сейчас же, рядом со сверкающим «мерседесом», сопровождаемый своим помощником – тощим гринго по имени Мартин, одетым в джинсы от Армани, – Эстеван казался неотразимым и всемогущим.
И в этом имелся определенный расчет. Эстеван не разрешал никому из подчиненной ему команды брить головы под пелона или носить короткие штаны в сочетании с длинными носками – наряд, столь модный среди большинства лотино-гангстеров. В подобных прикидах красовались те, кто угодил за решетку, а Эстеван твердо верил – как человек выглядит, так он и кончит. А значит, лучше и безопаснее иметь внешность кинопродюсера.
– Кеонда? Как дела?
Один из рабочих выступил вперед, протянув руку для приветствия. Эстеван сжал ее в своей лапище, как в тисках. Рабочий не мог не заметить сияющих перстней, унизывающих пальцы эль-хефе, и не почувствовать под ладонью их твердых бугорков. Но не изысканность украшений поразила его воображение, а мысль, что от удара кулаком, облаченным в такие доспехи, не поздоровится.
– К нам на разборку поступила пара новых машин.
– Вы сами их угнали?
– Нет, какие-то полосе Лонгбич. Эстеван засмеялся.
– Не доверяю я этим пендехос – дай им волю, они и мою машину угонят!
Рабочие тоже засмеялись. Попробуй только не оценить шутку эль-хефе!
– Если кто-то из них когда-нибудь попытается украсть ми коне… – Эстеван выдержал театральную паузу.
– Муэрте!
Гринго Мартин, с напомаженными волосами, разодетый, в дополнение к туго обтягивающим штанам, в потертую кожаную куртку и яркую рубашку с большим воротником, придающие ему схожесть с эксцентричной рок-звездой, решил подыграть своему боссу.
– Почему бы вам не провести для них презентацию?
Рабочие подобострастно закивали. Эстеван торжественно провозгласил, будто иллюзионист, готовящийся показать свой коронный трюк:
– Вор – все равно, что кулеро!
Зрители непонимающе молчали, зная, что кулеро – это контрабандист, использующий для перевозки наркотиков через границу собственную прямую кишку. Элемент загадочности помог Эстевану усилить исполнительский эффект.
– Мира!
Эстеван подвел рабочих к водительскому сиденью «мерседеса».
– Если я нажму эту кнопку, можно спокойно ехать. А если нет… и вы сядете, то надавите вот на эти пластины…
Эстеван огляделся, поднял с пола тяжелый пластмассовый ящик и положил его на сиденье. Потом нажал кнопку на брелке дистанционного управления.
Бах!
Острый клинок стремительно выстрелил из-под сиденья и насквозь прошил пластмассовый ящик. Будь на его месте настоящий угонщик, в его задницу вонзилось бы два фута нержавеющей стали.
– Эсла-пута-мадре, но?
Эстеван расхохотался и оглянулся на Мартина.
– Надо бы запустить эту штуку в продажу. Лучше любого противоугонного устройства!
Рабочих мастерской глубоко впечатлило это новаторское изобретение на ниве борьбы с похитителями автомобилей. Они невольно попятились подальше от Эстевана. Тот повернулся к ним и без всякого перехода задал вопрос:
– Ту висте Амадо?
Рабочие отрицательно помотали головами.
– Он заезжал сюда вчера, – нерешительно произнес один из них.
Эстеван пристально посмотрел на каждого и произнес с нескрываемой угрозой в голосе:
– Увидите его – скажите, чтобы связался со мной!
4
Амадо лежал в ванне – большой, мускулистый, темнокожий, с лицом, загорелым и огрубевшим от долгого пребывания на солнце, постоянного курения и потребления текилы. И все же он несомненно обладал той чувственной мужской привлекательностью, которой женщины просто не в силах сопротивляться. Что-то особенное таилось в его взгляде. Даже после серьезной потери крови он оставался пристальным и сосредоточенным – так хищник присматривает себе добычу на ужин. Большинство мужчин с трудом могли выдержать этот тяжелый взгляд. Даже Эстеван, имея железную волю и внушая страх окружающим, начинал чувствовать себя не в своей тарелке, глядя в глаза своему подчиненному. Когда Амадо пялился на понравившуюся женщину, та по неизвестной причине возбуждалась, таяла, будто свечной воск под огнем, и с готовностью отдавалась ему.
Амадо застонал и пошевелился. На месте правой руки к его плечу, замотанному полотенцами, был привязан пакет со льдом. Обнаженный торс покрывали искусно исполненные татуировки с изображениями голых женщин и сцен половых сношений всевозможными способами, во всяких позах. Целая камасутра была представлена на его теле в виде наколок.
