Выбор размера душевой кабины
Он осветил фонарем грузовик, угнанный Петерсеном двое суток назад.
— С вашей стороны, майор" было разумно оставить транспорт в таком подходящем месте.
— Всегда рад помочь союзникам. Но ведь не на нем же вы сюда прикатили?
— Разумеется. — Черны сместил луч фонаря влево. Невдалеке темнел большой армейский фургон. — Полезайте в кузов. А ты, Эдвард, поедешь со мной.
Восемь пленников были усажены на пол возле кабины. Солдаты Черны разместились на боковых скамьях. В свете фонарей тускло поблескивали стволы автоматов. Зарычал мотор, и фургон подбросило на первом ухабе.
Через пять минут он уже выехал на дорогу, вьющуюся вдоль берега Неретвы.
— О! — воскликнул Харрисон. — Как я понимаю, скоро появятся яркие огни Яблоницы?
— Естественно, — откликнулся Петерсен. — Куда же еще может привести эта дорога? Она разветляется сразу за Яблоницей. Но дальше нее, похоже, сегодня мы не поедем. Уже поздно. Даже такие люди, как Черны, нуждаются в отдыхе.
Через короткое время водитель остановил машину и выключил двигатель.
— Но я не вижу никаких ярких огней! — завертел головой Харрисон. — Что задумали эти дьяволы?
— Относительно нас — ничего. Водитель дожидается Черны и Эдварда.
— Зачем? — спросил Джакомо. — У них есть своя машина.
— Думаю, их машина уже в Неретве. Тот парень, который встречал нас вчера, — помните? — Доменик, шофер в солнцезащитных очках, — он мог запомнить не только грузовик, но и его номер. Когда Метровича и Ранковича обнаружат — это, вероятно, пока не произошло, — за Черны может начаться погоня. Я говорю «может», потому что сильно сомневаюсь в этом. Полковник Михайлович вряд ли захочет предавать огласке ненадежность своей системы безопасности. Но Черны, должно быть, просчитывает все варианты.
— Помилуйте, — сказал Джакомо, — если за нашим похищением стоит Киприано, какой смысл Черны уничтожать итальянский грузовик?
— Вы меня огорчаете, Джакомо. Во-первых, мы не знаем наверняка, что за нашим похищением стоит именно Киприано. Во-вторых, если все же это майор" то он постарается замести все следы. Не забывайте, официально итальянцы и четники — союзники, верные друг другу до гроба.
Впереди послышались голоса, хлопнула дверца кабины, и заурчал мотор.
— Похоже на правду, — сказал Джакомо в пространство. — Конечно, жалко грузовичок.
Машина вновь неслась сквозь вьюжную ночь. Пленники тряслись на полу, освещаемые дрожащим светом карманных фонариков. Внезапно Хар-рисон вскрикнул:
— Наконец-то! Цивилизация! Я не видел городских огней два месяца! Целую вечность!
Он, как обычно, преувеличивал. Промелькнуло несколько туманных огоньков, судя по которым, нельзя было сказать, что машина движется по улицам большого города. Фургон, замедлив ход, свернул на обочину и остановился. Видимо, солдаты знали, куда водитель привел машину. Они выпрыгнули из кузова безо всякой команды, по-прежнему не сводя с пленников ни фонарей, ни стволов автоматов. Вскоре к ним присоединился и Черны.
— Сегодня заночуем здесь, — сказал он.
Покинув фургон, пленники огляделись. Насколько можно было различить сквозь темноту и метель, здание, возле которого они находились, было простым деревенским домом. Отворив дверь, Черны вошел вовнутрь. Солдаты и пленники последовали за ним.
Обстановка в прихожей практически отсутствовала, зато тут их охватило тепло, особенно приятное после метели и стужи, свирепствовавших на улице. В камине, отбрасывая замысловатые блики, тлели угли. Солдатские фонарики были единственным источником света — электричество еще не достигло этой части окраины Яблоницы, и керосиновые лампы здесь были обычным явлением.
— За дверью слева — туалет и умывальник, — сказал Черны. — И тем и другим можете пользоваться, когда захотите. В прихожей, само собой, будет выставлен пост, — он подошел к двери, расположенной в дальнем углу прихожей, и приказал пленникам войти в помещение.
Это была обычная комната, типичная для деревенского дома: просторная, с низким бревенчатым потолком и дубовым полом. Вдоль стен тянулись длинные, довольно широкие лавки. Вокруг стола стояло несколько кресел с подлокотниками. В одном углу комнаты возвышался старомодный буфет, в другом — такой же старомодный массив ный комод. В большой, украшенной, изразцами печи весело потрескивали дрова.
