Вам же дали справку об освобождении.
- Но лететь по справке - это все равно что плакат на грудь повесить:
"Я - Сауляк". Вы же хотите довезти меня в целости и сохранности или я
что-то не так понимаю?
- Не ваше дело, чего я хочу, - грубо ответила Настя. - Полетите по
справке. Мне надоели ваши выкрутасы, мне платят, в конце концов, за ра-
боту, которую я выполняю, а не за то, чтобы я терпела ваш характер. Меж-
ду прочим, чтобы вас вытащить отсюда живым и невредимым, мне пришлось
отказаться от роли, о которой я давно мечтала. Но вы, по-моему, не стои-
те такой жертвы.
- Вы отказались от роли? Вы актриса?
- Представьте себе. Мало того что уголовница, так еще и актриса.
Впрочем, актрисой я стала раньше, чем загремела на нары.
- Я думал, вы частный детектив или что-то в этом роде.
- Надо же, оказывается, голодание благотворно сказывается на умствен-
ной деятельности. Вы еще о чем-то думаете. А я, черт вас возьми, Павел
Сауляк, думаю только о том, как бы замылить глаза вашим преследователям
и не дать им поднять на вас руку. И было бы очень неплохо, если бы вы
тоже думали именно об этом, а не о моей печальной биографии. Кстати,
имейте в виду, что по документам я ношу вашу фамилию.
- Зачем? Для чего это нужно?
- А вы подумайте. Раз вы такой принципиальный и не хотите есть, так
хоть подумайте. Ладно, выйдите из спальни, мне нужно переодеться.
Павел вышел.
Настя быстро стянула брюки и свитер, достала из шкафа колготки, ми-
ни-юбку и трикотажную майку с глубоким вырезом. Вид у нее в этом наряде
был дешево-потаскушечный, но с этим придется смириться. Она достала кос-
метичку и добавила яркости спокойному дневному макияжу.
Сауляк ничего не сказал по поводу ее внешнего вида, и Настя оценила
его сдержанность. Она была сама себе противна. Герман Валерьянович был
тут как тут, только они переступили порог ресторана. Вечером публика
здесь была другая. Наряду с обитателями гостиницы, спустившимися просто
поужинать, можно было увидеть и "крутых", и "деловых", и местных прости-
туток - полный ресторанный набор среднего пошиба. В зале стоял ровный
гул, но Настя знала, что в восемь часов начнут работать музыканты, и
тогда от шума и грохота будет уже не спастись. Но ей придется это выдер-
жать, как приходилось выдерживать два дня перед этим.
Она взяла у официантки меню и не открывая протянула Павлу.
- Сделайте заказ, будьте любезны.
- Но я не знаю ваших вкусов, - возразил он, пытаясь вернуть ей меню.
- А я не знаю ваших. Не спорьте, пожалуйста.
Мне казалось, мы с вами договорились.
Официантка стояла рядом, держа наготове карандаш и блокнот, и Настя
злорадно подумала, что в ее присутствии Сауляк выпендриваться не будет.
Какой бы ни был у него неуступчивый и тяжелый характер, но раз он был
агентом генерала-комитетчика, то должен четко представлять себе ту чер-
ту, до которой еще можно любоваться собственной сложностью и неординар-
ностью, а после которой - уже нельзя, иначе получится во вред делу. При-
сутствие постороннего человека - официантки - и было этой чертой. Павел
сделал заказ, почти не раздумывая, закрыл меню и отдал его официантке.
- Теперь не обессудьте, если что не так, - произнес он, когда девушка
отошла. - Вам придется есть то, что принесут.
- Съем. - Настя пожала плечами. - В отличие от вас, я всеядна и неп-
рихотлива. Просто удивительно, что за два года в зоне вы сохранили рав-
нодушие к еде. Нука посмотрите, где там мой Ромео? Не пришел еще?
- Нет, - ответил Сауляк сразу же.