Густой багряный ручеек струился по гладкому дну ванны к сточному отверстию. На фоне фарфоровой белизны кровь казалась краснее обычного. Джинсы пропитались насквозь; темные потеки запеклись на ковбойских сапогах. Амадо потянулся к стоящей у него между ног бутылкой текилы «эррадура», поднял ко рту и сделал большой глоток. Ставя бутылку обратно, он вскрикнул отболи.
– Пендехо!
В ванную комнату вошел Норберто, очень красивый юноша с длинными волосами, гладко зачесанными и завязанными на затылке в косичку. Он принес с собой лайм и нож. Обычно невозмутимый и стильный, Норберто сейчас так нервничал и суетился, не зная, как себя вести, что даже вспотел. Он уже собрался отправиться в клуб «У Рудольфо» танцевать сальсу, и теперь боялся запачкать кровью одежду. Совсем недавно ему подфартило приобрести в фирменном магазине умопомрачительный кожаный прикид лилового цвета, который как раз сегодня принесли от портного, подогнанный по его стройной фигуре. Мысленно Норберто уже блистал на танцплощадке в зажигательных латиноамериканских ритмах.
Однако не тут-то было, в дверь позвонили, и вот он уже прислуживает калеке. Но деваться некуда, надо помочь другу. Более того, Амадо – его босс! Норберто обязан заботиться о нем. И все же досада слегка бередила ему душу, что вполне объяснимо в сложившихся обстоятельствах.
– Эй, мужик, лайма хочешь?
– Я хочу долбанного врача.
– Я уже вызвал тебе врача, потерпи немного!
Норберто одним ловким движением выбросил лезвие ножа-бабочки, разрезал лайм на дольки и осторожно поднес одну ко рту Амадо, опасаясь за свои пальцы. Тот опять отпил из бутылки хорошую порцию «эррадуры», вцепился зубами в мякоть лайма и стал высасывать сок, кривясь от злости, огорчения и боли.
– Эстеван звонил по твою душу, чувак.
– Пош-шел он!
Норберто потянулся к бутылке с текилой. Амадо оттолкнул его своей единственной рукой.
– Не хапай!
Норберто уселся на унитаз рядом с ванной.
– Дай хлебнуть немного, каброн! Мне тоже надо нервы успокоить!
Амадо вздохнул и отдал ему бутылку. Норберто сделал несколько глотков, потом бросил в рот дольку лайма.
– Все не выпей, пендехо!
Норберто вернул бутылку и посмотрел на Амадо.
– Где твоя рука, чувак?
– Оставил в гараже Карлоса Вилы.
Норберто помедлил со следующим вопросом.
– А что ты делал в гараже Карлоса Вилы?
– Убивал его.
– Пор ке, мужик?
– Потому что мы с ним заключили сделку. А этот марикон решил кинуть меня!
– Чувак, и ты убил его?
Амадо молча кивнул и отхлебнул еще текилы. Потом повернул голову и посмотрел на Норберто своим страшным взглядом. Тот понял без слов и поспешно протянул очередную дольку лайма, которую Амадо с чавканьем высосал.
– Если ты его убил, то что же случилось с твоей рукой? Амадо опять вздохнул.
– Я стал подвешивать его к потолку. Чтобы выглядело, как суисидио, понимаешь? Залез на лестницу, привязываю веревку, и случайно, чувак, совершенно случайно нажал на рубильник. Ворота начали закрываться, а у меня рука засунута за направляющие, и эта чертова цепь затянулась вокруг нее и просто… мира… посмотри, что сделалось! Долбанная цепь просто-напросто оторвала мне руку!
Норберто подавил смешок.
– Ке варваро, мужик!
– Ничего смешного, пендехо!
Норберто поспешно выпрямился, скорее от испуга, чем из сострадания.
– Прости, мужик!
– Пинче-пута-мадре, каброн!
Пока Амадо заглатывал новую порцию «эррадуры», Норберто отрезал от лайма еще кусочек и бросил в рот боссу, не забывая беречь пальцы от его зубов.
– Мужик, лас-плакас будут разыскивать тебя по отпечаткам пальцев!
Амадо покачал головой.
– Я был в перчатках.
– Что толку, патрон, ты же оставил там всю свою долбанную руку! Они снимут отпечатки прямо с твоих долбанных пальцев!
Лицо Амадо исказилось от досады.
– Карахо!
– Ты попал, мужик!
Амадо обернулся к Норберто.