Вошедшим сразу же бросились в глаза шесть выстроенных в ряд раскладушек с подушками и одеялами, которые не отвечали патриархальному стилю дома. Второе несоответствие обнаружил Джордже. Он подошел к одному из окон и, раздвинув занавески, с интересом ощупал толстые прутья стальной решетки.
— Одна из главных примет нашего времени, — грустно заметил толстяк. — С начала войны стандарты незаметно, но очень быстро переменились. Законы нравственности, так же как и государственные, утратили свою значимость, а моральная деградация выросла до безобразных высот. — Он снова сомкнул занавески. — Мудрая мера предосторожности, очень мудрая. Чувствуется, что улицы Яблоницы переполнены грабителями, мародерами, ворами и прочими криминальными элементами.
Черны, наблюдая за Петерсеном, который взглядом пересчитывал раскладушки, пропустил намек Джордже мимо ушей.
— Я тоже умею считать, майор. Наверху есть комната для двух юных леди.
— Предусмотрительно. Вы были уверены в благополучном исходе операции, не так ли, кали-тан Черны?
— Даже слепой с колокольчиком мог бы в такую метель проникнуть в наш лагерь, — небрежно обронил Джордже.
Черны и на этот раз никак не отреагировал на его реплику. Видимо, он пришел к выводу: не отвечать толстяку — лучший способ заставить того замолчать.
— Завтра, возможно, мы двинемся дальше, — сказал он. А может, останемся здесь. Смотря какая будет погода. В любом случае вы успеете выспаться — подъем произойдет не очень рано. Если кто-либо из вас проголодался — в буфете есть кое-какие продукты. Содержимое комода скорее всего заинтересует профессора.
— О, — Джордже распахнул створки комода, предоставив всеобщему обозрению миниатюрный бар. — Пожалуй, капитан Черны, вы меня убедили. Решетки на окнах излишни. Сегодня я заночую здесь.
— Куда же вы денетесь. Когда леди захотят спать, дайте знать часовым и я провожу их наверх.
Вероятно, чуть позже мне придется вас снова потревожить. Это будет зависеть от сеанса связи.
— Интересно, — удивился Петерсен, — я считал, что телефонный кабель в Яблонице поврежден.
— Я имею в виду сеанс радиосвязи, конечно. В нашем распоряжении — передатчик. Точнее, целых четыре. Мы прихватили вашу рацию, майор, и две рации новейшей конструкции, принадлежавшие фон Караянам. Шифровальные книги четников тоже нам пригодятся, — с этими словами Черны покинул комнату, оставив в ней притихших пленников. Впрочем, тишину тотчас нарушил звук пробки, покинувшей бутылочное горлышко.
Первым заговорил Михаэль.
— Рации, шифровальные книги, — с горечью промолвил он и посмотрел на Петерсена. — Вы понимаете, что это означает?
— Понимаю. Это ровным счетом ничего не означает. Черны только тешит себя. Нам придется немного потрудиться и придумать новые коды. Что в первую очередь предпримет командование, узнав о пропаже шифровальных книг? Разумеется, оно позаботится о создании нового шифра. Который необходим не столько, чтобы защитить нас от врагов, сколько для того, чтобы оградить от любопытных друзей. Немцы уже дважды раскодировали шифр, который мы использовали для внутренней связи, — майор поглядел на Харрисона. Тот сидел в кресле перед огнем, вальяжно закинув ногу на ногу, и крутил в руке стакан с вином, который только что подал ему Джордже. — Для человека, насильственно вырванного из дома или похищенного, что, собственно, одно и то же, вы не очень подавлены, Джимми.
— Чем же я должен быть подавлен? — откликнулся довольный Харрисон. — Я не предполагал, что в обозримом будущем смогу отыскать квартиру, удобней той, которой располагал. Однако я ошибался. Смотрите — настоящая печь, настоящий огонь! Как говорили древние: пользуйся случаем. Как вы думаете, Петер, что нас ожидает?
— Я не умею гадать, Джимми.
— Жаль. Было бы приятно услышать, что я вновь смогу увидеть белые скалы Дувра...
— С чего вы взяли, что больше их не увидите? Никто не собирается проливать вашу кровь. Вы же ни в чем не замешаны, Джимми. Вы же не посылали тайные сообщения неизвестным нам адресатам?
