Каждое слово стрелой пронзало истерзанное сердце Ланы. Нет, это невозможно, этого просто не может быть. Однако статья связала воедино обрывки услышанных ею разговоров. Болтовня кухарки и экономки, сплетни горничных во дворе – все вдруг обрело смысл.
А недавние слова самой Эвелин Ван Эндел пролили свет на все происходящее. Она делает это не потому, что хочет одарить любовью несчастного ребенка, а потому, что ее неосторожно сказанные слова попали в газету. Их прочитала добрая половина Нью-Йорка. И теперь она не знает, как избежать этого усыновления, не потеряв лицо.
«Я не потерплю в своем доме какого-то ирландского выродка».
Слова Густава Ван Эндела, словно удары молота, болью отзывались у Ланы в голове. Ирландский выродок?
Нy нет, она этого не допустит. Она позаботится о малыше Колине. Тем более теперь, когда она придумала, как остановить это надвигающееся безумие.
Но нужно торопиться. Времени нет.
Лана сорвала передник к швырнула его в корзину с полотенцами.
Она пойдет прямо к управляющему сиротским домом и расскажет ему о своей дружбе с Шивон. Расскажет, как поклялась подруге вырастить Колина как своего собственного сына, убедит его, что полна решимости исполнить свое обещание. Как только они узнают, что связывает Лану с Колином, узнают о ее любви к этому мальчику и его бедной погибшей матери, они все поймут и отдадут ей ребенка. И никто, никто не посмеет помешать ей исполнить волю ее горячо любимой подруги.
Лана оправила юбку простенького серого платья, жалея, что не сообразила переодеться в свою одежду. Она даже не сняла с головы несносный чепец, который носили все горничные. Лана так долго бежала, что ее аккуратный пучок на затылке давно развалился, волосы растрепались и торчали во все стороны причудливыми завитками, обрамляя лицо и щеки.
Внезапно от ее решимости не осталось и следа. Тысячи сомнений нахлынули на нее. Нужно было все продумать как следует. Нужно было переодеться, чтобы все знали, что она леди, а не какая-то там горничная. Нужно было подготовить речь. Ведь так важно произвести благоприятное впечатление на управляющего сиротским домом, чтобы у него и тени сомнений не осталось, что она в состоянии позаботиться о мальчике не хуже его собственной матери.
Вот дверь приюта открылась, и, сделав глубокий вдох, Лана изобразила на лице улыбку.
– Я бы хотела поговорить с управляющим.
– Да, мэм. – Перед ней стояла дородная женщина, та самая, что открыла Лане дверь в прошлый раз. Но теперь ее платье и передник были замызганные и старые, а вместо приветливой улыбки Лану встретил суровый взгляд из-под нахмуренных бровей.
Идя следом за женщиной по узкому мрачному коридору, Лана отметила, что женщина выглядит, пожалуй, еще более измученной, чем она сама, пробежавшая несколько кварталов подряд.
Они остановились перед закрытой дверью, и женщина, постучав, просунула внутрь голову.
– Миссис Линден, тут к вам пришли.
Сидящая за столом женщина что-то писала в гроссбухе. Она раздраженно взглянула на вошедших:
– Да? В чем дело?
Лана выступила вперед:
– Я по поводу Колина О'Малли.
– На репортера вы не похожи…
– О нет, нет, – от волнения ирландский выговор Ланы стал еще отчетливее, – я пришла поговорить о его усыновлении.
– Конечно, теперь, когда его фотографию напечатали в газете, много найдется охотников. Но вопрос уже решен. – С этими словами миссис Линден вновь принялась изучать свой гроссбух.
Лана приблизилась к столу. Она ощущала за спиной присутствие приведшей ее женщины. Та все еще стояла в дверях, весьма заинтересованная происходящим.
– Это правда, я действительно видела его фотографию в утренней газете. Однако я и вчера приходила, задолго до того, как появилась статья. Эта женщина может подтвердить мои слова.
Директриса бросила взгляд на дверь, любопытная дама тут же отпрянула. Миссис Линден, нахмурившись, воззрилась на Лану:
– Ну и что вы хотите?
– Я же говорила, я хочу усыновить Колина. Его мать была моей ближайшей подругой, я была с ней, когда родился ребенок. Он считает меня тетей, хоть у нас и нет кровного родства.
Миссис Линден окинула ее долгим оценивающим взглядом.
– Судя по вашей одежде, вы служите горничной.
– Да, я работаю у Ван Энделов.
– У Ван Энделов. Надо же, какое совпадение. – Директриса оперлась руками о стол. – А миссис Ван Эндел знает о том, что вы здесь?
– Нет. Я не… – Лана облизала пересохшие губы. – Я пришла, потому что Колин во мне нуждается.
– Понятно. И как вы будете растить ребенка и одновременно работать?
– Я скопила денег. Этого хватит, чтобы оплачивать жилье и пропитание.
– А что вы станете делать, когда ваши сбережения закончатся?
