Синод решил, чтобы как духовные, так и светские члены приняли от Никона благословение и чтобы Паисий сначала обратился к патриарху ласково. Послы, сопровождаемые отрядом воинов, 18 июля прибыли в Воскресенский монастырь, когда Никон находился у вечерни, и известили его о себе. Никон чрез наместника монастыря старца Иосифа отвечал им, что готов принять всех их, кроме Газского митрополита, если последний не принес к нему грамот от Вселенских патриархов. Но старцу Иосифу заметили, что Паисий с двумя другими духовными лицами прислан от Собора, как светские лица от государя, и им велено всем вместе идти к патриарху, и пошли в сопровождении воинов. Пред помещением Никона по обеим сторонам стояло множество монахов. Никон вышел из своей кельи в сени навстречу пришедшим и прочел по обычаю "Достойно есть" и литию. Одоевский спросил его от имени государя о спасении, Никон дважды поклонился, о здоровье государя не спросил. Светские приняли благословение от Никона, но власти, т. е. духовные, к благословению не подошли вопреки решению Синода. Окинув их глазами, Никон покраснел, как бы пристыженный, и спешно вошел в свою келью. За ним последовали и депутаты. Паисий начал первый говорить к Никону по-латыни, что царь и Собор прислали спросить его, за что он предал проклятию благочестивого государя, его супругу и чад. Слова Паисия переводил на славянский язык царский толмач Симеон. Никон повел речь уклончиво, обиняками, но Паисий настаивал: "Отвечай мне по-евангельски: да, так да; нет, так нет; проклинал ты или не проклинал царя?" Никон: "Я служу за царя молебны, а не проклинаю его на погибель". Паисий: "Как же не проклинаешь, когда привел ужасные проклятия псалма на самодержца, чтобы иной принял надзор за его царством, чтобы супруга его царица стала вдовою, чтобы законные дети их осиротели?" Тут Никон закричал на Паисия: "Вор, нехристь, собака, самоставленник, мужик! Есть ли у тебя от Вселенских патриархов ко мне грамоты? Не в первый раз тебе ездить по государствам и мутить и здесь хочешь сделать то же... Зачем ты носишь красную мантию вопреки правил?" Паисий: "Затем, что я из настоящего Иерусалима, где пролил пречистую Кровь Свою Спаситель мира, а вовсе не из твоего лжеименного Иерусалима, который не есть ни новый, ни древний, но третий, т. е. грядущего антихриста". Никон: "Зачем не говоришь со мною по-гречески, на родном своем наречии, а по-латыни, на проклятом языке язычников?" Паисий: "Но ты и сам услышишь этот язык от папы, когда придешь в Рим для оправдания себя по делам своим. Скажи мне, пожалуй, что общего между тобою и папой, от которого ты не получил ни патриаршества, ни благословения? И теперь переходишь к нему, ищешь у него суда по апелляции! Языки же не прокляты, когда в виде огненных языков сошел на апостолов Дух Утешитель. Не говорю по-гречески потому, что ты совсем не знаешь этого золотого языка, но скажу тебе на ухо шепотом по-ромейски: ты, великий законник, откуда научился облекать в иноческое одеяние безбородых мальчиков?" После Паисия заговорил было Иосиф Астраханский, но Никон ему в ответ: "Помнишь ли ты, бедный, свое обещание? Обещался ты и царя не слушать, а ныне говоришь! Разве тебе, бедному, что дали? Я ни слушать тебя, ни говорить с тобою не стану". За духовных заступились бояре, и Одоевский сказал: "Митрополита, архиепископа и архимандрита выбрали освященным Собором и о том докладывали великому государю, а ты их бесчестишь и тем наносишь многое досаждение и великому государю; Газский митрополит приехал к государю, и грамоту с ним прислал к царскому величеству Иерусалимский патриарх Паисий". К этому Газский митрополит прибавил еще от себя: "Меня ты называешь вором, собакою, самоставленником напрасно; я послан к тебе от освященного Собора с доклада великому государю; ты бесчестишь не меня, а великого государя и весь освященный Собор, и я отпишу о том Вселенским патриархам. А что называешь меня самоставленником, за это месть примешь от Бога: я поставлен от Иерусалимского патриарха Паисия, и ставленая грамота за его рукою у меня есть. Если бы ты был на своем патриаршеском престоле, я бы тебе свою ставленую грамоту показал, но теперь ты не патрирах, достоинство свое и престол самовольно оставил, а иного патриарха на Москве теперь нет, потому и грамоты от Вселенских патриархов к Московскому со мною нет". Никон снова закричал на Паисия, называл его вором и отказался говорить с ним. Паисию пришлось замолчать.
