– Просто вылетело из головы.– Но мне нужен твой номер, а то как же я тебе позвоню?И в самом деле.– Ну, дело в том…– В чем, Тиффани? В чем?Он стоял уж слишком близко. Так близко, что видны были бисеринки пота на его лице. Где же Кейт?– Знаешь, Тиффани, – говорил он, – ты как раз по мне. Ты просто… – громкое, тяжелое сопение и исказившееся от мыслительного усилия лицо, – …класс.– Ну, мне кажется, я немного старовата для тебя, Большой Мавр. Правда старовата. Тебе сколько лет?– Ды-адцать ты-ри.– Вот видишь – а мне тридцать семь.– Чего ты меня паришь! – Крайнее удивление выразилось на его лице. – Не понял, сколько тебе. Ты-ридцать семь? Обалдеть!– Да, да, тридцать семь, – повторила я четко. – Я практически пожилая тетка, ха, ха, ха, ха!– Ну, – сказал он, засовывая записную книжку обратно и отступая, – было приятно познакомиться с тобой. Ты-ридцать семь? Обалдеть!Потом из клубящейся толпы вынырнула Кейт – она разговаривала с каким-то довольно приятным парнем, – и мы, пошатываясь, вывалились наружу, моргая от солнечного света, как вампиры. У нас в ушах все еще звенело, и земля качалась под ногами. Я чувствовала себя так, как будто только что прибыла в Болонью после сильного шторма.– Здорово было, да? – сказала Кейт, когда мы отправились к станции метро. Она была бледная, как «„Дьюлюкс" – белый с оттенком зеленого яблока».– Я выгляжу так же хило, как и ты? – спросила я.– Нет. Хуже.– Как ты себя чувствуешь?– На самом деле ужасно. Но здорово было, да?– Э-э, да, – сказала я.– А парень был ничего.– Какой парень?– Тот, с которым я разговаривала. Майк. Он врач. Ему двадцать восемь. Я дала ему свою визитку.– Хорошо.– Но он работает в Манчестере.– Какая жалость.Мы добрались до метро, в котором было восхитительно пусто в полседьмого утра в воскресенье. Я со свистом пронеслась до «Энджела» и в семь уже входила в дверь своего жилища в мертвой тишине айлингтонского утра. Слава богу. Мир и покой, хотя у меня в ушах все еще звенело. На самом деле это были звонки. Громкие и настойчивые – динг-динг. Динг-динг. Динг-динг. И тогда я поняла, что это не в ушах у меня звенит. Это звонил телефон. Как странно, потому что телефон обычно не звонит в семь в воскресное утро. Довольно Успешный! Нет, конечно нет, не будь смешной, сказала я себе, когда снимала трубку. Нужно держать себя в руках!– Тиффани? Тиффани! – Это была Лиззи. Голос как у помешанной. Господи, что случилось?– Что произошло? – спросила я. – Где ты?– В постели, – сказала она громким шепотом. Где-то в отдалении слышались странные звуки: как будто кто-то прополаскивал горло.– Лиззи, что же все-таки произошло? – По ее голосу можно было подумать, что она вот-вот заплачет. И что это за необычные звуки? – Лиззи, почему ты звонишь в такое время?– Это из-за Мартина, – сказала она. – Он ведет себя как-то… странно.– Странно? Что значит «странно»? Мартин никогда не ведет себя странно.– Да, но прошлым вечером он снова это сделал.– Что?– Исчез.Вдруг я поняла, что это были за звуки, – похоже, кто-то активно приводил себя в порядок и делал это в ванной комнате Лиззи.– В пятницу он исчез, не сказав ни слова, – продолжала она, всхлипывая. – И вернулся только на рассвете. Ужасно. И прошлым вечером было то же самое. Он сказал, что «выйдет», и заявил, что не обязан отчитываться, куда идет. Сказал, что пойдет туда, где ему чертовски понравилось. Во всяком случае, он вернулся полчаса назад, нажравшийся как свинья, и сейчас обнимается с унитазом.– Ну, это очень, м-м, нехарактерное для него поведение – все, что я могу сказать.– Когда я спросила у него, где он был, он как-то странно усмехнулся и ничего не ответил. Ничего. – Она всхлипнула. – Знаешь, что я думаю?