"А о которых о иных делах, - говорил государь, - митрополит, и архимандрит печерский, и игумены, и все духовенство нам били челом, мы, великий государь, те дела велели отложити до нашего царского прихода к Москве, а как мы в царствующий наш град Москву придем, то и велим о тех делах наш указ учинить". Кроме того, государь послал грамоту киевским воеводам, чтобы они никаких домовых людей и крестьян митрополичьих, равно как слуг и крестьян монастырских, сами не судили, а отсылали их к митрополиту и в подлежащие монастыри для суда, да и ни в какие духовные дела не вступались.
Наконец, обделив при отпуске каждого из приходивших духовных послов то соболями, то деньгами, государь пожаловал велел послать свое государево жалованье и в Киев: митрополиту Сильвестру сорок соболей в сто рублей, епископу Зосиме и печерскому архимандриту Иосифу по сороку соболей в семьдесят рублей каждый сорок, да в монастыри Златоверхий Михайловский и Выдубицкий на церковное строенье по сороку соболей в пятьдесят рублей каждый. Вот и все! Значит, духовное посольство приходило из Киева почти напрасно и не достигло почти ничего, так как жалованные грамоты на имения митрополиту и другим духовным лицам Малороссии государь велел дать еще прежде по ходатайству послов, приходивших от гетмана и всего запорожского войска. А главное, не достигло духовное посольство того, за чем преимущественно и было отправляемо и что само называло корнем и основанием всех прав и вольностей малороссийского духовенства, - не достигло, чтобы оставаться Киевской митрополии по-прежнему в подчинении Константинопольскому патриарху и чтобы государь отменил свое роковое решение, данное еще в марте этого года: "А митрополиту Киевскому, также и иным духовным Малыя России быть под благословением святейшего патриарха Московского и всея Великия, и Малыя, и Белыя России, а в права духовные святейший патриарх вступати не будет". С этого времени Киевская митрополия по воле государя считалась уже в некоторой степени фактически соединенною с Московским патриархатом, хотя de jure числилась еще в округе Константинопольского патриарха и под его властию. В Москве хорошо знали, что по канонам Церкви один патриарх не может взять себе митрополии, принадлежащей другому патриарху, без его на то согласия. И вот на первых порах до получения этого согласия придумали такую хитрую формулу для определения взаимных отношений Киевской митрополии и Московского патриарха: Киевский митрополит и все духовенство должны быть под благословением Московского патриарха, а патриарх этот не будет вступаться в их духовные права. Но Киевская митрополия не ограничивалась пределами одной Малороссии, а простиралась на Белоруссию и Литву. И здесь православные начали присоединяться тогда к Московскому патриархату в разных городах и селах, с своими церквами и монастырями, вслед за тем как эти города и села покорялись русским оружием и присоединялись к Великой России. В тот самый день (1 октября 1653 г.), когда решил государь на земском Соборе принять в свое подданство Малороссию, решено было и объявить Польше войну. Спустя две недели, как отправлено было из Москвы (9 октября) посольство для действительного принятия Малороссии в подданство, государь (23 октября) объявил в соборной церкви в присутствии патриарха Никона и всего освященного Собора свой указ, чтобы в предстоящей борьбе с польским королем воеводам и всяких чинов ратным людям быть без мест и никому ни с кем в отечестве не считаться, велел записать указ в разрядную книгу и закрепил своею государскою рукою. В феврале (14-го и 27-го числа) следующего года, после того как Малороссия была уже принята в подданство России, сделаны были первые распоряжения к походу против Польши, а с наступлением весны, когда войскам открылась возможность удобно двигаться, начался и поход. В апреле, 23-го числа, в Успенском соборе, который наполнен был ратными людьми всех чинов, патриарх Никон, совершив литургию и молебствие, приблизился вместе с государем к чудотворной Владимирской иконе Богоматери, прочитал здесь молитвы на рать идущим и, приняв из рук государя воеводский наказ, положил его в киот иконы на пелену, потом, взяв этот наказ и передавая воеводам, сказал: "Примите сей наказ от престола Господа Бога и упование держите неизменное... Идите радостно и дерзостно за св. Божии церкви, за благочестивого государя и за всех православных христиан и исполняйте государево повеление безо всякого преткновения. Если же не сотворите по сему государеву наказу, убоитесь и не станете радеть о государево деле, то восприимете Ананиин и Сапфирин суд". А 26 апреля, когда выступавшее в поход войско проходило через Кремль, мимо государева дворца, Никон кропил войско святою водою и напутствовал его своим благословением и речью. В мае, 15-го числа, выступили из Москвы в поход новые полки, которые также окроплены были патриархом, и государь "отпустил из соборной церкви в Вязьму чудотворную икону Пресв. Богородицы Иверскую, которая принесена (была) в царствующий град Москву от Парфения, патриарха Цареградского". Икону провожали от Успенского собора до Донского монастыря сам государь и патриарх Никон со всем освященным Собором. А за тою иконою отпустил государь Казанского митрополита Корнилия да с ним: из Казани спасского архимандрита Прохора (того самого, который принимал в Переяславе присягу гетмана Хмельницкого и его войска на подданство государю), еще двух архимандритов, трех игуменов и других духовных и наказал им находиться при том чудотворном образе в продолжение всего похода государева. Наконец, 18 мая отправился из Москвы на войну сам государь.
