– Я всегда хотела быть твоей подружкой, Тиффани, – сказала Алиса. Ей было семь лет.– Думаю, скорее я буду твоей подружкой, – ответила я, – когда мне стукнет пятьдесят.– Ну ладно, Тифф, вот что я предлагаю, – сказала Лиззи, взмахнув передо мной листком бумаги. – Шикарная блондинка, тридцать два года, бюст сорокового размера, ноги от ушей, выдающаяся личность, фантастически успешная, с прекрасным домом, ищет в высшей степени подходящего мужчину, минимум шести футов роста, для длительных отношений. Неудачников, трансвеститов и малолетних просьба не беспокоить.– Думаю, это нарушает закон о рекламе, – сказала я.– Да, но зато у тебя будет куча претендентов.– Мне не тридцать два. Мне тридцать семь. У меня не длинные ноги, а короткие. Бюст у меня не сорокового размера, и я точно не шикарная.– Я прекрасно знаю, что ты не шикарная, – ответила Лиззи. – Но нам надо тебя подать, как говорят в Сити. Все зависит от того, с какой точки смотреть. Вот Мартин всегда расхваливает свои акции и облигации перед клиентами, и курс у некоторых подскакивает выше крыши.– Некоторые мужчины тоже расхваливают себя выше крыши, – сказала я. – Какой смысл врать? Потом проблем не оберешься.– Мужчины тоже врут, – напомнила мне Лиззи, и у меня сразу встал перед глазами Высокий, Атлетический Невилл, возвышающийся над толпой секс-гигант пяти футов роста.– Ну а я врать не собираюсь, – сказала я, стремительно набрасывая текст. – Вот так будет ближе к истине: «Жизнерадостная добросердечная девушка тридцати семи лет, не тощая, любящая играть в теннис и усердно трудиться, желает познакомиться с интеллигентным, интересным, одиноким мужчиной от 36 до 45 для брака. Без растительности на лице. Не игрок в гольф. Фото и письмо приветствуются».– Ты не получишь ни одного ответа, – крикнула мне Лиззи из окна, когда я уходила. – Ни одного!!!
Теннис всегда помогает мне расслабиться. Лупить по мячу в моем маленьком клубе в северном Лондоне – вот идеальная терапия. При этом вырабатывается сератонин – или, может, эндорфины? А может, мелатонин? В общем, не помню, что вырабатывается. Что бы это ни было, оно снимает стресс и улучшает настроение. Так бы и случилось, если бы этот никудышный Алан не прилип ко мне как банный лист. Когда бы я ни играла, он тут как тут: белобрысый юрист, лысый, бородатый, тощий. Видение из ночного кошмара. Не так уж приятно, когда за тобой ухаживает крайне непривлекательный мужчина.– Вы не против, если я к вам присоединюсь?– Нет-нет, что вы, – весело сказала я, сидя на террасе в солнечном свете.Затем мы прошли на один из травяных кортов – по крайней мере он неплохо играет. Мы сыграли пару сетов – он выиграл со счетом шесть–два, шесть–два (всегда он у меня выигрывает с таким счетом), а потом отправились выпить чаю.– Тиффани, не хотите ли сходить со мной в кино? – спросил он, наливая мне чашку «Эрл Грей».Нет, совсем не хочу.– М-м-м-м… – замялась я.– Каждый должен посмотреть фильмы Трюффо.– Ну…– Или, может, вам больше опера нравится? В Национальной опере снова идет «Волшебная флейта».– Я ее уже слушала.– Тогда, может, сходим на какой-нибудь другой спектакль?– Знаете, я сейчас очень занята. Кажется, это очень его огорчило.– Тиффани, вы ведь ни с кем не встречаетесь, да?Это возмутительно!– Думаю, это мое личное дело, Алан, – сказала я.– Почему же вы никуда не хотите сходить со мной, Тиффани? Я не понимаю. У меня есть все, что может пожелать женщина. У меня огромный дом в Белсайз-Парк, у меня сложившаяся карьера, я не способен на измену и очень люблю детей. Я буду хорошим отцом. В чем же дело?– Алан, – ответила я, – проблема в том, что хотя вы, что называется, «парень хоть куда», я нахожу вас – как бы это сказать повежливее? – физически отталкивающим.Естественно, ничего такого я не сказала.– Алан, вы, конечно, во всех отношениях прекрасный мужчина, – сказала я, – но я чувствую, что мы с вами не подходим друг другу по химическому составу. Поэтому я не хочу тратить ваше время. Я вообще думаю, что не стоит тратить чье-либо время. И если вы больше не будете играть со мной в теннис, я вас пойму.– О нет, нет, нет – я этого не говорил, – быстро вставил он. – Я совсем не это имел в виду. Как насчет «Глайндборна»? «Глайндборн» – ежегодный оперный фестиваль в Глайндборне, имении в графстве Сассекс.