– Что?– Я думаю, практически уверена: у него интрижка на стороне.– Лиззи, не будь дурой. Мартин не такого склада.– Я тоже так считала, но, может, он как раз такого склада, а я просто этого не понимала. Господи, мужчины такие мерзавцы!– Ну, подожди, пока он протрезвеет…– Я знаю, у него сейчас новая секретарша – ей только двадцать четыре…– …и потом поговори с ним, – продолжала я.– Возможно, это она. Держу пари, что она. Шлюшка.– У него, может, вовсе нет никакой интрижки, – сказала я.– …знаешь, эти женщины, которые работают в Сити, они такие стервы.– …тебе нужно немного выждать и потом очень осторожно…– …все они готовы утащить вашего мужа. Все. Кроме Салли, конечно. Господи, может, это Николь Хорлик! Он как-то познакомился с ней. В 1989 году.– …поговорить с ним и спросить, все ли у него в порядке, не беспокоит ли его что-нибудь.– Очень глупо с его стороны, если он на самом деле завел интрижку, – неожиданно объявила она. – Потому что я разведусь с ним, обвиню в измене и найму адвоката, который оставит его без гроша.– Лиззи, ты торопишь события.– Адвоката-специалиста. Очень дорогостоящего адвоката. Юридический эквивалент Дживса из Белгрейвии. Белгрейвия – фешенебельный район в Лондоне, вокруг Белгрейв-сквер, рядом с Гайд-парком.

Я оставлю его без штанов. Я… Я… Я не могу больше с тобой говорить, – вдруг сказала она. – Позвоню-тебе-позже-пока.Просто не верится, что Мартин завел любовницу, размышляла я, отправляясь в постель. Он не такого склада. Как-то мать Фила Эндерера давала мне один из своих многочисленных советов: «Тиффани, можешь ничего не говорить. Но ты всегда должна быть начеку, потому что мужчины-тихони в один прекрасный момент могут загулять и завести интрижку». Но я не верю, что Мартин способен на измену. Не думаю, чтобы он был на это способен. Некоторые мужчины способны, а некоторые нет. Так вот, Мартин из второй категории – в отличие от Фила Эндерера. И в отличие от Довольно Успешного, подумала я с горечью. Нет, не думаю, что Мартин подыскивает себе подружку на неполную занятость. И я говорю это с уверенностью, потому что передо мной все еще сверкает круглая блестящая лысина в «Министерстве звука», и единственное, в чем я могу заподозрить Мартина, так это в том, что он позволил себе немножко оттянуться. Продолжение сентября – Просто не знаю, что делать, – сказал Кит в понедельник. Он тяжело вздохнул, уставясь в чашку с алжирской «арабикой». – Господи, этот кофе слишком крепкий, Тифф, – можно сделать «Нескафе»?– Конечно. – Я отправила обе чашки в раковину. Кит выглядел усталым. Очевидно, не выспался. – Хочешь печенье «Яффа», Кит? – Я поставила перед ним тарелку. – И нужно браться за дело – мы должны работать.– Я слишком расстроен, чтобы работать, – сказал он, ерзая на стуле. – Не спал всю ночь. Мучился.– Ладно, давай поговорим об этом, – сказала я. – А потом нам надо поднажать. Мы должны получить заказ на «любовные сердечки». Я знаю, мы сможем.– Да, – отозвался Кит. – Думаю, сможем. У тебя действительно хорошие идеи. Но, – он взглянул на раскрытый пакет с пастельно окрашенными сладостями, – так тягостно заниматься творческой работой, когда не ладится личная жизнь. – Он принялся читать надписи на приторно-сладких кружочках: – «Навсегда твой», «Люби меня», «Будь моей», «Дорогая», «Да, пожалуйста». А может, лучше: «Не стоит благодарности», «Убирайся», «Пропади пропадом»? – добавил он с горьким смешком. Затем обхватил голову руками. – А мы не можем просто посмотреть «Соседей»? «Соседи» – популярный сериал о жизни австралийской семьи.