Выступая с войском в поход против Польши, государь издал воззвание ко всем сынам святой Восточной православной Церкви, духовным и мирянам, жившим по городам, местечкам, селам и весям царства Польского и княжества Литовского, и объявлял им, что он услышал наконец моления православных Малороссии и принял их под свою державу, а теперь идет со многими ратными людьми освободить от гонений за веру и всех других православных в Литве и Польше, почему и приглашает их отделиться от поляков и добровольно передаваться ему, государю, еще до прихода его войска, "да сохранены будут их домы и достояние от воинского разорения". Но эти православные еще прежде были подготовлены и возбуждены к тому, чтобы поддаться единоверному государю, известиями из Малороссии, какие получали от самого гетмана Хмельницкого и писаря Выговского. И потому едва только московские дружины вступили в Западнорусский край, находившийся под владычеством Польши, как один за другим начали переходить в их руки тамошние города. Многие города сдавались добровольно, без боя: Дорогобуж, Невель, Белая, Полоцк, Велиж, Гомель, Могилев, Усвят, Шклов, Дубровка. Другие были взяты московскими воеводами после небольшого сопротивления: Рославль, Мстиславль, Дисно, Друя, Орша, Чечерск, Новый Быхов, Пропойск, Витебск. Более всех городов сопротивлялся Смоленск, но, наконец, сдался 23 сентября самому государю. И все это совершилось в продолжение каких-нибудь пяти месяцев (с июня по ноябрь) 1654 г. В следующем году Алексей Михайлович снова отправился в Литву (11 марта), причем его сопровождали туда Тверской архиепископ Лаврентий и другие духовные лица с Влахернскою чудотворною иконою Богоматери. И в этот раз войсками царя взяты: Вильна, Ковно, Гродно, Пинск и другие города. Словом, под власть московского государя скоро перешли вся Белоруссия и многие местности в Литве. О сдаче или взятии более значительных городов царь тотчас же посылал известие патриарху Никону, и тогда по всем церквам Великой России совершались благодарственные молебствия. И повсюду, по городам и селам новопокоренного края, первым делом новой власти было принятие присяги от жителей и затем восстановление или ограждение и укрепление православия.
В сентябре 1654 г., 15-го числа, царь Алексей Михайлович во внимание к тому, что жители Могилева покорились ему добровольно, пожаловал им свою грамоту, в которой, удовлетворяя всем их просьбам, изложенным и представленным ими на бумаге, между прочим, говорил: "И мы, великий государь царь, города Могилева бурмистров, райцов, и лавников, и мещан пожаловали и указали нашим богомольцам, Могилевскому епископу и впредь будущим епископам, поставлятися в богоспасаемом нашем царствующем граде в Москве (значит, об этом просили сами жители Могилева) от отца нашего и богомольца, великого господина святейшего Никона, патриарха Московского и всея России, и быть Могилевским епископам и всему освященному Собору Могилевской епископии под благословением святейших патриархов Московских и всея России..." И далее: "А духовных дел не судити (мирским властям), и в духовные дела не вступоватися, и духовных людей, священнический и иноческий чин, на суд к себе не призывать, потому что духовный чин судит епископ Могилевский или его наместники". Впрочем, хотя в Могилеве тогда не было епископа, так как последний Могилевский епископ Иосиф Кононович Горбацкий скончался в 1-й четверти 1653 г., но патриарх Никон не спешил посылать туда от себя нового епископа, а до времени заведовал сам делами Могилевской епархии, как и других соседних, перешедших тогда под власть Московского государства. В декабре 1655 г. он посылал наместника своей Иверской Свято-Озерской обители Филофея с братом Серапионом в Вязьму, Дорогобуж, Смоленск, Оршу, Копыс, Шклов, Могилев и Мстиславль "для ради всякаго церковнаго исправления монастырей", находившихся в этих местах. В конце 1656 г. городские власти и все жители Могилева обратились к Никону с жалобою на старцев своего братского Богоявленского монастыря, что они живут не по-монастырскому, бесчинствуют и продают вино. И Никон, называя себя патриархом всея Великия, и Малыя, и Белыя России, послал свою грамоту (от 6 декабря) находившемуся в Могилеве воеводе Бутурлину, чтобы он не велел тем старцам бесчинствовать и по кабакам вина держать, а о непокорных бесчинниках писал к нему, великому государю.
