не видя иного выхода, решил предпочесть смерть бесконечным страданиям. Как ни парадоксально, но когда думал, кто мог бы ему в этом поспособствовать, мысли его вновь обратились к Петру. Дождавшись, когда в камеру принесут завтрак, напустил на себя важный вид и шепнул охраннику:
— Хорошо заработаешь, если передашь на волю мою записку. Мне нужны бумага и карандаш.
Безусловно, строжайше запрещено, но тюремщики издавна пользуются таким приработком. Прошло не более четверти часа, как окошко приоткрылось, и на пол упали лист бумаги и шариковая ручка. Кирилл мгновенно подскочил к двери и услышал тихое предупреждение:
— Через полчаса вернусь. Чтоб было готово!
Подобрав принесенное, он не мешкая стал сочинять записку Петру. Вот что у него получилось:
«Дорогой Петя! Прощай навсегда! Меня оклеветали, но ничего уже не изменишь. Мерзавец Алик, чтобы уменьшить свою вину, прикинулся исполнителем чужой воли и так подтасовал факты, что мне не миновать тюрьмы.
Остается взывать к твоей логике! Ну сам посуди: зачем мне желать смерти Инны — моей подруги детства? И для чего «заказывать» этому подонку, чтобы тебя убил, когда ты — единственный, кто помог нам с матерью в трудном положении, в котором мы оказались?
Поэтому прошу тебя ничему не верить и обращаюсь с последней просьбой: передай с человеком, который доставит эту записку, поясной ремень для меня и две сотни зеленых, чтобы расплатиться за услуги. Больше уже я тебя никогда не побеспокою! Моя жизнь не удалась, и, если меня осудят, я не вынесу позора и унижений тюрьмы.
У тебя благородная натура, и ты должен меня понять!
Кирилл».
Написал на обороте адрес и телефон офиса Петра и с нетерпением стал ждать своего почтальона. Охранник добросовестно выполнил поручение, — в тот же день доставил записку.
В очередной раз Петра ошеломила непредсказуемость бывшего друга. Его держали в курсе следствия, и он знал, что вина Кирилла установлена. Не понимал он в силу благородства души поведения негодяя — и потому не мог, не хотел верить очевидным фактам. Опять его обманула фальшивая логика изобретательного хитреца; гонец ждет в проходной ответа… После секундного колебания он решил выполнить просьбу — да простит его Бог. Что ж, пусть судьба разберется и поставит точку. Юленьку не вернуть, а Кира ожидает скверный конец — достаточно суровая кара за его грязные дела.
Вложил в конверт две купюры по сто долларов, снял с себя поясной ремень, все это тщательно упаковал в пакет и вызвал секретаршу.
— Передайте это человеку, который ждет в проходной!
Петр догадался, конечно, для чего преступнику понадобился ремень, и сожалел, о его неудачной жизни и том горе, которое предстоит пережить Любови Семеновне, — не знал еще, что ее поместили в психиатрическую лечебницу.
Охранник выполнил свою миссию до конца — сумел незаметно передать все арестанту, за что получил от него вторую сотню баксов. А тот, осознав, что теперь в его воле осуществить задуманное, окончательно впал в мрачную меланхолию.
Он ощущал потребность в принятии очередной дозы наркотика — привык уже, — и мысль, что в тюрьме это исключено, его убивала. Вдобавок представил себе картину: в грязной камере гориллы уголовники, заголив ему зад и нагнув, по очереди превращают его в педераста… Взвыл от стыда и боли — будто это происходило на самом деле.
— Нет, до такого не дойду! Лучше смерть! — набравшись решимости, пробормотал он.
Достал ремень, сделал петлю у себя на шее, вытянулся на койке и привязал другой его конец к спинке. Такой способ самоубийства ему был известен из литературы.
Однако мысль — вот он уходит из жизни, а ненавистный Петька благоденствует — невыносима… Решимость его ослабла, и в извращенном мозгу возникла новая идея: написать предсмертную записку и обвинить Петра Юсупова, что побудил его покончить с собой. Пусть его к следователям потаскают! Да и молва пойдет, деловая репутация пострадает…
Задуманная гадость приободрила, придала сил; позабыв, что у него на шее удавка, Кирилл сделал резкое движение, чтобы встать с койки, потерял равновесие и свалился на пол… Узкий ремешок затянулся мгновенно… «Какой бездарный конец…» — последнее, что мелькнуло в его угасающем сознании.
Глава 40. Семейный совет
В солнечный майский день, сразу после праздника Победы, в Москву из Германии приехали Яневич с Анфисой Васильевной. Она после операции тоже почти месяц пролежала в клинике, сначала из-за осложнения, а потом помогая ухаживать за сестрой. К счастью, операция прошла успешно и Раиса Васильевна быстро шла на поправку; через месяц ее обещали выписать.
Летать Лев Ефимович не любил, — приехали в воскресенье, берлинским поездом; на Белорусском вокзале их встретило все семейство Юсуповых, включая маленьких Оленьку и Надю: девочки упросили взрослых взять их с собой, благо в просторном лимузине места хватало всем.
