Ее заносчивый вид напомнил мне фотографии писательницы Джин Райс, великой летописицы умирающей аристократии.
Фелисити отступила, ничего не сказав. Я решила, что ее жест означает: «Входите», и вошла. Глядя на меня, Фелисити медленно закрыла дверь. У меня промелькнула мимолетная мысль, что ей хотелось оставить ее открытой.
– Кто вы? – она пыталась скрыть свой страх. Об этом говорил ее жест – она прикасалась к бледно коричневым пятнам на тыльной стороне правой ладони пальцами левой руки. Я видела саму себя на тридцать лет старше – за тем исключением, что меня не пугала старость. Я знала, что мне уготована другая участь.
– Нет смысла называть мое имя, потому что оно ничего вам не скажет.
– Тогда чего вы хотите?
– Поговорить.
– О чем?
– Немного посплетничать.
– Хотя бы намекните, – она улыбнулась. Тон ее голоса изменился. О чем она думает? Мне что-то понравилось в Фелисити. То есть нет, я даже восхищалась ее манерами. Она напоминала мне Мэсона тем, как быстро смирялась с чем-нибудь, что было для нее неясно или подозрительно. Мэсон смирился с моим появлением в офисе, хотя он наверняка полагал, что я опасная женщина. Фелисити тоже не боялась меня.
– Хотите выпить? – предложила она.
Она буквально впихнула меня в гостиную. Я села на диван, и меня обволокли звуки классической музыки.
Фелисити принесла мне водку со льдом в бокале из толстого красного мексиканского стекла. Рядом с бокалом она поставила ведерко со льдом.
– Вы ведь хотите выпить, верно?
– Откуда вы узнали? – она была права.
– Мой муж был пьяницей. В сущности, даже алкоголиком. Он сказал мне как-то, что настоящие пьяницы не любят класть в бокал лед, потому что он охлаждает напиток, и спирт не так быстро попадает в кровь.
– Не уверена, что он прав.
– Может, и нет. Он был таким лжецом.
– Тогда что вы в нем нашли?
– Черт возьми, интересный вопрос.
– Мне всегда интересно, что люди находят друг в друге.
Фелисити включилась в причудливую беседу, перескакивающую с предмета на предмет, как будто это было ей не впервой.
– Сперва он нравился мне, потому что очень мало говорил. Он всегда молчал, понимаете? Когда он чего-нибудь хотел, он не просил, а просто подходил и брал.
– Как кролик Питер.
– Кто?
– Персонаж Беатрис Поттер.
– Ах, да. Я иногда читала это дерьмо своему сыну. Не думаю, чтобы он что-нибудь понимал. Мой сын слабоумный.
– У меня нет детей.
– Зато у вас роскошное тело.
Фелисити вытянула руку и прикоснулась к моей груди. Я этого не ожидала. Я не была готова к сюрпризам.
– У меня была такая же. Шикарная грудь, а не такое вымя, как любят мужчины.
– Вы сказали, что ваш муж просто подходил и бра… Что он брал?
– Например, меня. Он чуть не протаранил мной какую-то стену. Однажды мы обедали. Он встал, поднял меня на ноги, и согнул над креслом, в котором я сидела. Затем задрал мне юбку, разорвал трусы, и начал мне вставлять.
– Очевидно, вам это нравилось, – наш разговор становился абсурдным. Беседа в стиле Диккенса увела нас куда-то не туда.
– В общем, да. Дело в том, что мы были в ресторане, – Фелисити внезапно засмеялась гортанным, булькающим смехом, таким, каким смеются поблекшие кинозвезды, вспоминая прежние деньки. Я тоже засмеялась; это было забавно.
– С вами когда-нибудь такое бывало? – спросила Фелисити.
– Да. Ну, что-то подобное. Но в отличие от вас, я его не любила.
– Это продолжалось недолго. Мой муж был таким человеком, для которого чем больше женщин, тем лучше. Я много узнала от него. Знаете, он раскрепостил меня.