Печальное зрелище представлял собою Смоленск для православных москвичей, когда после сорокалетнего пребывания под властию Польши снова перешел в их руки. В этом издревле православном городе не оставалось теперь ни одной православной церкви и монастыря: все были обращены в униатские и латинские, и здесь имел свою кафедру униатский архиерей. Но в тот же день, как Смоленск сдался, государь приказал всем литовским людям, которые не хотят оставаться под его рукою, удалиться из города куда угодно в Литву, и тогда удалились многие униаты и латиняне с своим духовенством, а некоторые бежали из города еще прежде. На другой день (24 сентября) после сдачи Смоленска Алексей Михайлович велел поставить для себя тафтяную церковь во имя Воскресения Христова пред своим государевым станом против Молоховских ворот города, которая на следующий день и освящена Казанским митрополитом Корнилием. Вслед за тем быстро начали восстановляться в Смоленске православные храмы и монастыри, и православие сделалось господствующею верою, как было издревле. Устроение церковных дел в Смоленске могло быть на время поручено патриархом Никоном находившемуся там при царе Алексее Михайловиче с марта по декабрь 1655 г. Тверскому архиепископу Лаврентию. А в 1656 г. по определению Московского Собора назначен был в Смоленск и постоянный епископ, бывший Суздальский, Филарет, которому велено было царским указом взять с собою туда из Переславля половину архиерейской ризницы и несколько человек певчих и детей боярских, служивших при суздальском архиерейском доме. Филарет немедленно обратил в Смоленске униатский собор, построенный по приказанию Сигизмунда III на месте древлеправославного, в собор православный и восстановил монастыри Авраамиев и Вознесенский, которыми при польском владычестве владели латиняне.
Еще плачевнее было положение православных в Полоцке. Здесь они не только не имели, но и не могли иметь ни одного храма в силу известной грамоты Владислава IV, подтвержденной в 1652 г. Яном Казимиром. Кроме того, здесь издавна господствовали иезуиты с своим коллегиумом; здесь покоились останки особенно чтимого униатами ярого фанатика и гонителя православных Иоасафа Кунцевича; здесь имел пребывание сам униатский митрополит Антоний Селява. Но еще прежде, чем московские войска приблизились к Полоцку, из него бежали иезуиты, как и прочие латинские и униатские монахи, вместе со многими другими латинянами и униатами; бежал и митрополит Селява, забрав с собою церковные сокровища и останки Кунцевича, которые сначала положены были в Жировицком монастыре, а потом перенесены в Замостье. Потому неудивительно, если Полоцк за удалением из него этих врагов православия добровольно сдался московской рати. Государь тотчас по сдаче Полоцка пожаловал жителям его грамоту (от 7 сентября 1654 г.) на разные права и льготы, а затем начал жаловать своими грамотами восстановлявшиеся в Полоцке монастыри и церкви. Наиболее оказал он своих милостей полоцкому Богоявленскому монастырю и не только утвердил за ним его прежние владения, но и наделил его новыми благодаря преимущественно тому обстоятельству, что игуменом в этом монастыре с 1656 г. сделался умный и ловкий Игнатий Иевлевич, который неоднократно встречал тогда в Полоцке государя, совершал в присутствии его молебствия и литургию, сказал ему несколько речей и умел заслужить его благоволение. Патриарх Никон для управления Полоцкою епархиею на первых порах назначил только наместника Полоцкой епископской кафедры, избрав на эту должность одного из местных монастырских настоятелей, именно игумена витебского Марковского монастыря Каллиста. Этому наместнику Никон дал грамоту, или инструкцию (13 марта 1656 г.), в которой предоставлял ему власть править духовными делами в Полоцке, Витебске и во всех пределах, находившихся под ведением прежних Полоцких епископов, и завещевал: а) иметь повиновение и послушание во всем только ему, патриарху Московскому и всея Великия, и Малыя, и Белыя России;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80