Лана покрылась испариной. Разгоряченная после беготни по улицам, она задыхалась в этой душной комнате. Она бросила взгляд на окно. Хоть бы кто-нибудь открыл его, что ли. Все ужасы детства, проведенного в приюте, вдруг ожили в ее душе. Ей не хватало воздуха, снова не хватало свободы. Она почувствовала себя ничтожной букашкой, которую эта грозная директриса вот-вот раздавит своим каблучком.
– Я не боюсь тяжелой работы. Когда придет время, я снова буду зарабатывать.
– Воспитывая ребенка?
– Я могу работать на дому, если понадобится. Я люблю Колина и не сделаю ничего, чтобы навредить ему.
– О, об этом можете не беспокоиться! У вас не будет такой возможности. – Директриса, оттолкнувшись от стола, встала. – Вот что я вам скажу, милочка, ваш хитроумный маленький план, как выманить побольше денег у четы Ван Энделов, не пройдет.
– План? – Лана даже покраснела от возмущения. – Вы ошибаетесь. Я люблю этого малыша и никогда не…
– Конечно, никогда. Я уж позабочусь о том, чтобы вы и на пушечный выстрел не приближались к этому ребенку. – Сказав это, миссис Линден обратилась к женщине, все еще стоявшей в дверях: – Марта, проводите эту… – тут она с ног до головы смерила Лану презрительным взглядом, – даму. И проследите, чтобы ее впредь сюда не пускали.
– Да, мэм. – Марта коснулась плеча девушки. Лана отстранилась от нее.
– Позвольте мне хотя бы повидать Колина. Я должна убедиться, что с ним все в порядке.
– Ну нет, вы его не увидите! Ни сегодня, ни в другой день. Никогда. А теперь уходите, а не то я соберу совет и сообщу попечителям о вашей попытке вымогательства. И у кого, у самых щедрых наших благотворителей!
Марта все тянула Лану за руку. Девушка позволила вывести себя сначала в коридор, затем к выходу. Уже на лестнице она обратила полные слез глаза к Марте:
– Ну скажите мне по крайней мере, что с Колином здесь хорошо обращаются.
Марта принялась старательно рассматривать пол у себя под ногами.
– Я не должна с вами даже разговаривать. Если миссис Линден заподозрит, что я что-то вам рассказала…
– Пожалуйста… – шепотом взмолилась Лана. – Я люблю этого малыша как сына. Расскажите мне, как ему тут живется.
– Мальчик совсем не разговаривает.
– Не разговаривает?
Марта прижала палец к губам.
– Миссис Линден говорит, что он просто хочет привлечь к себе внимание. Она велела всем, кто работает с детьми, вообще с ним не разговаривать.
– То есть вы хотите сказать, что его все игнорируют?
Марта пожала плечами.
– К тому же, мисс, он отказывается от еды. Наша директриса утверждает, что это еще один способ привлечь внимание. Она велит нам не замечать и этого. Говорит, что когда он проголодается, то поест. А как только поймет, что его уловки ни на кого не действуют, заговорит.
– Как вы можете? Какая жестокость! Вы хоть представляете себе, что пережил этот мальчик за последние несколько дней? – Слезы брызнули у Ланы из глаз, она быстро-быстро заморгала, опасаясь, что они хлынут бурным потоком.
– Миссис Линден говорит, что это только кажется жестоким. Чем раньше он усвоит урок, тем быстрее приспособится к новой жизни.
«Приспособится к новой жизни». При этих словах у Ланы сердце сжалось от боли.
– Дайте, мне хоть увидеть его, – она схватила руку женщины, – всего на минуту.
– Но, мисс, меня уволят. – Марта с опаской огляделась вокруг. – Правда, уходите.
Она высвободила руку и захлопнула дверь прежде, чем Лана успела сказать хоть слово. Девушка стояла, уставившись в закрытую дверь. Ее сердце, казалось, рассыпалось на тысячу крошечных осколков. Никогда в жизни ей не было так больно – даже когда она потеряла Шивон. Даже когда умерли ее родители, оставив в нищете, и ей довелось испытать все невзгоды и лишения сиротской жизни – даже тогда ей было в тысячу раз легче, чем теперь. Она-то выжила благодаря стойкости характера и изворотливости ума. Но бедный Колин, он такой же, как его мама, – робкий и застенчивый, и доверчивый к тому же. Он не сможет противостоять жестокости окружающего мира. И кто станет помогать ему так, как она помогала Шивон?
Ничего не замечая вокруг, она брела к Пятой авеню, перебирая в памяти все, что произошло.
Конечно, маленький Колин сбит с толку. Мамы и папы больше нет, сам он оказался в приюте среди чужих людей, а единственный друг просто куда-то пропал. Неудивительно, что он перестал есть и разговаривать.
Нужно что-то придумать, и как можно скорее.