– Это звучит жестоко.
– Мужчины и женщины всегда жестоки. Это естественно.
– Но только не мой мужчина. Он совсем не жесток. Поэтому-то я и люблю его.
– Значит, у него что-то не в порядке.
– Вы правы. У него кое-что не в порядке. Его мать.
– Похоже, вы говорите о моем сыне. Он слабак.
– Значит, вы жестоки к своему сыну.
– Это он так думает.
Музыка кончилась. Фелисити встала, подошла к кассетной деке, и снова поставила ту же самую пьесу.
– Что за музыка? – спросила я.
– Шуберт. Вы не знаете? Самая известная хреновина из всего, что он написал. «Смерть и девушка».
– Я не разбираюсь в музыке.
– Бедняжка. Ну, не пора ли вам рассказать, какого хрена вы явились? Почему вы не снимаете очки?
– Я пришла, чтобы рассказать вам кое-что о себе, а также о…
– О моем сыне.
Я напряглась. Эта женщина – психолог. Она сказала:
– Вы думаете, что я психолог? Вы – вторая женщина, которая приходит поговорить о моем сыне. Может быть, вы даже знаете другую, ту дуру, с которой он живет.
– Я встречалась с ней.
– Тогда кто же вы? Вы – та секретарша, что ушла от него. Эта дура Барбара рассказывала мне о вас.
– Нет, то была Алексис. А я заменила ее. Я работаю у Мэсона.
– Зачем вы все приходите ко мне? Вы хотите просить у меня его руки? – она снова хрипло засмеялась. На этот раз ее смех был не столь заразителен.
– Черт побери, что вы все находите в нем?
– Не могу говорить за других, но я вижу в нем человека, отличающегося от большинства людей. Он не пытается подавлять окружающих людей.
– Он слабак, вот почему.
– Он – достойный человек. Вы изо всех сил стараетесь погубить его. Вы высмеивали в нем всю его чувствительность. Вы пытались украсть его независимость. Вы держали его в клетке, как зверя. Вы постоянно мучаете его. То, что вы сделали – хуже убийства.
Не надо было говорить это слово – «убийство». Но мой гнев и отвращение были в то мгновение так велики, что я позволила вырваться ему наружу.
– Вы жалеете его, только и всего. Никогда не жалейте мужчин. Они затрахают вас, как только взглянут на вас.
– Ради Бога, прекратите говорить о нем так, как будто он ваш бывший любовник. Он ваш сын.
– Все мужчины одинаковы.
– Точно так же, как все женщины одинаковы, вы это хотите сказать?
– Более-менее. Он сам тоже приходил сюда и скулил, как щенок. Я вышвырнула его. И с вами сделаю то же самое.
– Нет, не сделаете.
Она не слышала меня. Эта женщина была действительно больной. Вероятно, ей нужна помощь, курс лечения, но это не мое дело. Я собиралась избавить ее от всякого лечения.
– Он всегда называл меня «мамочкой» – дерьмовое английское словечко! Должно быть, перенял его у отца. Его отец был родом из Англии. «Мамочка». Почти что мумия – груда костей, завернутая в бинты и похороненная в пирамиде.
– Очень точное сравнение, – сказала я. – Вы и есть мумия. Мертвая и внутри и снаружи. Не волнуйтесь, мы найдем для вас пирамиду.
– Мы? Ты и Мэсон. Безмозглые засранцы. Вы ничего не найдете. Мэсон – не такой тип, как ты думаешь. Он не достойный человек. Он – жопа. Он никогда не сумеет понять ни тебя, ни то, о чем говоришь. Ты не удержишь его при себе. Ты его получишь. Я вижу это по твоим глазам. В них есть жестокость. Но ты не сумеешь вступить с Мэсоном в состязание. Когда дело дойдет до жестокости, вы с ним окажетесь в разных лигах. Девочка, он из другого класса. Мэсона не интересуют люди. Он просто берет все, что ему предлагают, как и его отец. В этом он похож на ребенка. Он до сих пор и есть ребенок. Он никогда не вырастет. Он берет, но ничего не дает. Поэтому он опасен, черт побери. Ты не понимаешь. Но поймешь, если поживешь с ним. Он ни хрена не понимает тебя. И никогда ни хрена не поймет. Мэсон погубит тебя, если ему позволить. Так что берегись.