"Попался, - подумала Настя. - Ты бы хоть ради приличия зал оглядел.
Теперь понятно, что ты искал глазами Короткова с той самой секунды, как
мы только вошли в ресторан".
На этот раз Сауляк съел все, что было заказано, но делал он это с та-
ким видом, словно отбывал каторгу. Или он действительно не испытывал го-
лода, или притворялся, но зачем нужна эта игра, Настя не могла понять.
Ровно в восемь часов на эстраду вышли музыканты. Певица, одетая в ка-
кое-то немыслимое платье черного цвета с металлическими заклепками, под-
несла к губам микрофон и начала петь на русском языке известную фран-
цузскую песню. Голосок у певицы был хиленький, и владела она им плохова-
то, но популярность мелодии сделала свое дело, и на пятачке перед эстра-
дой сразу же начали переминаться с ноги на ногу танцующие пары. Настя
задумчиво курила, глядя на них, и вполголоса напевала ту же самую песню,
только на языке оригинала.
- Вы же говорили, что не знаете ни одного иностранного языка, - не
удержался Сауляк.
"Второй раз попался, - сосчитала Настя. - Прогресс налицо".
- Я сказала неправду, - ответила она, безмятежно улыбаясь и глядя в
лицо Павлу. Ей хотелось поймать его глаза, но они все время куда-то ус-
кользали.
- Зачем же? Какой смысл в этой лжи?
- Меня это развлекает. А вы имеете что-нибудь против?
- А все остальное - тоже ложь? И срок за мошенничество, и новая роль?
- А вот этого я вам не скажу. Во всяком случае, пока. Судя по всему,
вы еще не научились отличать правду от лжи.
- А вы? Научились?
- Давно, - рассмеялась Настя. - Если вам интересно, я как-нибудь
расскажу вам, как это делается. А сейчас я попрошу вас пойти со мной
танцевать.
- Я не танцую, - быстро ответил Сауляк.
- А меня это не интересует. Это вы можете рассказывать девушке, кото-
рая вам не нравится, но хочет, чтобы вы с ней потанцевали. А когда я
прошу, вы должны вставать и идти со мной. Более того, я попрошу вас быть
ласковым со мной до такой степени, чтобы это бросалось в глаза окружаю-
щим. Вам понятно?
- Это исключено. И не просите.
- Вы что-то путаете, Павел Дмитриевич, - сказала она ледяным тоном. -
Опасность угрожает вам, а не мне. И слушаться должны вы меня, а никак не
наоборот. Я вам скажу, что мы с вами сейчас будем делать. Мы будем тан-
цевать, потом вы обнимете меня и поцелуете, а я дам вам за это по морде,
после чего мы спокойно вернемся за столик, возле столика вы поцелуете
меня еще раз, чтобы все видели. И только потом мы сядем. Вы все запомни-
ли?
- Я не буду этого делать, - глухо сказал Сауляк, откинулся на спинку
стула, скрестил на груди руки и закрыл глаза.
- Вы будете это делать, потому что так нужно. И если вы не понимаете,
зачем это нужно, мне придется вам объяснять, хотя это не очень-то при-
лично - объяснять такие примитивные вещи человеку с вашей биографией и
вашим опытом.
- Что вы хотите сказать? - спросил он, не открывая глаз. - О каком
опыте вы говорите?
- Об опыте работы с Булатниковым.
- Я не намерен это обсуждать. Тем более с вами.
- Прекрасно. Я тоже не хотела бы затрагивать эту тему, но вы меня вы-
нудили. Поэтому как только закончится перерыв, мы с вами пойдем танце-
вать и разыгрывать спектакль.
- Я не буду вас целовать.
"Отлично. Значит, танцевать ты уже согласен. Еще один шаг на пути
прогресса".
- Вам придется.
- Нет.
Настя протянула руку и ласково погладила его пальцы. Веки его дрогну-
ли, но глаза остались закрытыми.
