Потом до откоса, и к сороковой школе. Повезет, так уйдешь. Как в подвале разрядить, знаешь. Готов?
— Готов!
— Ну, айда, что ли.
Равнина бывшего сквера перед Базаром казалась бесконечной. Какие-то сто метров, но если каждую секунду ждешь, что тишину вот-вот распорют очереди, и тебя, набитого свинцом, бросит на снег, — сто метров превращаются в километр. Отойдя от спасительных руин на два десятка шагов, Ахмет почуял, что Сереге стало не по себе. Чего там, он и сам чувствовал, что стоит выпустить человеческое из-под привычного ледяного пресса, как страх тут же охватит тело, и заставит съеживаться и робеть… Надо поддержать парня…
— Слышь, товарищ Базарный.
— Че, Ахмет? — поспешно откликнулся сзади пыхтящий Серега… Слишком поспешно. Да, правильно. Не ссы, Рыжая, не испорчу твою работу…
— Ты сегодня стал Хозяином. Чуешь?
— Ну… Че-то есть, да, такое. Необычно так. — Ахмет с удовлетворением отметил, как легко отвлекся от давящего страха паренек, из голоса почти ушла зажатость.
— Теперь вспомни, как ты пошел со мной сегодня.
— Как?
— Ни «куда», ни «зачем». Как телка взяли за веревочку, и повели. Сегодня ты допустил это последний раз. Понял?
— Ну, Старый, я ж знал, что мы…
— Не ебет. Ты — Хозяин. Ты один теперь, навсегда. Никто тебе не указ, ни я, ни даже если, представь — Кирюха встал из земли и приперся к тебе. Его время прошло, он проебал свой Дом. Ты здесь теперь главный и все решаешь. Ничего не делаешь, пока четко не знаешь — что делаешь. Зачем. Сколько это будет стоить — крови, патрона ли, без разницы. Надо ли это твоему Дому, каждому, кто живет под тобой. Если надо — то, опять же — зачем. Понял, бывшая поломойка, кто ты теперь?
Сережик промолчал, и Ахмет с удовлетворением ощутил, как дернулся на «поломойку» молодой Хозяин, и тут же, молодец, забыл о мелочи и задумался. Похоже, о правильном. Страхом с его стороны больше не пахло.
Зато беспокойство начало охватывать его самого. Базар лежал перед ним словно вымерший — ни выстрела в воздух, ни окрика, а ведь до его громады осталось не больше тридцати шагов. Голова отказывалась выдавать четкие указания, и Ахмет перестал обращать на нее внимание, полностью растворившись в ощущениях. Они там, это ясно. Не все. Вчера было девять; старшего завалил, литовца оставил. Сейчас меньше. Кто-то ушел? Или завалили? По идее, после того, как валят старшего, люди ставят нового, и это процесс такой, без крови не обходится…
Неожиданно для себя Ахмет поднял ствол и отсек два патрона. Грохот выстрелов заметался по широкому полю бывшего сквера, крошась об развалины, и улетел в глубину мертвого города. Несколько минут ничего не происходило, но по изменившейся тишине оба визитера понимали — сейчас последует реакция. Ахмет сквозь зубы подбодрил Сережика:
— Не ссы, Базарный. Ща или вальнут, или войдем.
— Да я не ссу.
— Когда зайдем, будь готов. Если я начну шмалять, вали все, что шевелится.
Тут наверху скрежетнул сдвигаемый дощатый щит, посыпался вниз потревоженный снег, и из приоткрывшейся щели кто-то крикнул:
— Ты че, забыл, где заходить? О, еще одного, что ли привел? — и уже глуше, в глубину здания, что-то добавил остальным.
— Пошли. — Ахмет подчеркнуто неторопливо повернул ко входу. — Серег, пизди поменьше, и помни, кто ты тут. Волокушу прям здесь оставь, у крыльца. Никуда не денется.
Первое, что бросилось им в глаза за углом — приметенный у лестницы синий литовец.
Сережик передернулся, взявшись за ручку двери, из которой выбежал по трупам почти четыре месяца назад. Выгородку справа, бывший гардероб, где сдавали стволы, новые хозяева… — "Стоп!" поправил себя Сережик, — "Какие еще хозяева?", разломали на дрова. Решетка, за которой в базарные дни сидела охрана, выломали, и она болталась на одной петле. "Бля, решку-то нахера трогать! Мешала кому?!" Подымаясь за Старым наверх, откуда слышались неразборчивые голоса, Сережик с раздражением отметил голое железо перил, обдирать которые при Кирюхе даже в голову никому не приходило.