– спросил он вдогонку, когда я спускалась в раздевалку. – Партер? И пикник с шампанским? Лоран Перье, Лоран Перье – элитная марка шампанского.

фуа гра – устроит?О да. Да. «Глайндборн». «Глайндборн» – это здорово. Я бы с удовольствием поехала в Глайндборн – но только не с тобой.Что ж это такое, думала я, пока обзванивала отделы брачных объявлений в газетах и диктовала мое послание, меня хотят только те мужчины, которых я не хочу, – ой как не хочу. И почему всегда именно те мужчины, которые кажутся мне непривлекательными, предлагают мне свою заботу, готовы баловать меня и целовать землю, по которой я хожу? А те мужчины, которые мне нравятся, мешают меня с грязью? Ну не странно ли? Просто не понимаю. Но я не позволю этому продолжаться – теперь все будет под контролем. Я знаю, чего хочу, иду к этой цели и собираюсь ее осуществить с помощью моего объявления в разделе «Дамы», в колонке «Одинокие сердца».
– Я поместила объявление в разделе «Рандеву» в субботней «Таймс», – объявила я слегка заплетающимся языком во время ланча на следующий день. Лиззи, Кэтрин, Эмма, Фрэнсис, Салли и я попивали джин-тоник в беседке. На заднем плане Мартин красил французское окно, Алиса и Эми ему помогали. А мы в это время наслаждались первым блюдом нашего ежегодного ланча на пленере – дыней и пармским окороком.– Здорово! – сказала Фрэнсис, потягивая «Пиммз» через соломинку. – Очень смело, Тиффани. Одобряю. Молодчина!– Я не говорила, что взобралась на Эверест, – уточнила я. – Или переплыла Атлантику в картонной коробке. Я только сказала, что поместила свое объявление в «Таймс».– Все равно это очень смелый поступок, Тиффани, – настаивала Фрэнсис. – Какая храбрость! У меня никогда бы на такое духу не хватило.– И у нас тоже! – хором откликнулись остальные.– Почему же? – спросила я. – Куча народу так делает.– Ну, уж очень это искусственно, – сказала Салли, отгоняя осу. – Лично я предпочитаю, чтобы о выборе моего спутника жизни позаботилась Судьба.– И я тоже, – сказала Эмма, поправляя бретельку платья. – Я мечтаю встретить его при каких-нибудь романтических обстоятельствах, ну, знаете, столкнуться с ним однажды…– Где? – спросила я. – У ксерокса? Или у факса?– Ну не-е-т, – протянула та задумчиво. – В кино, или на Северной линии, Северная линия лондонского метро соединяет северные и центральные районы города.

