Он заглянул в экран монитора и презрительно хмыкнул.
– Тетрис?
Моррис не удостоил его взглядом.
– Да знаю, знаю, чувак, игра старая, но интересная!
Но пацан и не думал уступать.
– Ага, мой папаша ее очень любит!
– Чувак, «тетрис» – отличная тренировка для мозга! Играть в нее все равно, что смотреть кино, в котором одновременно происходят автогонки, война с пришельцами и стихийное бедствие.
– Ну, да, конечно. Распишись вот здесь. А потом можешь поиграть в «понг».
Моррис не отводил глаз от экрана.
– Не могу.
– Мне надо заехать еще в кучу мест!
– Погоди минутку!
– Нет!
– Чувак, ну, пожалуйста, потерпи немного!
– Нет!
Курьер помахал клипбордом у Морриса перед лицом, загораживая ему экран. Моррис схватил со стола ручку левой рукой и попытался не глядя поставить свою подпись в нужной графе.
– Здесь?
– Двумя дюймами ниже.
– Здесь?
– Уже теплее.
Моррис накарябал свою фамилию.
– Спасибо, чувак!
– Без проблем!
Мальчишка ушел. Моррис вновь сосредоточился на игре. Ему было невдомек, что минуту назад расписался за получение человеческого зародыша. В стеклянной банке с формалином плавал довольно развитый эмбрион. Моррис не видел ничего вокруг, кроме компьютерного экрана.
Боб уже здорово окосел. Они с Амадо прикончили бутылку текилы и теперь потягивали пиво. Амадо скинул рубашку и давал Бобу живописующие пояснения по поводу каждой татуировки на своем теле. Их было не меньше сотни. Когда Боб высказал в его адрес слова восхищения, Амадо признался, что начал запечатлять тела знакомых женщин в чернилах на собственной коже лишь после того, как отметил первые сто побед насечками на ремне своих джинсов. Боб смотрел на него с благоговением, как на могучего атлета, поставившего невиданный рекорд в очень редком виде спорта.
Он мысленно обозрел короткую дистанцию собственных достижений, состоящую из жалких шести или семи преодоленных этапов. И ни разу это не происходило за одну страстную ночь, сначала всегда были невинные свидания, потом длительные ухаживания и, наконец, постельные отношения. Конечно, без любви не обошлось, но все же Боб не сумел припомнить ничего заслуживающего постоянного места на его теле, достойного боли от иглы и чернил, и что он мог бы назвать высокой чувственностью. А ему очень хотелось испытать в жизни нечто подобное. Хотелось отдаться во власть животной страсти. Хотелось яростно вонзаться в горячую плоть роскошной женщины, когда оба охвачены одинаковым безумием и не надо заботиться о предварительном возбуждении, взаимном достижении оргазма и прочем. Хотелось безрассудного, звериного желания и, совокупляясь с ней грубо и дико, знать, что она чувствует то же самое.
Боб стал смотреть, как Амадо с пьяной неуклюжестью пытается приставить на место свою руку. Он не удержал ее, и рука упала на пол с глухим и жутким стуком. Из обрубка брызнула жижа (Боб мысленно почему-то назвал ее соком) и испачкала валяющуюся на полу рубашку Амадо. Тот нагнулся, поднял руку и посмотрел на нее.
– Мне не хватает моей руки, Боб.
– Не сомневаюсь.
– Никогда не расставайся со своей рукой, Боб, нунка!
Боб согласно кивнул.
– Я знаю, Амадо, что ты расстался с рукой не по своей воле, и уверен, она тоже это знает.
Амадо поразмыслил над словами Боба.
– Ты так считаешь?
– Уверен!
Голос Амадо дрожал, будто он готов заплакать.
– Никогда не задумывался над тем, что моя рука может страдать. Я даже не надеялся увидеть ее снова!
Он посадил согнутую в локте конечность себе на колени, и та приобрела довольно беспечный вид.
– Я не хотел причинять тебе боль.
Амадо прижал руку к груди и стал нянчить ее, как новорожденного ребенка. Боб притих, не зная, что сказать, поэтому просто оставил Амадо в покое наедине со своей рукой. Он заметил, что «крестный отец» Эстеван и белый парень Мартин сидят на диване в гостиной и о чем-то беседуют. Норберто – или Норберт, как стал называть его Боб – после нескольких стопок текилы удалился вздремнуть в одну из спальных комнат.
Боб встал и похлопал Амадо по плечу.
– Я сейчас схожу пописаю, а когда вернусь, мы с тобой помянем все хорошее, что ты делал вместе с твоей рукой. И выпьем за это!
Амадо поднял на Боба широко раскрытые, мокрые глаза.
– Ты хороший человек, Боб!
Пошатываясь, Боб направился в ванную комнату.
Эстеван наблюдал, как Амадо и гринго вместе пили и смеялись, будто праздновали Синсодемайо. Смейтесь, смейтесь. Вам обоим недолго жить осталось. Мартин все что-то доказывал, уговаривал его не убивать гринго. Пор ке? Не потому ли, что он тоже белый? Когда Эстеван кончал какого-нибудь долбанного чоло Мартин помалкивал! А теперь просто позарез надо убрать этого белого парня, а Мартин, как нарочно, все канючит и подбивает Эстевана на рискованный ход.