С меня было достаточно. Я встала. Фелисити засмеялась мне в лицо. Я схватила подушку – большую подушку с вышитыми поблекшими узорами. Фелисити следила за мной. Я двинулась к ней. Она начала подниматься. Я толкнула ее назад, и она поняла, что я собираюсь сделать.
– Ты не сможешь убить меня. Ты не настолько крутая.
Я прижала подушку к ее ухмыляющемуся лицу. Она начала бороться. Я нажимала на подушку, не жестоко – я держала свой гнев под контролем – но сильно. Фелисити издавала глухие булькающие звуки. Ее руки молотили по воздуху, тонкие ноги мотались туда-сюда, как будто я уничтожала насекомого-переростка. Я надавливала сильнее и сильнее. Не знаю, сколько времени мне потребовалось, чтобы утихомирить ее навсегда. В моей голове крутилась только одна мысль: «Теперь Мэсон свободен».
Через некоторое время Фелисити прекратила сопротивляться. Я почувствовала сильное чувство удовлетворения, чувство, которое наступает после того, как вы сделали какое-то трудное дело, которое до того очень долго откладывали.
Я подождала несколько минут, прежде чем убрать подушку с лица Фелисити, пытаясь представить, как оно может выглядеть. Ожидая увидеть гротескную маску смерти, похожую на карнавальные маски из настоящей Венеции, я медленно убрала подушку. Занавес поднялся. Вид лица Фелисити после смерти потряс меня. Я никогда не забуду это зрелище.
Лицо Фелисити было маской спокойствия. Ее глаза были закрыты. Губы слегка улыбались – но не презрительной улыбкой, как я ожидала, а улыбкой облегчения. Все кончилось. Битва, которую она вела с жизнью, проиграна, да и сама жизнь кончена. Но выражение лица говорило об обратном. Неужели это чудовище все-таки победило меня? Конечно, нет. Она ушла. И все. Мэсон свободен и может прийти ко мне.
Я вытащила открытку Барбары из кармана своей куртки и положила ее на столик около Фелисити. Затем взяла аэрозольный флакончик с духами Барбары и прошла по комнате, распыляя духи. Запах должен продержаться несколько часов. Это была маленькая месть Барбаре. Я знала, что полицейские ухватятся за улики. Они рано или поздно допросят ее. Обнаружится, что она подралась с Фелисити. Я ни на единое мгновение не допускала мысли, что полиция арестует ее. В конце концов, у Барбары найдется алиби. Все, что я хотела – дать ей небольшую встряску. Она это заслужила.
Я вышла из квартиры, даже не оглядевшись и не ощущая никакого раскаяния – ведь я совершила необходимое и доброе дело. Во мне не было страха, хотя я в принципе совершила убийство. Ну и что? Если у меня преступный ум, то это, вероятно, просто темная сторона моей романтической натуры. Желание никогда не предаст тебя.
Я ехала домой, чувствуя оживление и радость. Убийство – это не всегда плохо, иногда оно служит добру. Однако я не была уверена, что сумею уснуть. В дом я вошла из гаража через дверь, ведущую на кухню. Я включила свет, подошла к холодильнику, достала пиво и отпила из бутылки. О, Мэсон, если бы только знал! Что бы ты подумал? Но я никогда не скажу тебе, моя любовь.
Затем я заметила нечто странное. Рядом с кухонным телефоном лежала открытая телефонная книга. Я никогда не звонила из кухни. Я разволновалась. Кто-то побывал у меня в доме. Я взбежала по лестнице в спальню.