или в самолете, или…– Сколько человек из тех, кого ты знаешь, встретили свою вторую половину таким образом? – спросила я.– Э-э. Ну, вообще-то никто. Но я уверена, что так все и произойдет. Я бы не стала давать объявление в газете, потому что не хочу встретить своего мужчину таким надуманным способом. Это бы все испортило. Но считаю, ты действительно молодчина.– Да, – хором откликнулись остальные. – Ты действительно молодчина, Тиффани.– Она не молодчина, она дура, – прямолинейно высказалась Лиззи. – И я говорю это потому, что ее объявление тошнотворно правдиво. Я ей напомнила о пользе лжи во спасение, но она меня не послушала. Она даже указала свой настоящий возраст. «Никто не станет доверять женщине, которая называет свой настоящий возраст. Женщина, которая об этом говорит, расскажет все, что угодно». – Она торжествующе улыбнулась. – Оскар Уайльд. «Женщина, не имеющая значения», акт первый.Ну конечно. Сказываются великие дни, проведенные в Уортинге.– Что-нибудь слышно от того женатого типа, с которым ты встречалась в «Ритце»? – спросила Салли.– Да, да, кое-что, – сказала я, ощутив внезапную острую боль, которая меня саму удивила. – Честно говоря, он не так уж и плох, ха-ха-ха! Прислал мне довольно милый букет. Извинился. Вот бы… в смысле, было бы неплохо… – Я замялась.– Тиффани хочет сказать, что она не прочь еще раз с ним встретиться, но я ей сказала: ни в коем случае, – заявила Лиззи. – С ним надо держать ухо востро. Мартин! Не забудь покрасить второй раз!– А ты что сделала?– Я написала ему и поблагодарила, но сказала, что неблагоприятное стечение обстоятельств не позволяет нам быть вместе.– Может быть, он разведется? – сказала Фрэнсис. – Все рано или поздно разводятся. К счастью для меня.– Он этого не сделает, – сказала я.– Почему?– Потому что он боится, что это плохо отразится на его дочери.– Поэтому он заводит связи на стороне, – сказала Лиззи, устремив взор в небо. – Очаровательно.– Это нормально, – сказала Фрэнсис, выуживая клубнику из стакана.– Вполне объяснимо, – тихо сказала Эмма, – если его брак действительно несчастен.Я посмотрела на нее. Она покраснела и внезапно встала, чтобы помочь Лиззи собрать тарелки.– Кто-нибудь еще с кем-нибудь встречался? – спросила Салли.Мы растерянно переглянулись.– Нет, – сказала Фрэнсис.Эмма покачала головой и ничего не ответила, хотя я видела, что она все еще смущена.– А ты, Салли?– Не имела счастья, – ответила та, весело пожав плечами. – Может быть, я встречу кого-нибудь на следующей неделе, когда поеду в отпуск.Этакого божественного махараджу. Или, может быть, Тадж-Махал магически на меня подействует.– Как на принцессу Диану, – засмеялась Фрэнсис, скорчив гримасу.– Ну, а мне понравился один человек, – объявила Кэтрин.– Да ну? – спросили мы хором.– Да. Я познакомилась с ним на вечеринке у Элисон и Ангуса еще в июне. И Тиффани была там. Он бух…– О господи, тот унылый бухгалтер? – спросила я, не веря своим ушам. – Неужели тот занудный парень в плохом костюме, который живет в Барнете и, упаси бог, играет в гольф?Кэтрин бросила на меня испепеляющий взгляд. Уж не знаю почему.– На самом деле он прекрасный человек, – сказала она холодно. – И очень интересный. В особенности он интересуется искусством. У него коллекция…– Гравюр? – спросила я.– Огастеса Джона. Огастес Эдвин Джон (1878–1961) – английский живописец, портретист.