– спросил он. – У меня совершенно нет настроения творить.Вообще-то Кит очень веселый парень. Он всегда – как бы это сказать? – в тонусе. Он всегда оживленный, приветливый, разговорчивый и веселый. Но в настоящее время Порция отравила ему жизнь – вот уже несколько недель я не вижу улыбки на его лице.– Просто не знаю, что делать, – простонал он снова. – Она даже не отвечает на мои звонки. – Он воздел руки к потолку. – Не понимаю, чем я ее обидел.– Ну, я говорила это раньше и повторяю сейчас: ей здорово повезло, что у нее есть такой преданный и внимательный друг, как ты.Я и сама вышла бы за тебя замуж, если бы представился случай.– Спасибо, – сказал он тихо. – А я думаю, это мне с ней повезло.– Но почему? Она пустое, безмозглое существо, которое мизинца твоего не стоит! – возмутилась я.На самом деле я ничего такого не сказала, потому что нужно быть очень, очень деликатной, когда даешь советы страдающим от несчастной любви друзьям. Я просто посмотрела на него. Он был такой хороший, такой симпатичный, такой талантливый, внимательный и добрый. О господи, мама была права, размышляла я. Она была права. Лиззи была права. Все были правы. Мне нужно было выйти замуж за Кита. Если бы я вышла за него, я не была бы сейчас незамужней одиночкой преклонного возраста, не бегала бы по свиданиям с незнакомыми людьми, не встречалась бы по объявлениям с женатиками и неудачниками, не была бы соискателем Нобелевской премии в номинации «Старая Дева года». Нет. Если бы я тогда вышла замуж за Кита, у меня за плечами было бы восемь или девять лет семейного счастья с четырьмя, а может, и пятью чудесными детьми, если допустить наличие близнецов.– Я стараюсь не давить на Порцию, – пояснил Кит. – Я знаю, женщинам сложно решиться на брак, если они не уверены в своем парне. Но ведь мы встречались восемнадцать месяцев, и я хочу жениться, вот я и решил, что время пришло. Но она не желает говорить об этом. Может, мне не нужно было покупать «дискавери»? «Дискавери» – большой автомобиль марки «лендровер».

– добавил он.– Ну, может, лучше было бы подождать, – сказала я, – пока ты не будешь уверен. И мне кажется, что не следует тащить ее в «Хамлиз» «Хамлиз» – крупный лондонский магазин детской игрушки.

– она и так знает, что ты любишь детей. – Он молча кивнул, соглашаясь. – Думаю, что возить ее в Диснейленд тоже, возможно, было ошибкой. Она говорила, почему все-таки не готова остепениться? – спросила я. – Я имею в виду, ведь она уже не молоденькая – тридцать два года. Подумай, в тридцать два года пора хотеть выйти замуж.– Может, она и хочет выйти – но не за меня, – сказал он с горечью.О, надеюсь, что это так, и тогда я сама за тебя выйду.– Ну, а мне кажется, что, если бы ей представился случай, она бы не стала слишком раздумывать, – сказала я. – Женщины очень прагматичны. Она тебя любит?– Полагаю, да, – задумчиво произнес он, бросая в рот «любовное сердечко». – Думаю, так и есть. Она говорит, что любит, но потом я перестаю ей верить, потому что, если бы она на самом деле меня любила, она бы согласилась, ведь так?– Ну, очевидно, здесь все сложнее, – сказала я.– Тиффани, я не знаю, что делать, – простонал он снова, и в глазах его заблестели слезы.Я была потрясена. Никогда не видела его таким несчастным. Сердце у меня сжалось. Я отодвинула в сторону собственные интересы.– Не будь с ней таким хорошим, – заявила я вдруг. Его это, кажется, ужаснуло. – Не ищи ее и не бегай за ней, как ты бегаешь.