С виду там все лежало на месте. Мне стало жутко. Я никогда не запираю дом, такое у меня суеверие. Я верю, что если оставлю дом незапертым, то он с меньшей вероятностью будет ограблен. В конце концов, красть у меня почти нечего, и я не заботилась о сигнализации. Полагаю, что переняла такую привычку от отца. Он никогда ничего не запирал – только меня.
Я спустилась вниз. Кто приходил сюда, ничего не взяв? Зачем он звонил? И зачем оставлял следы? Все это казалось бессмысленным. Я сняла кожаный костюм в комнате гостей и убрала его. Вместе с брюками я сняла трусы, оставив их там же. И тут я все поняла.
Это был Мэсон. Должно быть, он побывал у меня в доме. Зачем он звонил, я не могла понять. Но он был здесь и искал меня. Должно быть, он хотел узнать что-нибудь обо мне. Я была на вершине счастья. Он влюблен в меня. Я приняла душ и залезла в постель. Скоро он будет со мной. Мэсон, приходи поскорее.
Я не знала, надо ли записывать события этой ночи в мою «подушечную книгу»? Я знала, что это опасно. К чему искушать судьбу? Я очень устала. «Запишу утром, – сказала я себе, – когда буду посвежее». Я не стала гасить свечи. К утру сами догорят. Мне нравился запах дыма от угасающего огня.
МЕРТВЫЙ СОН
Прыгая и пританцовывая от радости, я миновала кабинет психоаналитика и подошла к дверям нашего офиса. Вставила свой алмазный ключ в чудесный замок и, волнуясь, повернула его. Ключ не поворачивался. Я попробовала снова. Я дважды пыталась отпереть замок, прежде чем поняла, что дверь не заперта. Нужно только повернуть ручку и войти.
Я сразу же поняла, что случилось. Кто-то нашел тело Фелисити и вызвал полицию. Полиция разыскала Мэсона и увезла его опознавать труп мамочки. Находясь в потрясенном состоянии, он забыл запереть офис. Слава Богу. Я боялась, что Фелисити может много дней пролежать в квартире, прежде чем ее обнаружат. Зазвонил телефон.
– Мистер Эллиотт здесь? Звонят из офиса Люси Шеппард.
– Сейчас мистера Эллиотта нет. Я – Урсула, помощник мистера Эллиотта. Могу ли чем-нибудь помочь?
– Сейчас соединю вас с Люси.
В ожидании разговора я пыталась прикинуть, когда вернется Мэсон – вероятно, не раньше, чем часа через два. Наконец, на проводе оказалась Люси – продюсер «Дзен-бильярдиста». Сильвия встречалась с ней, желая получить роль в фильме. Люси хотела знать, когда она может поговорить с Мэсоном. Судя по голосу, она была сильно возбуждена.
– Может быть, я что-нибудь передам ему? – предложила я.
– Передайте ему, что мы в восторге от Сильвии. Мы с большим удовольствием увидим ее снова, а тем временем хотели бы поговорить о гонораре. Пожалуйста, передайте ему это.
– Передам. Можно будет посмотреть сценарий?
– Сейчас он находится в процессе редактирования. Это займет неделю-другую, но не задержит начала съемок, которые начнутся… минутку… через семь недель, начиная с понедельника.
– Понимаю.
– Мой режиссер прямо влюбился в эту девушку. Она такая свежая и сложена атлетически – как раз то, что мы ищем. Где вы нашли ее?
– Ее нашел мистер Эллиотт и немедленно взял к себе.
– Должна вам сказать, что мы потрясены. Передайте Мэсону наши поздравления. Честно говоря, я никогда не думала, что его клиентом может стать актриса. Я была уверена, что он представляет в основном мужчин.
«Ну, Мэсон, – подумала я про себя, – теперь все изменится. Ты у меня поработаешь».
Внезапно я поняла, что с предыдущего вечера не прослушивала свой собственный автоответчик. Я позвонила себе домой и услышала на автоответчике голос Оза Йейтса. Судя по тону, он находился в хорошем настроении – в слишком хорошем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40