На площадке их встретил ушловатого вида пыштымский мужичок, в тулупе поверх новой необмятой рубахи ментовского фасона. У Сережика опять сжалось сердце — значит, и этот склад нашли. А ведь Кузнецов так гордился хитрой задумкой — сделать у одного из предназначенных для сдачи торговцам отсеков второе «дно», и постоянно выпрашивал у Немца залетчиков, потому что долбить ломом толстые фундаментные блоки никто из своих не хотел. Там много чего лежало — и часть ПКВешного патрона, и лишние пулеметы, за которыми сам хозяин ходил с Ахметом по зиме, давным-давно, и вот эти рубахи, которыми зашел в дом Аркашка… …Ну, а че ты хотел? Три месяца с лишним, не три недели. Че хошь найти можно… — с горестным вздохом подумал Серега, всегда по-хозяйски относившийся к любому добру. — …А мое вы хуй когда найдете, хоть триста лет ищите…
— Здоров, что ли… — настороженно вытолкнул из-под прокуренных усов мужичок, глядя только на Старого.
— А я тебе че — насрано? — замирая от необъяснимого страха, вытолкнул через губу Сережик.
— А ты кто таков, сопля? — с нехорошим весельицем в голосе осведомился мужичок, косясь на Старого. — С тобой, что ль?
Старый, к полному Серегину восхищению, легко подтолкнул мужичка, разворачивая к проходу:
— Айда… Как отзываешься, братишка?
— Губой, от фамилии.
— Вот и айда, брат Губа, поближе к опчеству. Где народ-то? Поди, в бывшем кабинете Хозяйском?
— Че? А, где кресла? Ну, точно. А че, мне обсказать не жалаш? — попробовал похорохориться мужичок. — Типа, всем сразу довести, а мне одному — рылом, типа, не вышел?
Сережик заметил, как вздрогнула борода Старого от нехорошей усмешки, и замер в предвкушении — похоже, Губе сейчас придется немного рассчитаться за "соплю"…
Старый придержал шаг, заглядывая в лицо мужичку. Мужичок остановился и опустил руки, правой бестолково шаря по стволу висящей на плече волыны. Старый буравил мужичка взглядом, и Сережик охнул внутри себя, зацепив немного черного могильного холода, щедро хлещущего из потемневшего глаза Старого. Старый странным голосом, раза в полтора медленнее своей обычной манеры тягуче выговорил мужичку прямо в лицо, и Сережику казалось, что эти слова, словно живые нити, вползают в глаза, ноздри, уши Губы:
— А что, дружище? Рассказать тебе? Персонально?
Сережик со смесью испуганного отвращения и злорадства наблюдал, как скованный взглядом Старого мужичок пытается помотать головой, но выходит только неуклюжее подергиванье в одну сторону.
— Что, не надо? Ну как хочешь. Пошли, че встал-то? — Старый вернул свою насмешливую манеру и опять подтолкнул мужичка по коридору, к двери, из-за которой неслись приглушенные голоса.
Сережик мстительно оттолкнул не пришедшего в себя Губу и поспешил за Старым, входящим в бывший Кирюхин кабинет.
— Всем привет, господа и товарышши.
Биг Бос Эбрахамсон жался под ударами ледяного ветра, гуляющего по бесконечной пустыне летного поля. Наглые cargo Cargo — технические работники аэродрома, отвечающие за правильное с точки зрения развесовки расположение груза в салоне самолета.

в оранжевых пуховиках из московского дивижена PAE ползали, как сонные мухи, как будто не видели, что посадки дожидаются не абы кто, а не самые маленькие люди — рядом с Эбом стояла начальница юридического сервиса Halliburton NCA, за один рождественский бонус которой можно купить два таких самолета, тут же прятались за спиной косящего под Бонда нарядного типа из РУМО два смуглых латиноса из US Treasures, какие-то англичане в необмятых ооновских пуховиках. Заметив в толпе майкрософтовского босса, с которым ему случалось делать дела, нагревая дядю Сэма в пользу Биг Билла и немножко — в свою, Эб протиснулся к нему:
— Привет, Эндрю! Отдыхать?
— О, Эб! Дружище! Нет, Эб, я, пожалуй, вас покину.
— Что так? Решили не возобновлять?
— Да нет, все проще — ухожу.
— Вот так новость, Эндрю. Кто ж теперь будет вправлять рога вашей чертовой Windows? Эдак у нас вся контора встанет через неделю.
— Простите, Эб, теперь это не моя печаль. Остается Майк, вы же знаете его? Не волнутесь, справится не хуже. А я теперь буду присматривать за южноафриканским представительством бывшего конкурента — Биг Ларри предложил Йоханнесбург. Там русские запускают аж несколько новых заводов, работы море.
— Это их бывший president and his old boy net? Как его, Pookin? Poo-teen?
— Ну, не только. Говорят, там их целый пригород… Тех, кто вовремя вышел из Кремля, заглянув по пути в правильный банк.
— Самые умные рашенз… И вы, Эндрю, решили снять с них немного зеленой стружки…
— Ха — ха! Эб, ну вы скажете! Снимешь с них, пожалуй. Нет, мне больше по вкусу бурбон со льдом, чем с полонием… — тут Эндрю пытливо взглянул в глаза собеседнику, впервые за весь разговор, — К тому же, полагаю, что эти парни не зря решили осесть именно там, Эб, вам не кажется?