Черт.– Наверное, ты решила, что если он бухгалтер, значит, обязательно зануда. Ты не права.– Извини, – сказала я смущенно.– Не всегда мужчины, у которых интересная работа, сами интересные люди, – добавила Кэтрин. – Вон у Филлипа тоже интересная работа, так ведь? – продолжила она. – Раньше я не говорила тебе, потому что не хотела тебя расстраивать, – добавила она многозначительно, – а сейчас скажу: он один из самых занудных и неприветливых мужчин, каких мне приходилось встречать. Этого нельзя отрицать.– И Алекс тоже звезд с неба в этом смысле не хватал, – добавила она.И тут она не ошиблась.– А мой друг Хью хоть и бухгалтер, но очень интересный человек, – заключила она. – Поэтому, пожалуйста, не насмехайся, Тиффани.– Я чувствую себя последней мерзавкой, – сказала я. – Прости. Это все джин. Можно, кстати, еще?– Так вот, Огастес Джон был невероятно плодовит, он долго жил, поэтому после него осталось много работ. Огромное количество. И Хью годами собирал маленькие картины и эскизы. После той вечеринки он попросил меня почистить небольшой портрет, который Джон написал со своей жены Дорелии. Вчера он пришел забрать его и пригласил меня поужинать с ним на следующей неделе.– Это же замечательно! – сказала я, чувствуя себя виноватой и глупой к тому же. – Постарайся выяснить, нет ли у него симпатичных коллег. Естественно, неженатых.Внезапно появилась Эми, на голове у нее была широкополая соломенная шляпа, на ногах нарядные босоножки, на носу солнечные очки в розовой оправе, в руке она сжимала маленькую кожаную сумочку. Она очень напоминала девушек, изображенных на пластиковых пакетах.– О чем это вы тут РАЗГОВАРИВАЕТЕ? – прокричала она. Голос у Эми был очень громкий.– Мы разговариваем о приятелях.Эми открыла сумочку и достала одну из своих одиннадцати кукол Барби.– У БАРБИ есть ПРИЯТЕЛЬ, – прокричала она. – Его зовут КЕН. Она хочет ВЫЙТИ ЗА НЕГО ЗАМУЖ. У меня есть для нее ПЛАТЬЕ НЕВЕСТЫ.– Эми, дорогая, – сказала Лиззи. – Должна тебя огорчить: Барби никогда не собиралась выходить замуж за Кена. – Удивление и разочарование отразились на лице Эми. – Барби встречается с Кеном уже почти сорок лет, но так и не вышла за него замуж. – Лиззи объясняла терпеливо, передавая по кругу глазированных цыплят гриль. – Боюсь, Барби из тех, кто водит мужчин за нос.– Что значит ВОДИТЬ МУЖЧИН ЗА НОС, мама?– Это значит, что она не хочет выходить замуж, дорогая. А я не хочу, чтобы ты стала такой, когда вырастешь.– О чем это вы разговариваете? – спросила Алиса. Ее светлые косички были заляпаны черной краской.– О приятелях, – ответила Фрэнсис.– У АЛИСЫ есть ПРИЯТЕЛЬ, – прокричала Эми. – Его зовут ТОМ. Он учится с ней в одном КЛАССЕ. А у меня НЕТ.– Это потому, что ты еще маленькая, – рассудительно сказала Алиса. – Ты еще «Телепузиков» смотришь. Ты еще ребенок.Эми, похоже, не обиделась.– Сколько лет твоему приятелю, Алиса? – спросила Кэтрин с улыбкой.– Восемь лет и три месяца, – ответила та. – А у мамы Тома, миссис Гамильтон, тоже есть приятель.– Боже мой! – воскликнула Лиззи. – Неужели?– Да, – подтвердила Алиса. – Том мне сказал. Его зовут Питер. Он с ней вместе работает. В банке. Но папа Тома ничего не знает. Мне сказать ему?– Нет, – сказала Лиззи. – Ни в коем случае. Иначе – позор, дорогая.– Тиффани, а у тебя есть приятель? – спросила Алиса.– Э-э, нет, – ответила я. – У меня нет.Она отошла в сторону и присела на качели с явно разочарованным видом.– Знаете, все-таки летом особенно тяжело ощущается одиночество, – сказала я с чувством. – Смотреть на эти счастливые парочки, милующиеся в парке, или играющие в теннис, или прогуливающиеся, взявшись за руки, вдоль полосы прибоя…– Лично я думаю, что зимой еще хуже, – сказала Эмма. – Нет никого, с кем можно посидеть у камина во время романтического уикенда.– Нет, хуже всего весной, – сказала Кэтрин. – Все растет и цветет, солнышко светит, кругом такая радость и счастье. По-моему, апрель – просто жуткий месяц.– Но самое плохое – одиночество осенью, – печально произнесла Салли, – потому что не с кем попинать листья в парке или взяться за руки во время салюта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51