- Пашенька, - сказала она тихим и необычно мягким голосом. - Пожа-
луйста, милый, сделай это. Ради меня. Я очень тебя прошу.
Веки приподнялись, между редкими ресницами мелькнули ослепительные
полоски белков, щеки, казалось, ввалились еще глубже, но губы чуть за-
метно шевельнулись в слабом подобии улыбки.
- Хорошо. Пойдемте.
Музыканты заиграли новую песню, перед эстрадой уже толпилось довольно
много народу, и танцевать можно было только тесно прижимаясь друг к дру-
гу. Настя закинула руки на плечи Павлу, тогда как он довольно грубо по-
ложил ладони на ее ягодицы, обтянутые короткой юбкой.
- Э, полегче, - тихонько попросила она. - Это уже слишком серьезно.
- А я не шучу. Вы сами этого хотели.
- Я хотела вовсе не этого, вы прекрасно это понимаете. Должны пони-
мать.
- Посмотри на меня, - потребовал он, и Настя с каким-то неприятным
чувством отметила, что он наконец обратился к ней на "ты". Она подняла
голову и наткнулась глазами на его взгляд.
- Ты хотела этого, - тихо и медленно говорил Павел, крепче и крепче
сжимая ее ягодицы. - Ведь ты же хотела именно этого, не так ли? Ты хоте-
ла этого с того самого момента, когда целовалась со своим поклонником
днем в этом ресторане. Ты целовалась с ним, а хотела, чтобы на его месте
был я. Ты и сейчас этого хочешь. Ну, признайся же, признайся, и тебе
сразу станет легче. Скажи, что ты хочешь меня.
Она впала в оцепенение, подобное тому, которое охватило ее за обедом.
Руки вмиг стали горячими и какими-то слабыми, ей казалось, что она даже
шариковую ручку в пальцах не удержит. Слова уже бились в горле, рвались
на язык, и она была уверена, что произнесет сейчас: "Да, я хочу тебя", и
ей сразу станет легче, и все будет хорошо, ну просто отлично. Его тихий
монотонный голос завораживал, увлекал ее в какую-то темную, страшную пу-
чину безволия, его холодные пальцы уже сжимали ее бедра под юбкой...
Она сделала последнее усилие, вырвалась из его рук и залепила ему по-
щечину. Никто не обратил на них внимания, музыка звучала оглушающе гром-
ко, пары были заняты сами собой. Павел легко перехватил ее руку и сжал
кисть с такой силой, что у нее выступили слезы. Он сделал еще одно лег-
кое, почти незаметное движение, нажав на болевую точку, и Настя опусти-
лась на колени, не удержав равновесия. Теперь уже внимание к ним было
привлечено, танцующие расступились, в дверях показались головы вышибал,
готовых по первому знаку кинуться наводить порядок. Павел подал ей руку
и помог встать. Они дошли до своего столика, провожаемые удивленными
взглядами, и молча уселись. Краем глаза Настя заметила Короткова. Она
подняла руку, подзывая официантку.
- Позови Германа, - бросила она, не глядя на девушку.
Через несколько минут к ним подбежал услужливый метрдотель. Настя
открыла сумочку и вынула из нее три купюры по пятьдесят тысяч.
- Пошлите кого-нибудь, пусть купят цветы. Розовые гвоздики для меня и
желтые - вон на тот столик, где мой поклонник сидит. И побыстрее.
Герман схватил деньги и умчался.
- Я вас не понимаю, - произнес Сауляк.
"Ну вот, наконец-то, - с облегчением подумала Настя. - Наконец-то ты
заговорил со мной первым, а не просто отвечаешь на мои назойливые вопро-
сы. Наконец-то ты чего-то не понимаешь. Дело сдвинулось, но видит Бог,
это стоило мне... И синяк теперь на руке будет".