— Конечно, нет, — Харрисон оставался невозмутим. — Я не такой человек. У меня нет никаких секретов, и я не умею работать на рации. ...Так вы считаете, Петер, что вновь увижу белые скалы. А как вы полагаете, вернусь ли я в свою старую усадьбу на горе Прендж?
— Маловероятно.
— Ну вот, а говорите, что не умеете предсказывать будущее.
— Для этого не надо быть гадалкой. Человек, занимающий столь деликатную должность, как ваша, никогда не займет ее снова, побывав у врага. Пытки, промывание мозгов, перевербовка — стандартная практика. Ваше начальство уже не сможет вам доверять.
— По-моему, вы перебарщиваете. У меня идеальная репутация. Моей вины в том, что все так получилось, нет. Этого бы не произошло, будь ваши четники чуточку бдительней. Спасибо, Джордже. Да, я бы выпил еще немного. Однако теперь, очутившись вдали от этих «небес», я счастлив и не намерен возвращаться туда, даже под дулом пистолета, — Харрисон поднял стакан. — Ваше здоровье, Петер.
— Разве вы питаете антипатию к четникам? К полковнику Михайловичу? Ко мне?
— Полнейшую антипатию. Нет, Петер, разумеется, не к вам лично, а к тому, что зовется вашей военной политикой. Лично вы для меня — загадка. Честно говоря, мне, скорее, хотелось быть с вами в одном лагере, чем находиться по разные стороны баррикад. Что же касается остальных четников, то я их всех ненавижу. Необычная позиция для союзника, ие правда ли?
— Джордже, — обратился Петерсен к толстяку, — я бы тоже немного выпил. Да, Джимми, правда. Вы выражали свою досаду, можно даже сказать, недовольство, хотя и осторожно, время от времени. Но я думал, что вы используете неотъемлемое право каждого солдата критиковать тяготы армейской жизни, — Петерсен задумчиво отхлебнул из стакана. — Выходит, за этим скрывалось что-то другое?
— Что-то другое? — Харрисон умиротворенно взглянул на пламя в печи. — Я бы сказал совершенно другое. Несмотря на то что наше будущее выглядит неопределенно, в некотором смысле я должник капитана Черны. Он помог мне покинуть гору Прендж вместе с ее отвратительными обитателями. Если бы не его появление, вы бы вскоре узнали, что мной подан официальный рапорт о своем отзыве. Конечно, Петер, я бы не скрыл от вас этого, знай о похищении заранее.
— Я ошибался в вас, Джимми.
— Возможно, — Харрисон оглядел остальных, словно желая убедиться, что теперь в нем никто не ошибается. Внимание всех было приковано к нему, точно к магниту.
— Получается, вы не такой, как мы.
— Я сказал об этом утвердительно. Быть может, я не солдат, но, видит Бог, и не клоун, как это могло показаться. Меня воспитывали в старой манере. Я не похож на Джордже, витающего в облаках академических кущ, — Джордже возмущенно взглянул на Харрисона и потянулся за бутылкой вина. — Мое образование позволяет мне глядеть на мир прагматично. Вы согласны, Лоррейн?
— Согласна, — Лоррейн улыбнулась и отчеканила, как по-писаному. — В. Sc, M. Sc, A. M. I. E. Е., A, M. I. Mech. О, Джимми очень образован, с этим у него все в полном порядке. Когда-то я работала у него секретаршей.
— Так-так-так, — сказал Петерсен. — Мир становится все тесней и тесней. Джакомо прикрыл лицо рукой.
— Кандидат наук, доктор наук . — это мы поняли, — промолвил Джордже. — Все прочее звучит, как названия неизвестных мне смертельных заболеваний.
— Член-корреспондент академии электротехники и действительный член академии электромеханики, — пояснила Лоррейн.
— Это неважно, — отмахнулся Харрисон. — Важно, что мое образование позволяет наблюдать, рассчитывать и анализировать. Я нахожусь в Югославии меньше двух месяцев, но мне понадобилось еще меньше времени, чтобы донять — мы поставили не на ту лошадку. Говорю как британский офицер. Не хочу, чтобы это прозвучало излишне драматично, но, выражаясь литературным языком, Англия сцепилась в смертельной схватке с Германией. Как мы можем победить немцев? Только сражаясь с ними и убивая их. Как мы можем узнать, кто наш союзник? Только по одному признаку — наш союзник сражается с немцами. ...Михайлович? Да пошел он к черту! Михайлович воюет на стороне Германии. Тито? Немец, попавший на мушку ружья партизана, — мертвец. А эти придурки из Лондона продолжают нянчиться с Михайловичем, человеком, который помогает нашему заклятому врагу! Мне стыдно за свой народ. Единственная причина, объясняющая поддержку Англией четников, и это не снимает с нее вины, кроется в глупых расчетах недальновидных политиков и военных.