От предельно осторожного компьютерщика более откровенного предложения к обмену можно было и не дождаться. Эб прикинул веер возможных утечек и решил, что риск не столь уж и велик, а подтвердить шевелящиеся последнее время предчувствия так и подмывало:
— Вы знаете, Эндрю, а я ведь тоже немного недоработал на дядю Сэма.
Тут объявили, наконец, о посадке, и окоченевшая толпа ринулась к аппарели, разделив собеседников. Эб попытался было догнать компьютерщика, но где там соперничать пожилому администратору со здоровенными лбами в зимнем камуфляже, внезапно появившимися откуда-то из-за спины и легко оттершими его с дороги. Но Эба уже не волновало, каким он войдет в грузовой отсек Гэлакси — по пронзительному взгляду компьютерщика, затянутого людским водоворотом в первые ряды, он понял — место для него будет занято. Похоже, у них найдется тема скоротать два часа до Москвы.
Он не ошибся — компьютерщик помахал ему из самого угла отсека, снимая поклажу с занятого места. Пробираясь между утянутыми сетью контейнерами и копошащимися попутчиками, Эб понял, что не ошибся и со вторым: его собеседник выбрал места рядом с горластыми черными федералами, которым точно будет не до тихого шепота по соседству. Кроме того, Эндрю, не привлекая внимания, вытаскивал аккумулятор из своего планшета.
— Присаживайтесь, мистер Эбрахамсон. Не 777-ой, однако…
— Да уж. Ни тебе фильма, ни ланча… Черт, да как его отстегнуть?!
— Давайте я. Вот, держите. Нет, только батарею, планшетку давайте пока сюда.
Оба коммуникатора исчезли в щегольском титановом кейсе от Вюттона, снаружи выглядевшим сшитым из кожи.
— Вот так…
— Эндрю, что, на самом деле… Я, честно говоря, никогда не воспринимал всерьез эти манипуляции.
— Ну и напрасно, дружище. Уже первая очередь "Эшелона" «Эшелон» — американский программно-аппаратный комплекс по съему информации в глобальном масштабе. Некоторые люди действительно недооценивают технические возможности данного средства, между тем как единственным реальным узким местом проекта остается блок, который в отрасли кратко обозначают как TIDES (Translingual Information Detection, Extraction and Summarization), то есть распознавание и оценка. Одним словом, уже довольно давно можно подслушать практически любой разговор или снять проводной/беспроводной сигнал; трудность заключается в распознавании смысла, оценке важности информации и своевременной передачи оной пользователю. Так что наши парни из ABBYY сидят на весьма перспективной теме.

была далеко за гранью представлений незнакомых с предметом людей. Так что…
— Н-да. Не хотелось бы увидеть среди встречающих хмурых джентльменов из АНБ. Будем надеяться, что они сейчас заняты чем-нибудь поважнее двух старых коней, размечтавшихся о пенсии и свежей травке на ферме где-нибудь в Канзасе.
— Ну, положим, про Канзас я бы думал не в первую очередь…
— А что, Эндрю, все уже так плохо?
— Веселого мало, Эб. Я могу судить о фактах только по географии мест, контент из которых генерируем мы. Последнюю неделю это уже весь Юг, полностью. Национальная Гвардия держит только нефтепереработку в Хьюстоне и основные трубопроводы, оттуда идет реальный трафик. Все остальное — Голливуд.
Эбрахамсон ошарашенно вытянулся на сиденьи — он подозревал, что недавнее, так и оставшееся тайной для подавляющего большинства возмущение латиносов подавлено не до конца и не везде, но чтоб весь Юг…
— Не ожидали?
— Такого — нет… — мрачно отозвался Эбрахамсон. — Эндрю, вы же не просто так делитесь со мной этим?
— О, да вы сразу быка за рога… Что ж, конечно. Мне… немного известно о ваших родственных связях, Эбрахам, надо быть пообтекаемее в выражениях, переписываясь по и-мэйл с Прагой, Яффой и Мадридом. Нет, подождите, выслушайте меня. Я понимаю, что ни сегодня, ни завтра я не смогу вытащить из банковских компьютеров свои деньги, а послезавтра это не сможет сделать уже никто. Я рассчитываю в этом на вас. Это моя цена.
— Что вы предлагаете за это?
— Дату. День, месяц, год. Впрочем, месяц и год — текущие, остается дата. Эту дату здесь, в России, знает еще от силы пять-десять человек, не больше. Думаю, они сейчас тоже летят. Или приземляются. Или взлетают.
От вида хозяйского кабинета у Сереги зачесались кулаки — ну какого хрена, спрашивается, портить хорошие вещи, а?! Ну взяли чужой Дом, вернее — подобрали; а гадить-то к чему… Пользуйся, пока можешь, но не вставай ты на кресла сапогами, не рви кожу! У печки — груда наломанных стульев. Лень было пройти по этажу, собрать чего похуже? Раз уж из подвала дров в облом поднять. Вон, сидит шесть рыл, могли бы и метнуться; все равно ни хера не делают, даже в караул не ходят…
Рыла сидели немного растерянные и злые; по всему было видно, что сели репу чесать с самого утра —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40