Тогда обратились к Никону Иосиф Астраханский и бояре и спрашивали его по извету Романа Боборыкина: "Для чего ты на молебнах жалованную государеву грамоту приносил, клал под крест и под образ Богородицы и велел читать ту грамоту, для чего выбирал из псалмов клятвенные слова и говорил?" Никон: "26 июля на литургии, после заамвонной молитвы, я со всем Собором служил молебен, и государеву жалованную грамоту прочитать велел, и под крест и образ Богородицы клал, но клятву произносил на обидящего, на Романа Боборыкина, а не на великого государя, за государя же на ектениях Бога молил". Иосиф и бояре: "Хотя б тебе от Боборыкина или от кого другого и была какая обида, клясть их тебе не следовало. А в государевой жалованной грамоте Романовой земли не написано; скажи правду: для чего ты ту грамоту приносил в церковь, клал под образ и на кого произносил клятвы?" Никон: "Клятву произнес я на Романа, а не на великого государя, а если вам мнится, что те клятвенные слова, выбирая, я говорил к лицу государя, будь я анафема. Приносил я в церковь государеву грамоту и велел прочитать потому, что в ней все земли Воскресенского монастыря да и та Романова вотчина записаны в Поместном приказе по государеву же указу. А за великого государя я на молебствии Бога молил и после молебствия читал над грамотою вот какую молитву". При этом Никон вынес из другой комнаты тетрадку и начал было читать по ней ту молитву, но ему заметили: "Вольно тебе показывать нам и иные молитвы - на молебне ты говорил из псалмов клятвенные слова". Никон не запирался, что такие слова из псалмов говорил, и присовокупил: "А хотя б и к лицу великого государя я говорил? Да за такие обиды я и теперь стану молиться: приложи, Господи, злославным земли". Бояре: "Как ты забыл премногую милость и почтение к тебе великого государя свыше прежних патриархов и не боишься праведного суда Божия, говоря такие непристойные речи про государя! Какие тебе от великого государя обиды?" Никон: "Он закона Божия не исполняет и в духовные дела и в святительские суды вступается, делают-де всякие дела в Монастырском приказе и служить нас заставляют". Бояре: "Царское величество, государь благочестивый, закон Божий хранит, в духовные дела и в святительские суды не вступается. Монастырский приказ учрежден при прежних государях и патриархах, а не вновь для расправы мирских обидных дел. Даточных людей и поборы с монастырских крестьян берут для избавления православных христиан от нашествия иноплеменных, а не для прибыли и корысти; издавна бывало в окрестных христианских государствах, что во время нашествия неприятелей брались даже церковные утвари на жалованье ратным людям; сам ты с своих вотчин вспоможения государю никакого не делаешь, хотя вотчины те пожаловал государь же. Неправды же всякие начал делать ты, будучи на патриаршестве, начал вступать во всякие царственные дела и в градские суды, начал писаться великим государем, посылал от себя в приказы указные памяти, и всякие дела без указа государева брал из приказов, и начал многим людям чинить обиды, отнимать вотчины, людей и крестьян беглых принимать. Великому государю о тех твоих обидах много было челобитья; ты поступал не по-архиерейски, противно преданию св. отец, за такие обиды Бог тебе не потерпел. Возгордившись пред великим государем, ты самовольно оставил свой патриаршеский престол, и, живя в монастыре, гордости своей не покинул, и делаешь такие злые дела, чего бы тебе и помыслить не годилось, и повелению великого государя и всему освященному Собору во всем противишься и делаешь все по своему нраву". Еще Никон говорил: "Мне б дождаться Собора, и я великого государя оточту от христианства, и у меня на письме уже все изготовлено". Власти и бояре отвечали: "Ты про великого государя говоришь такие непристойные речи, забыв страх Божий, и за это поразит тебя Бог", а бояре прибавили: "Нам про великого государя такие злые речи и слышать страшно, и, если б ты не был такого чина, мы б тебя за такие речи и живым не отпустили". Никон обратился к властям: "Какой у вас теперь Собор и кто приказывал вам его созывать?" Власти: "Этот Собор мы учинили по повелению великого государя ради твоего неистовства, а тебе до того Собора и дела нет, потому что достоинство свое и патриаршество оставил". Никон: "Я достоинства своего и патриаршества не оставлял". Власти и бояре уличали его письмом, которое он прислал по отречении от своей кафедры и в котором написал, что он, как пес, на свою блевотину не возвратится, и назвал себя бывшим патриархом, и примолвили: "По этому письму тебе и патриархом именоваться не годится". Никон с сердцем: "Я и теперь великому государю не патриарх". Власти: "Ты по самовольному твоему с патриаршеского престола отшествию и по нынешним неистовствам и всем нам не патриарх; достоин ты за свои неистовства ссылки и подначальства крепкого, потому что великому государю делаешь многие досады и в мире смуту". Никон с великим криком: "Явно, что вы пришли на меня, как жиды на Христа". Долго кричал он, и власти, ничего не говоря, пошли от него из кельи к себе. "Разговор, - пишет Паисий Лигарид, - продолжался много часов, и происходило великое смятение. Никон, часто потрясая палкою и стуча ею крепко по полу, волновался, гремел, один противоречил всем... Когда говорил сам, то растягивал речь и оканчивал ее, где ему хотелось, а когда другие говорили, прерывал их слова, путал и не давал кончить... Мы вышли из его кельи совершенно испуганными его дерзостию, раздражительностию и невоздержностию в речах".