— Вы не слишком лицеприятно отзываетесь о своем народе, Джеймс, — заметил Джордже.
— Заткнитесь! — воскликнул Харрисон, но тотчас спохватился. — Простите, Джордже. Вероятно, из-за своего гуманитарного образования вы столь же наивны и близоруки, как мое правительство. Сказанное мной, возможно, нелицеприятно, но это — правда. Тито сражается с немцами, в то время как ваш полковник занят интригами в стиле Макиавелли. Начиная с сентября сорок первого года Михайлович вместо того, чтобы воевать, устанавливал контакты с вашим драгоценным правительством в Лондоне. Да, Петер Петерсен, я сказал «драгоценным», но ваше правительство таковым совсем не является. Его не волнуют страдания югославского народа. Все, чего оно жаждет, — это восстановить монархию. Его не смущает, что путь к реставрации лежит через миллионы трупов сограждан. Слава Богу, лидер четников, вступив в контакт с королем Петром и его так называемыми советчиками, был лишен возможности завязать какие-либо отношения, с британским правительством. Но в качестве компенсации ему позволили вступить во взаимодействие с британскими вооруженными силами на Среднем Востоке. Насколько я знаю, наши болваны в Каире все еще относятся к Михайловичу как к главной светлой надежде Югославии, — он указал на Зарину и Михаэля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— С вашей стороны, майор" было разумно оставить транспорт в таком подходящем месте.
— Всегда рад помочь союзникам. Но ведь не на нем же вы сюда прикатили?
— Разумеется. — Черны сместил луч фонаря влево. Невдалеке темнел большой армейский фургон. — Полезайте в кузов. А ты, Эдвард, поедешь со мной.
Восемь пленников были усажены на пол возле кабины. Солдаты Черны разместились на боковых скамьях. В свете фонарей тускло поблескивали стволы автоматов. Зарычал мотор, и фургон подбросило на первом ухабе.
Через пять минут он уже выехал на дорогу, вьющуюся вдоль берега Неретвы.
— О! — воскликнул Харрисон. — Как я понимаю, скоро появятся яркие огни Яблоницы?
— Естественно, — откликнулся Петерсен. — Куда же еще может привести эта дорога? Она разветляется сразу за Яблоницей. Но дальше нее, похоже, сегодня мы не поедем. Уже поздно. Даже такие люди, как Черны, нуждаются в отдыхе.
Через короткое время водитель остановил машину и выключил двигатель.
— Но я не вижу никаких ярких огней! — завертел головой Харрисон. — Что задумали эти дьяволы?
— Относительно нас — ничего. Водитель дожидается Черны и Эдварда.
— Зачем? — спросил Джакомо. — У них есть своя машина.
— Думаю, их машина уже в Неретве. Тот парень, который встречал нас вчера, — помните? — Доменик, шофер в солнцезащитных очках, — он мог запомнить не только грузовик, но и его номер. Когда Метровича и Ранковича обнаружат — это, вероятно, пока не произошло, — за Черны может начаться погоня. Я говорю «может», потому что сильно сомневаюсь в этом. Полковник Михайлович вряд ли захочет предавать огласке ненадежность своей системы безопасности. Но Черны, должно быть, просчитывает все варианты.
— Помилуйте, — сказал Джакомо, — если за нашим похищением стоит Киприано, какой смысл Черны уничтожать итальянский грузовик?
— Вы меня огорчаете, Джакомо. Во-первых, мы не знаем наверняка, что за нашим похищением стоит именно Киприано. Во-вторых, если все же это майор" то он постарается замести все следы. Не забывайте, официально итальянцы и четники — союзники, верные друг другу до гроба.
Впереди послышались голоса, хлопнула дверца кабины, и заурчал мотор.
— Похоже на правду, — сказал Джакомо в пространство. — Конечно, жалко грузовичок.
Машина вновь неслась сквозь вьюжную ночь. Пленники тряслись на полу, освещаемые дрожащим светом карманных фонариков. Внезапно Хар-рисон вскрикнул:
— Наконец-то! Цивилизация! Я не видел городских огней два месяца! Целую вечность!