Настроение у прибывших было, естественно, лучше, чем при отъезде, но остановиться на квартире у Зубовской, несмотря на материальный выигрыш, они не захотели.
— Слишком тяжки связанные с ней воспоминания. А с деньгами у меня пока, слава богу, без проблем, — объяснил по дороге с вокзала Яневич — он забронировал номера в «Метрополе». — Теперь у нас нет стимула наращивать капитал.
Грустно посмотрел на несостоявшихся родственников.
— Да, и пробудем мы здесь с Фисой дня два, не больше. Сегодня днем сделаем необходимые покупки, оплачу за полгода все услуги на кладбище. Вечером в нашем ресторане устроим сороковины. А уже завтра — в Барнаул.
— Что касается кладбища, — все, что положено, мною там сделано, об этом тебе заботиться не надо, — сообщил ему Петр. — Ограда уже стоит, памятник с высеченным портретом Юленьки готов — ждем только, когда осядет земля. А следят за порядком те же люди, что обслуживают могилу папиных родителей.
— Спасибо, Петя, но это наша обязанность, а не твоя! — мягко, но решительно заявил Яневич. — У тебя, дорогой, впереди уже другая судьба, эта скорбь тебе не должна мешать жить.
— Не знаю, может, ты и прав, — вздохнул Петр, — но у меня дважды сорвалась свадьба, — похоже, вообще не суждено жениться. Ладно, что мы все о грустном, расскажи лучше, как себя чувствует Раиса Васильевна.
Лев Ефимович охотно стал описывать все перипетии сложной, но успешной операции, проведенной немецкими специалистами; признал, что решающую роль сыграл все же донорский костный мозг, самоотверженно пожертвованный сестре Анфисой Васильевной.
Потом рассказал, как жил в Мюнстере, как удалось ему разыскать семейство своей единственной тети… Но тут как раз подъехали к «Метрополю».
— Доскажу вечером, — пообещал Лев Ефимович, выходя из машины. — Мы с Фисой будем ждать вас в главном зале в половине седьмого. А с тобой, Петя, — добавил он, отдавая услужливому швейцару свой объемистый чемодан, — нам еще нужно обсудить кое-какие дела. — И вместе со свояченицей скрылся в дверях гостиницы.
Лимузин повез семью Юсуповых домой, на Патриаршие пруды.
— Не знаю, право, что мне делать с квартирой на Зубовской… — Петр вопросительно посмотрел на родителей. — Жить я там не хочу — покупал для нас с Юлей. Думал отдать Яневичам, а им даже останавливаться там тяжело. Продать, что ли?
— По-моему, сейчас ты во власти эмоций. Это пройдет, — рассудительно заметил отец. — Неужели при твоей занятости, найдешь время вновь заниматься квартирным вопросом? Или собираешься обойтись без собственной квартиры?
— А я понимаю Петеньку, — печально молвила Светлана Ивановна. — Жаль, конечно, времени и сил, затраченных на эту квартиру, но что теперь поделаешь? Придется пойти на это еще раз!
Подумала и неожиданно предложила:
— Почему бы тебе, сын, раз сам жить там не хочешь, не отдать эту прекрасную квартиру деду с бабушкой? Уж больно далеко их Марьино! — вздохнула она.
— Я уже думал об этом, мама, — с сомнением покачал головой Петр. — Но вряд ли им удобнее ездить на дачу из центра.
— Ничего страшного! Не так уж часто приходится ездить. Подумай еще, сынок! Они заслужили жить в лучшем районе. Петр согласно кивнул, и разговор прекратился.
Семья Юсуповых появилась в фешенебельном зале ресторана в «Метрополе» ровно в назначенное время. Лев Ефимович со свояченицей уже ждали их за столиком, в дальнем углу от эстрады. Увидев своих гостей, еще издали приглашающе помахали им рукой.
Ужинали при свечах, стол роскошно сервирован, публика изысканная, и девочки Наденька и Оля — никогда еще не бывали в такой обстановке — изумленно таращили материнские ярко-синие глаза. Взрослые испытывали грусть, соответствующую скорбной дате, по случаю которой собрались.
Сначала все речи были посвящены трагической гибели Юленьки и воспоминаниям о ней. Все горько сожалели — мало ей суждено было пожить на белом свете — и выражали надежду, что на том свете Бог ее вознаградит. Чувствовалось, что боль утраты уже приглушена насущными житейскими заботами. Разговор постепенно переключился на текущие дела.
Лев Ефимович закончил рассказ об операции и о состоянии здоровья жены; о том, как нашел свою родственницу; поделился впечатлениями о жизни в Германии.
— Нам до них еще шагать и шагать — богато живут! — заключил он. — Даже иммигранты, вроде семьи моей тети, обеспечены как большинству нашего населения и не снилось.
— Но почему такая разница? Ведь наша страна богаче Германии, — машинально высказалась Светлана Ивановна. — Почему мы нищие по сравнению с ними?