Бояре, выходя от патриарха, сказали, чтобы он прислал архимандрита, наместника, попов и дьяконов и живущих у него иноземцев для допроса. "Никого не пришлю я из своих под мирской суд; берите сами, кто вам надобен". В тот же вечер приглашены были на гостиный монастырский двор, где имели помещение царские посланные, архимандрит и наместник, были допрашиваемы властями по извету Боборыкина и дали сказки, которые и отправлены были к государю. Про иноземцев, живших у Никона, архимандрит и наместник сказали, что знают из них по именам только двух: крестника его, немца Дениску Долмана, да белорусца Наливайку Ольшевского, а эти двое знают имена и прочих. На другой день утром взяты были оба эти иноземца и после допроса посажены под караул. Они показали, что у Никона живут еще иноземцы: Андрей, Александр и Михаил Лыскины - служилые, шкловский посадский человек Евстафий Глумилов, еврей Михаил с женою, Михаил да Иван Магнусовы - немцы, Павел Гиреж и Тихон Булдиский. Этот другой день был воскресный. Некоторые из прибывших с властями и боярами из Москвы пошли в церковь помолиться и там замешкались, потому что Никон, взошедши на так называемую Голгофу, произнес длинную проповедь, в которой, уподобляя себя Христу, прилагал к себе всю историю Его страданий и, между прочим, говорил: "Вот уже пришла воинская спира; явились в суд Ирод и Пилат, т. е. Родион и Никита - бояре, а с ними и Иуда предатель - Алмаз; приблизились также архиереи Анна и Каиафа - Иосиф и Паисий" и пр. Слова эти немедленно были записаны и отправлены в Москву к государю вместе с отписями бояр о всем случившемся. А между тем продолжались допросы и прочей братии монастыря, показавшие, с какою грубою дерзостию произносились Никоном слова проклятия на молебне. Вечером того же дня вокруг монастыря поставлена была стража - стрельцы, потому что Никон, по сказанию Паисия Лигарида, задумал было поскорее бежать (хотя, судя по характеру Никона, это кажется сомнительным) и уже приготовил себе самую легкую повозку, но бегство его тотчас было замечено, он был остановлен, и вокруг его кельи, как и сам он говорит, не упоминая, впрочем, о своем бегстве, поставлены были московские стрельцы с мушкетами, с протазанами да с бердышами. В 21-й день июля, когда ударили в монастырский колокол, призывавший братию на послушание вынимать из печей кирпич для строившейся церкви, и когда Никон собирался туда же идти, к нему явились думный дьяк Алмаз Иванов да архимандрит Феодосий и сказали: "Тебе б из монастыря не ходить, а сидеть в келье". И с того времени, шел ли Никон в церковь или к каменному делу для осмотра, за ним следовали десятник да десять человек стрельцов с ослопьем. В 28-й день июля все члены депутации, светские и духовные, пришли к Никону и с большим шумом говорили: "Государь царь и власти велели тебе жить в Воскресенском монастыре и, кроме кельи да церкви, никуда не ходить". А митрополит Паисий сказал, что с Собора прислана грамота, которую он, Никон, должен выслушать. "Да они все моего рукоположения, - отвечал Никон, - они пишут не от правил, а выдумали новые законы, будто могут судить своего патриарха; но такие новые законы, по первому правилу Седьмого Вселенского Собора, да будут прокляты". Последовало большое смятение, все говорили и кричали. Наконец, князь Одоевский объявил Никону: "Государь указал быть здесь голове стрелецкому с стрельцами для караула". И все вышли от Никона и отправились в Москву. А спустя неделю и стрельцы московские тайком сошли с караулов на гостиный двор да в день Преображения вместе с головою стрелецким рано утром уехали в Москву же.
Когда возвратившиеся из Воскресенского монастыря власти и бояре представлялись государю, то он, взглянув с улыбкою на Паисия, спросил: "Ну что, видел Никона?" "Поистине, - отвечал Паисий, - лучше бы мне было не видеть такого чудовища, лучше бы я хотел быть слепым и глухим, чтобы не слышать его циклопских криков и громкой болтовни". Не остался в долгу и Никон пред своим соперником. Вслед за тем как царские посланные отправились в Москву, Никон отправил к государю длинный извет, в котором особенно нападал на Паисия, жаловался на его грубость, что он не принял от патриарха благословения, как следовало бы, не приветствовал ласковым словом, убеждал государя не доверять такому самозванцу митрополиту, не имеющему законных свидетельств, и взводил на него множество и других обвинений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80