Конечно, в его рассуждениях есть здравый смысл. Во всех новостях раструбят о похищении и убийстве белого американца. А полиция просто обязана заняться тем, что попало в газеты. Ничего хорошего не жди, если копы начнут повсюду совать своей нос, задавать вопросы.
Эстеван понимал все это, но инстинкт самосохранения призывал его убить парня. Свидетелей нельзя оставлять в живых. Отпустить его все равно, что своими руками выдать ему доверенность на дачу показаний против тебя же в суде! А значит поступать так не правильно! Меньше всего Эстевану хотелось видеть этого тощего, никчемного засранца-гринго на заседании федерального суда и слушать его изобличительную речь о том, как гражданина США похитила мексиканская мафия. Эстеван не понимал, почему белые всегда так уверены в своем превосходстве, это же просто дерьмо собачье!
Эстеван умен. Не глупее любого белого, говорил он себе, но при этом не хотел, чтобы ненависть ослепила его и помешала увидеть верное решение. Он точно знал, что в словах Мартина есть здравый смысл, а потому разрешил ему переговорить с парнем, гринго-а-гринго, и прощупать, готов ли тот помочь им.
Когда Боб вернулся из туалета, Амадо уже сидел в отключке, уронив голову на стол. Он громко храпел, а из уголка рта стекала ниточка слюны и капала на пол. Боб сел и стал разглядывать Амадо. Во сне он не казался таким грозным. Он был похож на человека, потерявшегося в чужой стране. Потерялся сам и потерял свою руку. Боб сочувствовал ему.
Пришел Мартин и сел рядом с Бобом. Он хотел поговорить с ним о чем-то важном. Он собирался объяснить Бобу, почему угнали его машину вместе с ним, и что им от него нужно. Пока Эстеван в гостиной смотрел по телевизору футбол, Мартин рассказал Бобу обо всем, что произошло за предыдущие двое суток и в итоге привело к его похищению. Затем Мартин обратился к Бобу с деловым предложением.
Поначалу Боб решил, что ослышался. У него никогда в жизни не возникало желания стать преступником или заняться нелегальным бизнесом. Откровенно говоря, о тюрьме у Боба сложилось такое жуткое представление, что ему и в голову не приходило совершить что-нибудь противозаконное. Но вот перед ним умный парень, дипломированный юрист, закончил Йельский университет, а в целом такой же, как и сам Боб, только красивее, удачливее и лучше одетый. И этот парень спрашивает, не согласится ли Боб провернуть вместе с ними дельце и одним махом заработать десять тысяч долларов. И все, что от него требуется – доставить в Паркер-сентер руку, точнее, другую руку.
– Доплата в десять тысяч долларов за выполнение твоих обычных обязанностей!
Боб задумался. Он колебался. Была в Эстеване какая-то сила – та же, что делала его таким страшным, – которая внушала Бобу доверие. Чем дольше он размышлял, тем сильнее волновался. Мартин ждал ответа. Наконец…
– Ладно, я согласен. Только…
Мартин холодно перебил его.
– Боб, ты не в том положении, чтобы выдвигать условия!
– Ты не знаешь, чего я хочу.
Мартин кивнул.
– О'кей. Чего ты хочешь?
– Хочу, чтобы вы познакомили меня с Фелисией!
– Кто такая Фелисия?
Боб взял со стола руку Амадо и показал Мартину татуировку.
– Это Фелисия.
Эстевана удивило, что гринго так легко поддался искушению. Он догадался, что Боба, как и Мартина, привлекала внешняя романтичность криминальной жизни. Белые иногда бывают до смешного наивны. По их представлению, гангстеры только и делают, что разъезжают на быстрых машинах, спят с роскошными женщинами и не знают, куда деньги девать. Насмотрелись голливудских фильмов! Эстеван на собственной шкуре испытал, сколько надо работать, чтобы добиться успеха в криминале. Ненормированный рабочий день, ночные смены, постоянные стрессы. Из-за чрезмерного нервного напряжения многие члены ла-фамилии к преклонному возрасту заработали себе грудную жабу. Несколько неудачников гнили в тюрьмах где-то в богом забытой стороне. Кое-кто помер от обширного инфаркта, пока трахался с какой-нибудь шлюхой. «Смерть от виагры», говорили в таких случаях. Этот стимулятор превращает мужской эксплорадор в «супермена», а остальное тело – в старого, обвисшего абуэло, не способного угнаться за моложавым членом. Так что все удовольствие улетучивается, остается только пыхтение и кряхтение. Было что-то трагическое в попытках взрослых мужчин строить из себя подростков, и все же, по убеждению Эстевана, лучше сдохнуть во время полового акта, чем получить пулю в голову, сидя в собственной машине.
Тощий гринго вошел в гостиную с банкой пива в руке. Эстеван уставился на него и с удовлетворением увидел, как тот отвел взгляд. Эстеван откашлялся.
– Ты понял, что все это значит?
