Или возьмем так называемый План спасательных работ в Сан-Франциско. Известно, что шестнадцать полностью укомплектованных больниц в различных районах вокруг города готовы принять пострадавших в случае необходимости. Один ведущий специалист довольно мрачно заметил, что крупное землетрясение большинство из них сразу же разрушит, а если город будет затоплен, то они окажутся просто бесполезными, никому не нужными. Можете представить, какое настроение было у жителей Сан-Франциско, когда они это услышали. Некоторые ученые считают, что Лос-Анджелесу и Сан-Франциско осталось всего лишь пять лет жизни. Некоторые ограничивают этот срок двумя годами, а один сейсмолог заявил, что Лос-Анджелесу осталось существовать всего лишь год. Может, он сумасшедший? Или Кассандра? Нет, это единственный человек, которого все готовы слушать. Джеймс Уиткомб из Калтеха, лучший предсказатель землетрясений, всегда делает это с необычайной точностью. Так вот он утверждает, что землетрясение вскоре обязательно произойдет, хотя эпицентр его необязательно будет находиться в районе разлома Сан-Андреас.
– Вы верите ему? – спросил Барроу.
– Позвольте мне выразиться так. Если бы крыша рухнула на нас, пока мы здесь сидим, я бы вовсе не удивился – при условии, конечно, что у меня было бы время удивляться. Лично я не сомневаюсь, что рано или поздно – скорее рано, чем поздно – от Лос-Анджелеса останутся одни руины.
– А какова была реакция на это предсказание?
– Многие просто пришли в ужас. Некоторые ученые только пожимали плечами и уходили от ответа. В конце концов, предсказывать землетрясения стали совсем недавно, да и точной наукой это считать нельзя. Уиткомба же подвергли судебному преследованию со стороны официальных лиц Лос-Анджелеса, которые обвинили его в том, что своими заявлениями он преднамеренно сбивает цены на недвижимость. Это всем известный факт. – Бенсон вздохнул. – Налицо синдром «Челюстей», хотя я бы просто назвал это жадностью. Помните фильм «Челюсти»? Ни один коммерсант не хотел верить в акулу-убийцу. Или возьмите события, происшедшие лет тринадцать назад в Японии, в местечке под названием Мацусиро. Японские ученые пророчили там землетрясение, указали силу и даже время. Владельцы местных отелей пришли просто в ярость, угрожали бог знает чем, а землетрясение произошло точно по расписанию и именно такой силы, как предсказывали ученые.
– И что же случилось?
– Все отели рухнули. Вот вам и коммерческие интересы. Предположим, что доктор Уиткомб предсказал землетрясение в районе разлома Ньюпорт-Инглвуд. Результатом этого может быть временное закрытие скачек в Голливудском парке – это практически в центре разлома, и нельзя допустить, чтобы десятки тысяч людей оказались в смертельном капкане. Вот проходит неделя, другая, и ничего не случается. Потери начинают составлять миллионы. Можете себе представить, как начнут преследовать доктора Уиткомба? А «челюстной» синдром – родной брат «страусиного», когда суют голову в песок и представляют себе, что вас здесь нет и все скоро пройдет. К такой тактике начинают прибегать все больше и больше людей. А страх во многих районах достиг опасного состояния, близкого к истерии. Позволю себе рассказать вам еще одну историю, не из моей жизни, а просто очень короткий рассказ-предсказание, написанный лет пять тому назад неким Р. Л. Стивенсом. Если я не путаю, рассказ назывался «Запрещенное слово». Краткое содержание: в Калифорнии принят чрезвычайный закон, запрещающий любое упоминание о землетрясении в печати или в общественном месте. Наказание за нарушение закона – пять лет тюрьмы. Дело, кажется, в том, что штат потерял половину своего населения из-за землетрясений: кто-то погиб, кто-то сбежал подальше. Все границы штата блокированы, людям запрещают уезжать из него. Одного мужчину и его девушку арестовывают только за то, что они упомянули слово «землетрясение» в общественном месте. Меня вот интересует, когда у нас действительно будет принят чрезвычайный закон? Неужели тогда, когда истерия достигнет такого же уровня, как в романе Оруэлла «1984»?
– А что там дальше произошло? – спросил Барроу. – В рассказе?