Если бы она думала, что. Колину и вправду будет хорошо у Ван Энделов, ей было бы легче. Ведь они легко обеспечат ему все то, о чем она может только мечтать. Образование. Дорогую одежду. Роскошную жизнь. Но смогут ли они дать ему самое главное – любовь? Лана думала о подслушанном разговоре утром в покоях Густава и Эвелин Ван Эндел. Не нужен им никакой ребенок. Они хотят только пустить пыль в глаза своим светским друзьям. И никогда они не впустят в свои сердца бедного маленького сироту.
Нет, она не перенесет, если мальчика будут растить безучастные горничные, для которых заботы о Колине не что иное, как еще одна обязанность в доме, вроде уборки или мытья посуды.
И, говоря по правде, какая разница, будут Ван Энделы и прислуга добры к мальчику или нет. Никто из них не сможет любить его так, как она. Она была ему и учителем, и тетушкой, и его второй мамой. Она спасет его от этого ужаса не только ради него, но и ради себя самой.
Чем ближе Лана подходила к особняку Ван Энделов, тем больше ее охватывало беспокойство. О чем она только думала? Как можно было так спешно уйти, никого не предупредив, ничего не объяснив?
По правде говоря, она забыла обо всем на свете и думала только о Колине. Теперь же она надеялась, что, когда кухарка выслушает ее историю, она все поймет и простит Лану за ее внезапное исчезновение.
Девушка обошла дом и направилась к задней двери, как вдруг из нее на траву порхнуло что-то большое. На птицу не похоже. Подойдя ближе, Лана узнала свое платье, то, что она носила, работая в «Синем гусе». Одно из двух, что у нее были. Второе тоже валялось неподалеку, прибитое к земле саквояжем. Тут же были разбросаны шляпка и шаль.
В сознании вспыхнула ужасная догадка.
С криком бросилась Лана собирать свои пожитки.
Пока она ползала по траве и складывала вещи в саквояж, открылась дверь и на пороге показалась экономка. За ее спиной стояла взбесившаяся кухарка.
– Ничего другого я и не ожидала, – тихим от злости голосом произнесла экономка.
– Вы не поняли. Мне…
Свенсон подняла руку:
– Ни слова больше. Ты уволена, забирай свои вещи и уходи.
– Но это не то, что вы думаете. Я…
– Это именно то, что я думаю. И именно поэтому я не возьму больше на работу иммигрантов. Уходи сейчас же. Но сначала верни униформу, а не то я велю арестовать тебя за воровство.
Свенсон наблюдала, как Лана снимает с себя униформу и быстро натягивает свое заношенное старое платье, затем наклонилась, подняла с земли униформу и резко повернулась, едва не столкнувшись со стоявшей позади толстухой.
Дамы отпрянули друг от друга и поспешили войти в дом. Дверь с шумом захлопнулась.
Лана стояла как вкопанная, очумело глядя перед собой. Все еще не вполне осознавая происходящее, она подхватила свой саквояж и пошла прочь.
Вскоре она оставила позади все эти большие дома с огромными красивыми лужайками и прекрасными экипажами, скользящими по извилистым подъездным дорожкам. И снова, как в тот судьбоносный день, когда она сбежала из приюта, у нее не было крыши над головой и не было работы. Даже просто переночевать негде. Но тогда она была хозяйкой своей судьбы. А сейчас Лана чувствовала себя опустошенной и обессиленной. Да, на этот раз все по-другому. Ах, Колин, Колин, думала она. И как она рассчитывала растить ребенка, не имея заработка?
Все ее надежды забрать мальчика, окружить его любовью, которой сама Лана была лишена в детстве, оказались разрушены.
Она подвела Колина.
Подвела Шивон.
Подвела даже себя.
Глава 10
На город опустились сумерки. Лана шла по темным-улицам с бесчисленными рядами теснящихся друг к другу домов, слушала громкую музыку и резкий смех из распахнутых дверей и внезапную тишину, когда двери со стуком закрывались. Она ощущала запах дыма, к которому примешивались ароматы чеснока, перца, баранины и карри, мясного и куриного жира, капавшего на раскаленные угли.
Лана не ела с самого утра, но запахам еды, доносившихся к ней из дверей и окон, не удавалось разбудить ее аппетита.
Деньги свои она нашла на дне саквояжа, так что могла позволить себе снять комнату, но ее ни капли не привлекала мысль потратить эти деньги на себя.
Ей и раньше случалось получать удары судьбы, но еще никогда не было настолько плохо. Если она не найдет способ прийти в себя, то пострадает кто-то, кто для нее гораздо важнее. Ее не волнует работа или даже сама жизнь. Но Колин заслуживает большего. Мысль об этом испуганном мальчугане беспрерывно горела в ее мозгу, словно маяк. Но как жалкая безработная горничная может надеяться победить семью Ван Эндел? Шанс переиграть их может быть только у человека богатого и влиятельного. Если бы у нее было достаточно денег, ни один суд Нью-Йорка не помешал бы ей добиться желаемого.
Если бы у нее было достаточно денег. Эта мысль не давала ей покоя. Она дразнила и терзала ее.
Подняв взгляд, Лана обнаружила, что идет вдоль пристани по направлению к «Синему гусю».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35