— Потому что там честные, совестливые люди и работают намного лучше, — убежденно ответил Яневич. — Наша страна богаче только природными ресурсами, а они разворовываются, как и многое другое. У них нет такой коррупции и бандитизма.
— Но и в Штатах общество заражено коррупцией и бандитизмом, а страна богатая и уровень жизни высокий, — возразил ему Михаил Юрьевич. — Может, все-таки причина в другом?
— В чем же, по-твоему? В людях? — скептически покачал головой Петр. — Да платили бы нашим за труд хоть половину того, что там, — работали бы вдвое лучше!
— Не в людях дело, а в законах! Вернее, в их соблюдении! — уверенно заявил Михаил Юрьевич. — Говорю как юрист. В США, не говоря уже о Германии, строго чтят закон и преступники любого ранга рискуют оказаться за решеткой.
Сделал паузу и мрачно констатировал:
— А у нас, как вы знаете, снизу доверху плюют на закон. Кто обокрал страну и народ на миллиарды — остаются безнаказанными! — И вопрошающе обвел всех взглядом. — Откуда же взяться богатству? Так и останемся нищими, пока в стране не будет царить закон. Я всегда твердил об этом!
Возражать никто не стал — понимали, что он прав.
— Лев Ефимович, а какой вопрос ты хотел со мной обсудить? — пользуясь паузой, напомнил Петр. — Что-нибудь срочное?
— Да, дело не терпит отлагательств, — подтвердил Яневич. — Я ведь на прииск наведываюсь от случая к случаю, вот там и возникли проблемы. Отходы нашего производства загрязняют окружающую среду, нарушают экологию.
— Но проектом предусмотрены очистные сооружения. Разве они не функционируют?
— Вероятно, допущены ошибки, но мне некогда с этим разобраться. А проблема серьезнейшая!
Посмотрел на своего молодого компаньона и не скрывая тревоги продолжал:
— Вот я и прошу тебя срочно найти хорошего специалиста, чтобы этим заняться и предотвратить беду. Знаю, как сильно ты загружен, — извиняющимся тоном добавил он, — но не могу взять это на себя, пока не привезу домой Раису Васильевну. А пустим дело на самотек — произойдет катастрофа!
— Да уж! — озабоченно согласился Петр. — Это не только убыток для прииска, но беда для всего края. Хорошо, я немедленно приму меры. Есть у меня на примете подходящий человек.
И объяснил обрадованному Яневичу:
— Это крупный специалист, эколог с мировым именем. Надеюсь, сумею его уговорить — если предложим пост исполнительного директора по защите окружающей среды. Ты не против включить такую должность в совет директоров?
— Ну конечно! Назови хоть груздем, если согласится полезть в наш кузов, — очень довольный предложенным решением, пошутил Яневич. — Действуй, Петя, по своему усмотрению. Я заранее со всем согласен!
Петр, конечно, имел в виду Василия Савельевича Волошина, — никого другого он в этой важнейшей и приобретающей все большее значение области попросту не знал.
После того как отец Даши выгнал его из своего дома, Петру непросто было решиться на новую встречу. Но, считая себя виноватым, он не держал обиды на Василия Савельевича, — наоборот, мечтал все загладить и помириться. И вот теперь появилась возможность восстановить отношения, предложив ему и интересную, и неплохо оплачиваемую работу. Собравшись с духом, Петр набрал знакомый номер телефона. Как всегда, трубку взяла Анна Федоровна.
— Петя? Какой ужас! — взволнованно воскликнула она, узнав его голос. — Нам все известно из передач по телеку. Бедная девочка ведь была беременна? А мы… мы не звонили выразить соболезнование… знаешь… считали вроде — сам Бог покарал тебя за Дашеньку… — Голос у нее прервался — заплакала.
— Вы кругом правы, Анна Федоровна… То есть наоборот — я кругом не прав. Но я давно осознал свою вину и хочу ее загладить. Знаю, как много горя вам доставил… поддавшись на провокацию Кирилла.
— Не напоминай мне об этом мерзавце! Вот уж кому гореть в аду! — вскипела она. — Ему то уж воздалось по заслугам!
— Да, плохо кончил Кирилл… Но нам всем надо смотреть в будущее, жизнь ведь продолжается. Так вот у меня есть деловое предложение для Василия Савельевича. Дома он?
— Вышел в магазин. Только вряд ли захочет с тобой разговаривать… Все еще зол на тебя, да и настроение у него плохое.
— Что-нибудь случилось? У вас все в порядке? Слышно было, как Анна Федоровна тяжело вздохнула.
— Какой уж тут порядок… Меня опять на фирме сократили — сами на ладан дышат. А у Васечки тоже никакого заработка нет: издательство жалованье не платит, и книжка плохо расходится.
Перевела дыхание, добавила грустно:
— Спасибо Дашеньке! Не забывает нас дочка, деньжат подбрасывает… — Голос у нее дрогнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46