Боб оглянулся на Мартина и снова посмотрел на Эстевана.
– Кажется, да.
– Ты становишься соучастником убийства, а от такого дерьма не отмоешься, дружок!
Боб помедлил.
– Я не собираюсь никого убивать!
Эстеван с трудом удержался, чтобы не поддаться приступу негодования. До чего же нахальные бывают люди! Думают, очень легко взять и убить кого-то! Будто это любому под силу! Даже Амадо, у которого за плечами годы практики, завалил простое дело.
– Тебе и не надо никого убивать.
Вмешался Мартин.
– Но ты должен понимать, что становишься соучастником.
Боб кивнул.
– Я понимаю.
– И можешь угодить в тюрьму.
Эстеван посмотрел на Боба своим страшным взглядом.
– А если пойдешь в полицию, мы убьем тебя.
Боб начал терять терпение.
– Знаю.
Эстеван наблюдал, как Боб мысленно взвешивал все возможные варианты. Он почти воочию видел, как в голове у него лихорадочно вертятся шестеренки. Его бы не удивило, если бы Боб попросил листок бумаги и карандаш, начертил линию посередине и по обеим сторонам начал перечислять плюсы и минусы сделанного ему предложения. Нет, определенно у американос полностью отсутствуют уэвос!
И все же Боб удивил его.
– Я готов на все ради того, чтобы узнать Фелисию.
Эстеван громко рассмеялся.
– Ты действительно считаешь, что стоит рисковать жизнью ради женщины?
Боб кивнул. Еще никогда и ни в чем он не был так уверен.
– Фелисия не всякая женщина.
Эстеван изумленно покачал головой.
– Ну, что ж, лишь бы ты понимал, что тебя ждет.
Боб сел на диван рядом с Мартином. Тот заговорил деловым тоном, подводя итог сделки.
– Итак, мы со своей стороны обязуемся передать Бобу десять тысяч долларов и предоставить одну ночь с Фелисией.
– А что нам предоставит Боб?
– А он привезет в полицию руку – новую руку – и скажет, что очень расстроился из-за разрыва со своей девушкой и потому задержался с доставкой.
– Ты что, расстался со своей девушкой?
– Да, вроде того.
– То есть?
– Мы поссорились.
Эстеван откинулся на спинку дивана и вздохнул.
– Надеюсь, это была серьезная ссора.
– Достаточно серьезная.
Снова вмешался Мартин.
– Мы можем подбросить тебя до дома, чтобы ты завершил дело. То есть, действительно порвал с ней. Чтобы все было по правде.
Боб обрадовался этой идее.
– Точно, так и сделаем, и обязательно прежде, чем я встречусь с Фелисией! В общем, чтоб все официально застолбить. Тогда это не будет выглядеть так, будто я ей изменяю.
Эстеван окинул мрачным взглядом обоих гринго. Карало! В какое дерьмо они его втягивают?
– У нас еще нет второй руки.
11
Стоял один из тех великолепных дней в Лос-Анджелесе, какой обычно видишь в телевизионном репортаже с «Парада роз». Золотые солнечные лучи пронизывают город, неся тепло, здоровье и богатство миру. Небесная голубизна простирается над головой, радуя глаз. В такой день поневоле думаешь, что жители Лос-Анджелеса обитают на какой-то фантастической земле обетованной, вроде страны витамина «С» или еще чего-то такого.
Только вместо цветочных платформ по улице ползли рейсовые автобусы мимо Дона, детектива Флореса и еще двух полицейских в форме, сидящих на ступеньке широкой лестницы Паркер-сентра и уплетающих большие, жирные гамбургеры.
У передвижной палатки выстроились в очередь другие сотрудники полиции Лос-Анджелеса, желающие перекусить. Дон чувствовал себя прекрасно. Хорошо работать в полиции! Хорошо знать, что своим трудом ты делаешь мир лучше. Хорошо сидеть на солнышке вместе с товарищами и лопать дерьмовый гамбургер. Дон знал, что вечером на ужин будет вынужден ограничиться зеленым салатом и, может быть, чуть-чуть сашими, чтобы нейтрализовать взрывной эффект этой желудочной бомбы, но разве не стоит этакой малости то чудесное душевное состояние, которое он испытывает здесь и сейчас!
Дон окунул ломтик картошки-фри в бумажный стаканчик с кетчупом и замечтался. Ему привиделся Эстеван Сола без своей волосяной накладки, в ярко-оранжевой робе заключенного лос-анджелесской окружной тюрьмы. Мысленным взором Дон смаковал образ понурого, закованного в наручни шэль-хефе, готового к депортации в мексиканскую тюрягу. Слишком долго ему пришлось бессильно наблюдать, как Эстеван с самодовольной безнаказанностью хозяйничает в Лос-Анджелесе, как у себя дома. Его наглое высокомерие выводило Дона из себя. Вот почему он выбрал Солу в качестве первоочередной цели, считал для себя делом чести свергнуть этого долбанного мексиканского царька из Хуареса.
Дон отхлебнул из стаканчика глоток диетического рутбира. Потом обратился к Флоресу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35