– Хотя это и не относится к делу, но герои рассказа попадают в Нью-Йорк, который наводнен миллионами калифорнийцев, умудрившихся сбежать на Восток. В конце концов их арестовывает комиссия по контролю за населением только за то, что они на публике заговорили о любви. Короче говоря, победителей нет. Так же, как и в нашей ситуации. Что делать? Предупреждать, кричать о том, что конец мира вот-вот наступит? Или, наоборот, ничего этого не делать и не доводить людей до страха, граничащего с паникой? По-моему, это решающий фактор. Можно ли эвакуировать три миллиона людей – столько сейчас живет в Лос-Анджелесе – на основе какого-то предсказания? У нас свободное общество. Можно ли закрыть побережье Калифорнии, где проживает десять, а может, и больше миллионов жителей, и в течение неопределенного времени ждать, пока сбудется ваше предсказание? Куда перевезти и где разместить этих людей? Как заставить их уехать, если они знают, что и ехать-то некуда? Здесь их дом, их работа, их друзья. Здесь, и нигде больше. Именно здесь они живут, здесь вынуждены будут жить, и именно здесь им, рано или поздно, придется умирать. И пока они ждут смерти, я думаю, они имеют полное право жить со спокойствием в душе, пусть даже относительным. Вы – христианин в темнице Древнего Рима, и вы понимаете, что впереди вас ждут арена и львы, это только вопрос времени. Так есть ли смысл каждую минуту напоминать себе об этом? А вот надежда, какой бы нереальной она ни была, вечна. Такова моя позиция, и таков мой ответ. Я беззастенчиво лгал и собираюсь продолжать в том же духе. И мы будем яростно отметать любые утверждения, что не правы. Я, господа, не лгу, я даю надежду. Надеюсь, я прояснил мою точку зрения. Вы ее принимаете?
Барроу и Кричтон переглянулись, а затем повернулись к Бенсону и дружно кивнули.
– Благодарю вас, господа. Что же касается этого маньяка Моро, то здесь я ничем помочь не могу. Боюсь, это ваш объект. – Бенсон помолчал. – Угрожать взрывом атомной бомбы... Должен заметить, мне, как обеспокоенному гражданину, хотелось бы знать, что он замышляет. Вы ему верите?
– Даже и не знаем, – ответил Кричтон.
– И никаких намеков на его цели?
– Никаких.
– Неопределенность, война нервов, напряженность? Нагнетание страха в надежде, что вы будете действовать опрометчиво и наделаете ошибок?
– Очень возможно, – ответил Барроу. – Вот только у нас нет пока никакой зацепки, чтобы начинать действовать.
– Ах, пока. То есть пока он не взорвет бомбу под моей задницей или в каком-нибудь другом населенном пункте. Если вам станет известно о месте и времени его предполагаемой, э-э, демонстрации, могу ли я рассчитывать на зрительское место?
– Считайте, что ваша просьба уже удовлетворена, – ответил Барроу. – Мы в любом случае собирались пригласить вас. Ну что, господа, есть еще какие-нибудь вопросы?
– Да, – раздался голос Райдера. – Можно ли получить опубликованные материалы о землетрясениях, желательно самые свежие?
Все в недоумении уставились на него. Все, за исключением Бенсона.
– Безусловно, сержант. Передайте библиотекарю вот эту карточку.
– Еще один вопрос, профессор, – заговорил Данн. – Относительно вашей Программы предотвращения землетрясений. Существуют ли способы уменьшить в какой-то степени масштабы разрушений, вызванных землетрясением, которое, как я понимаю, неизбежно грядет?
– Если бы мы этой проблемой начали заниматься лет пять тому назад, то, возможно, ответ был бы положительным. К сожалению, мы только-только начинаем. Понадобится три-четыре года, чтобы получить первые результаты. Нутром же я чувствую, что чудовище ударит первым. Оно уже там, на пороге, ждет своего часа.
Глава 7
В половине одиннадцатого Моро вернулся в свой кабинет. Дюбуа прекратил наблюдение через экран и сидел теперь за письменным столом Моро, обрабатывая записи при помощи двух магнитофонов. Он выключил магнитофоны и поднял глаза.
– Обсуждение закончилось? – спросил Моро.
– Двадцать минут назад. Теперь они обдумывают что-то другое.
– Скорее всего, как остановить нас.
– Что же еще? Я уже давно перестал их слушать. Им не удастся остановить и пятилетнего дебила. Они вообще не способны связно говорить, а тем более разумно мыслить.
Моро подошел к экрану и включил динамик, расположенный прямо над его головой. Все четверо ученых сидели, точнее, развалились вокруг стола, поставив бутылки перед собой, чтобы не утруждать себя хождением к сервировочному столику. Сейчас говорил Барнетт. Его лицо покраснело то ли от алкоголя, то ли от гнева, то ли от того и другого вместе, и каждое второе слово было невнятным.
– Да пошло все это к черту! К такой-то матери! А то и дальше! Нас же четверо! Вы только посмотрите на себя! Лучшие мозги в стране! По крайней мере, так считается. Лучшие ядерные мозги! Неужели мы не в состоянии, господа, неужели у нас не хватит ума, чтобы придумать, как обойти, точнее, поломать дьявольские махинации этого чудовища Моро? То, что я предлагаю...
– Да заткнитесь вы, – прервал его Брамуэлл. – Мы эту речь слышим уже по четвертому заходу.
Он налил себе водки, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Хили сидел, упершись локтями в стол и прикрыв глаза руками. Шмидт уставился в бесконечность, явно затуманенную джином.
Моро выключил динамик и отвернулся.