– Иди туда и принеси мою долбанную руку, пендехо!
– Аора?
– Си, аора!
– А как же врач?
– Не запирай дверь!
– Знаешь, в нашем районе слишком опасно оставлять дверь незапертой!
Амадо опять угрожающе посмотрел на Норберто, тот отдал ему остатки лайма и поспешил к выходу.
5
Боб валялся на кушетке перед телевизором в классической позе среднего американца; просторная футболка задралась, оголив полоску волос у пупка, босые ноги свисают через край, голову подпирают две скомканные подушки. Вообще-то он был недурен собой – не писаный красавец, но, по любимому определению Моры, в меру привлекательный. Правильные, симметрично расположенные глаза, ничем не выдающийся нос. Бородка скрывала сильный подбородок вместе с ямочкой, однако, как считал Боб, эта потеря компенсировалась тем, что волосяной покров подчеркивал губы. Он знал, что при его довольно заурядной внешности губы отличались необычайной чувственностью.
Боб отхлебнул пива и слегка переменил позу, устраиваясь поудобнее.
Кушетка была застелена грубым покрывалом типа марокканской дерюги, которое Боб называл «простыней из-под хиппи», поскольку очень часто разговоры на нем заходили о гашише и Амстердаме. Это покрывало и все остальное в квартире, Боб приобрел с рыночных лотков старьевщиков и в магазинах подержанных вещей. Оно пришлось ему по вкусу именно тем, что не гармонировало ни с одним предметом обстановки – ни с серебристо-розовыми виниловыми креслами из салона красоты, ни с мексиканским кофейным столиком из резного дерева с кафельной поверхностью, ни с китайскими пейзажами на черном бархате.
Боб наслаждался эклектическим духом своего жилища. Дома он ощущал себя художником.
Хотя телевизор был включен, Боб не обращал на него внимания. Он разглядывал полароидную карточку и сам не понимал, не мог с точностью определить или описать словами, что влекло его с такой неодолимой силой к изображению женщины на татуировке. Во всяком случае, не тот интерес, какой он испытывал к обычной графической порнографии, к откровенным фоткам глазастых юных красоток, готовых трахаться во все дыры. Возможно, притягивала именно простота рисунка, отсутствие глянца и цветных оттенков. Боб не знал наверняка, но только очертания женского тела по-настоящему возбуждали его своею непостижимой истинностью и даже, как ему казалось, живостью. Он просто вспыхивал, как до предела накачанная паяльная лампа!
Из состояния транса его вывел скрежет ключа в замке. Вошла Мора, бросила на стол связку ключей и сказала с порога:
– Мне необходимо позаниматься йогой.
Боб сел на кушетке.
– Может, хочешь выпить?
– Боб, я стараюсь очистить свой организм, а не отравить его еще больше.
Он опрокинул в себя остатки пива и понимающе кивнул. Антиокислители, шлаковыводители, герба-вита-оздоровители… Боб знал, чем занимается на работе Мора, и с терпимостью относился к ее бзикам. Он вообще считал себя очень покладистым человеком.
– Паршивый день выдался?
– Наверно, мне следовало стать врачом; может быть, тогда они бы слушались меня, а не ждали, чтобы я вместо них драчила им члены. Ведь ты бы не стал просить врача подрачить тебе член?
– Хм… Может, и попросил бы, если б врач был похож на тебя.
Мора угрюмо промолчала, удалилась на кухню и стала просматривать сегодняшнюю почту.
Боб встал с кушетки и пошел вслед за ней. Он обнял Мору сзади одной рукой и поцеловал ее в шею.
– Это тебе комплимент.
– Не сейчас.
– Почему?
– Потому что я ухожу на занятия йогой.
Боб разочарованно поплелся к холодильнику, достал себе новую бутылку пива, с шипением открыл и сделал большой глоток. Потом устремил взгляд на Мору – тонкая фигурка, красивое личико, уверенная осанка. Он любил ее. Или, точнее, любил отдельные части ее тела, ее личности. По его убеждению, некоторые составляющие Моры просто не имели себе равных на всем белом свете. Например, груди или обалденное чувство юмора – если, конечно, у нее хорошее настроение. Или вот еще язык. Подбородок. Ушки. Стройные ножки с маленькими ступнями. Боб мог подолгу мысленно разбирать ее на желанные и лишние кусочки, наделяя их, по мере измельчения, все более подробными спецификациями. Расчленяя Мору… Отличное название для кинофильма!
– Мора, мне, правда, очень хочется!
– А мне, правда, очень не хочется!
– Ну, пожалуйста!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35