– Но она так ранима, – сказал он, отправляя в рот еще одно «сердечко». – Она нуждается во мне.– Попробуй отступиться – и тогда увидишь, что произойдет, – добавила я. – Ты убедил ее в том, что ты всегда к ее услугам, и она знает, что ты никогда не доставишь ей неприятностей. Возможно, ей как раз нужно испытать неприятные эмоции, – продолжала я. Он, казалось, был потрясен. – Я имею в виду, ты не должен всегда выражать готовность заботиться о ней и не должен возражать против того, чтобы она работала.– Но мне не нравится, что ей приходится ездить в автобусе, – сказал он, съев еще одно печенье.– И может, тебе не следует предлагать свои услуги, когда барахлит ее стиральная машина…– Но она такая непрактичная – не думаю, что она знает, куда надо звонить.– Будь я на твоем месте, я предложила бы ей нанять кого-нибудь для работы в саду – ты не обязан это делать.– Да, но я трачу на это не так уж много времени.– Лучше все же пусть сама там работает. Он выглядел потрясенным.– Ты не маляр и не декоратор, так что в следующий раз пусть нанимает профессионала для оформления своей кухни. И пусть платит за это.– Это не имеет значения, – сказал он. – Если любишь кого-то, то все готов для него сделать, разве не так?– Да, но, Кит, – не до такой же степени!– А ты сама?! – сказал он. – Сама-то ты как ведешь себя с мужчинами!Что ж, это правда. Вот почему мы с Китом друзья. Мы совершенно одинаковые. И мы, похоже, не меняемся.– Мы оба попадаем впросак из-за любви, – сказала я. – Я читала об этом…– Да. Я точно попал впросак, – перебил он меня с громким смехом. – И из-за любви к детям тоже.– Французы говорят, что в любовных отношениях один целует, другой подставляет губы, – сказала я. Кит тем временем ссыпал остатки печенья в ладонь и отправил в рот. – Ну так вот, мы с тобой, Кит, целуем. А кто так делает – тот теряет, потому что мы стараемся отдать, а не получить. Я хочу тебя спросить: чего ты все-таки хочешь от Порции?Наступило молчание, которое я назвала бы многозначительной паузой.– Не так уж много, – ответил он невесело.– Точно. Знаешь, Кит, ты не безответственный человек, – сказала я. – Вовсе нет. Ты приличный парень. Но, когда дело касается женщин, ты патологически скромен. Кит, пожалуйста, не съедай все «любовные сердечки» – они нам понадобятся. Ты слишком хороший, слишком добрый, – продолжала я. – Именно поэтому тебя используют. Ты встречаешь женщину и превращаешься в коврик под дверью.– Я не коврик! – сказал он возмущенно.– Нет, коврик.– Ну, тогда и ты коврик! – парировал он.– Нет, я – нет.– Ты, черт возьми, как раз коврик, – сказал он, съев еще одно «любовное сердечко». – Позволь напомнить тебе, что, когда мы были вместе, ты гладила мои рубашки. Я никогда не просил тебя об этом.– Ну а ты чистил мою обувь.– А ты мыла за мной посуду! – Он наклонился ко мне. – Включая сковородки с отвратительными пригоревшими остатками.– А ты подрезал сирень у меня в саду, – ответила я ядовито. – И глицинию.– Ну, а ты носила Пушка к ветеринару, чтобы сделать ему прививку от гриппа.– А ты оклеил заново мою спальню!– А ты покупала мне лекарства в аптеке! – прошипел он.– А ты… ты… отдавал мои вещи в химчистку, хотя она тебе не по пути.– Ну, а ты отдавала мою машину в ремонт.– А ты чинил мой велосипед. Шесть раз!– А ты возвращала мне видеокассеты, – нашел он еще аргумент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51