– Не знаю, кто из них больше пьян – Барнетт или Шмидт. Я сказал бы, что они в общем-то в своем привычном состоянии. А вот Хили и Брамуэлл меня удивили. Они не такие пьяные, как остальные, но все же не похожи на себя. Все семь недель, что находятся у нас, эти двое были довольно умеренны в выпивке.
– В течение этих семи недель они не получали такого удара по психике. Да и вообще никогда не испытывали такого потрясения.
– Думаешь, они знают? Хотя, конечно, излишний вопрос.
– Подозревать начали сразу, а через пятнадцать минут были уже уверены. Остальное время пытались найти хоть какую-нибудь ошибку в схемах, но не смогли. А ведь всем четверым известно, как делать водородную бомбу.
– Ну ладно, продолжай обрабатывать записи. Сколько времени это займет?
– Еще минут двадцать.
– А если я тебе помогу?
– Десять.
– Тогда минут через пятнадцать мы нанесем им очередной удар. Они сразу протрезвеют, пусть и не до конца.
Через пятнадцать минут четверых ученых ввели в кабинет. Моро лично усадил каждого в глубокое кресло, а на столик сбоку поставил по стакану. В комнате присутствовали также два помощника в белых одеждах, потому что Моро не знал, какой реакции можно ожидать от физиков. Помощники всегда успеют выхватить «ингрэмы», спрятанные в складках одежды, и направить на ученых, если те вздумают вскочить со своих мест.
– А теперь, – сказал Моро, – вот «Гленфиддиш» для профессора Барнетта, джин для доктора Шмидта, водка для доктора Брамуэлла и бурбон для доктора Хили.
Моро считал, что главное – лишить людей уверенности в себе. Когда они вошли в кабинет, Барнетт и Шмидт были мрачны от злости; Брамуэлл был задумчив, а Хили как будто ощущал неясные опасения. Теперь же все четыре лица выражали подозрение, смешанное с удивлением.
Как и следовало ожидать, первым не вытерпел Барнетт:
– Как, черт побери, вы узнали, что мы пили?
– Мы очень наблюдательны и любим угождать гостям. А еще мы заботливые. Мы подумали, что ваши любимые напитки помогут вам преодолеть потрясение. Впрочем, к делу. Что вы думаете об этих чертежах?
– А не пошли бы вы к черту!
– Мы все с ним встретимся рано или поздно. Я повторяю свой вопрос.
– А я повторяю свой ответ.
– Вам все равно придется ответить, вы же понимаете.
– И как вы собираетесь заставить нас говорить? Пытками? – Грубость Барнетта переросла в презрение. – Мы ничего не можем сказать вам о том, чего не знаем.
– Пытки? Господи, конечно нет. Я мог бы... хотя вы мне обязательно понадобитесь позднее. Но пытки? Хмм. Такое мне и в голову не приходило. А тебе, Абрахам?
– Нет, мистер Моро. – Дюбуа задумался. – А ведь это мысль.
Он подошел к Моро и что-то зашептал ему на ухо. Моро сделал вид, что он просто шокирован.
– Абрахам, ты же меня знаешь. Я не воюю с невинными.
– Мерзкий лицемер! – хрипло выкрикнул Барнетт. – Вот зачем вы привезли сюда женщин!
– Мой дорогой друг...
– Очевидно, это какая-то бомба, – устало произнес Брамуэлл. – Возможно, схема атомной бомбы. Такая мысль сразу появилась у нас в связи с вашим пристрастием к краже ядерных материалов. Но мы понятия не имеем, сработает она или нет. В этой стране сотни физиков-ядерщиков. Но тех, кто может изготовить, именно изготовить такую бомбу, буквально единицы. И мы не входим в круг избранных. Лично я ни разу не встречался ни с кем из тех, кто в состоянии спроектировать водородную бомбу. Наша работа преследует исключительно мирные цели. Когда нас с Хили похитили, мы работали в лаборатории над вопросами получения электричества. Барнетта и Шмидта, насколько нам известно, взяли на атомной станции Сан-Руфино. Господи, да никто не делает водородных бомб возле ядерного реактора!
– Очень умно, – чуть ли не одобрил Моро. – Вы быстро соображаете. Ну ладно, хватит. Абрахам, прокрути все, что мы записали. Сколько времени это займет?
– Тридцать секунд.
Дюбуа нажал на кнопку быстрой перемотки и стал следить за счетчиком. Наконец остановил пленку, нажал на выключатель и сказал:
– Первым идет Хили.
Голос Хили: «Значит, сомнений у нас нет?»
Голос Шмидта: «Никаких. Я понял, что это такое, едва заметил эту чертову схему».
Голос Брамуэлла: «Схема, материалы, обшивка, взрыватель. Все имеется. Ваше окончательное заключение, Барнетт?»
Последовала пауза, затем раздался голос Барнетта, какой-то вялый и глухой: «Вы простите меня, господа, но мне необходимо выпить. Это „Тетушка Салли“, точно. Примерно в три с половиной мегатонны, то есть в четыреста раз мощнее бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Господи, а ведь мы с Уилли Аахеном упились шампанским в ту ночь, когда закончили работу над этой бомбой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44