- Чего вы не понимаете? - устало спросила она, машинально поглаживая
болезненно ноющее место на запястье.
- Зачем вы покупаете цветы, которые вам не нравятся?
- Затем, что я никогда не покупаю цветы, которые мне нравятся. Цветы,
которые мне нравятся, мне дарят люди, которые хотят сделать мне что-ни-
будь приятное.
- Это не ответ.
- Другого не будет.
- А желтые гвоздики вам нравятся?
- Нет. Я вообще гвоздики не люблю, никакие.
- Значит, они нравятся вашему Ромео?
- Откуда я знаю, что ему нравится. - Она равнодушно передернула пле-
чами.
- Тогда зачем...
- Не знаю, - оборвала она Павла. - Низачем. Я же не спрашиваю, зачем
вы это сделали там, возле эстрады. Сделали, потому что захотели или пос-
читали нужным сделать, вот и весь ответ. И я не считаю себя вправе тре-
бовать от вас отчета, почему это вы решили поступить так или иначе. Ре-
шили - значит, решили. Как решили - так и поступили.
- Вы весьма демократичная особа, должен вам заметить.
- Увы, нет. Я анархистка, сторонница абсолютной свободы. Главным об-
разом, я имею в виду свободу принятия решения. Поэтому не пристаю к вам
с вопросами и не собираюсь отчитываться перед вами по поводу цветов. Ес-
ли вы наелись, мы можем возвращаться в номер.
- А как же цветы? Их ведь еще не принесли.
- Принесут в номер.
Настя расплатилась по счету, и они снова поднялись на третий этаж. За
стодолларовую бумажку Елизавета Максимовна записала в журнал, что в по-
лулюксе живут двое, и новая дежурная, сидящая на посту на третьем этаже,
ничего у Насти не спросила, только проводила ее недоброжелательным
взглядом.
- Вы будете спать в спальне, - сказала она Павлу не терпящим возраже-
ний тоном.
Он ничего не ответил, только молча кивнул. Настя быстро прошла в
спальню, взяла свою одежду и скрылась в ванной, чтобы переодеться. Она с
остервенением намыливала лицо, смывая слишком яркую косметику, потом за-
лезла под душ. После горячего душа она снова влезла в свои любимые джин-
сы, натянула майку и свитер и почувствовала себя гораздо лучше.
Войдя в комнату, она сразу увидела огромный букет, валяющийся на жур-
нальном столике. Павел сидел в кресле, и Настя ничуть не удивилась, что
он снова сидит с закрытыми глазами, скрестив руки на груди и закинув но-
гу на ногу. Похоже, это была его любимая поза, и только так он чувство-
вал себя комфортно и удобно.
- Давайте ложиться спать, - сказала она. - Вы, наверное, устали.
- Нет.
- А я устала. И хочу лечь.
Сауляк поднялся и не говоря ни слова вышел в спальню. Настя пошла
следом за ним, сняла постельное белье с одной из кроватей и, вернувшись
в гостиную, постелила себе на диване. Погасив свет, она сняла обувь и
свитер и нырнула под одеяло, оставшись в джинсах и в майке. Мало ли как
жизнь повернется, вдруг придется вскакивать и нестись куданибудь сломя
голову.
Она знала, что вряд ли сможет заснуть, когда совсем рядом, в нес-
кольких метрах от нее, находится человек, источающий непонятную, но
весьма ощутимую опасность. Но хотя бы просто полежать, спокойно полежать
и подумать. Она знала, что должна последовательно перебрать в памяти
все, что произошло за сегодняшний день, шаг за шагом, слово за словом,
чтобы составить хоть какое-нибудь представление о том, что такое Павел
Сауляк.
В спальне было тихо, похоже, Павел даже не вертелся с боку на бок.
Внезапно она услышала, как скрипнула кровать, потом раздались едва слыш-
ные шаги и открылась дверь, ведущая из спальни в гостиную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10