Он, как обычно, преувеличивал. Промелькнуло несколько туманных огоньков, судя по которым, нельзя было сказать, что машина движется по улицам большого города. Фургон, замедлив ход, свернул на обочину и остановился. Видимо, солдаты знали, куда водитель привел машину. Они выпрыгнули из кузова безо всякой команды, по-прежнему не сводя с пленников ни фонарей, ни стволов автоматов. Вскоре к ним присоединился и Черны.
— Сегодня заночуем здесь, — сказал он.
Покинув фургон, пленники огляделись. Насколько можно было различить сквозь темноту и метель, здание, возле которого они находились, было простым деревенским домом. Отворив дверь, Черны вошел вовнутрь. Солдаты и пленники последовали за ним.
Обстановка в прихожей практически отсутствовала, зато тут их охватило тепло, особенно приятное после метели и стужи, свирепствовавших на улице. В камине, отбрасывая замысловатые блики, тлели угли. Солдатские фонарики были единственным источником света — электричество еще не достигло этой части окраины Яблоницы, и керосиновые лампы здесь были обычным явлением.
— За дверью слева — туалет и умывальник, — сказал Черны. — И тем и другим можете пользоваться, когда захотите. В прихожей, само собой, будет выставлен пост, — он подошел к двери, расположенной в дальнем углу прихожей, и приказал пленникам войти в помещение.
Это была обычная комната, типичная для деревенского дома: просторная, с низким бревенчатым потолком и дубовым полом. Вдоль стен тянулись длинные, довольно широкие лавки. Вокруг стола стояло несколько кресел с подлокотниками. В одном углу комнаты возвышался старомодный буфет, в другом — такой же старомодный массив ный комод. В большой, украшенной, изразцами печи весело потрескивали дрова.
Вошедшим сразу же бросились в глаза шесть выстроенных в ряд раскладушек с подушками и одеялами, которые не отвечали патриархальному стилю дома. Второе несоответствие обнаружил Джордже. Он подошел к одному из окон и, раздвинув занавески, с интересом ощупал толстые прутья стальной решетки.
— Одна из главных примет нашего времени, — грустно заметил толстяк. — С начала войны стандарты незаметно, но очень быстро переменились. Законы нравственности, так же как и государственные, утратили свою значимость, а моральная деградация выросла до безобразных высот. — Он снова сомкнул занавески. — Мудрая мера предосторожности, очень мудрая. Чувствуется, что улицы Яблоницы переполнены грабителями, мародерами, ворами и прочими криминальными элементами.
Черны, наблюдая за Петерсеном, который взглядом пересчитывал раскладушки, пропустил намек Джордже мимо ушей.
— Я тоже умею считать, майор. Наверху есть комната для двух юных леди.
— Предусмотрительно. Вы были уверены в благополучном исходе операции, не так ли, кали-тан Черны?
— Даже слепой с колокольчиком мог бы в такую метель проникнуть в наш лагерь, — небрежно обронил Джордже.
Черны и на этот раз никак не отреагировал на его реплику. Видимо, он пришел к выводу: не отвечать толстяку — лучший способ заставить того замолчать.
— Завтра, возможно, мы двинемся дальше, — сказал он. А может, останемся здесь. Смотря какая будет погода. В любом случае вы успеете выспаться — подъем произойдет не очень рано. Если кто-либо из вас проголодался — в буфете есть кое-какие продукты. Содержимое комода скорее всего заинтересует профессора.
— О, — Джордже распахнул створки комода, предоставив всеобщему обозрению миниатюрный бар. — Пожалуй, капитан Черны, вы меня убедили. Решетки на окнах излишни. Сегодня я заночую здесь.
— Куда же вы денетесь. Когда леди захотят спать, дайте знать часовым и я провожу их наверх.
Вероятно, чуть позже мне придется вас снова потревожить. Это будет зависеть от сеанса связи.
— Интересно, — удивился Петерсен, — я считал, что телефонный кабель в Яблонице поврежден.
— Я имею в виду сеанс радиосвязи, конечно. В нашем распоряжении — передатчик. Точнее, целых четыре. Мы прихватили вашу рацию, майор, и две рации новейшей конструкции, принадлежавшие фон Караянам. Шифровальные книги четников тоже нам пригодятся, — с этими словами Черны покинул комнату, оставив в ней притихших пленников. Впрочем, тишину тотчас нарушил звук пробки, покинувшей бутылочное горлышко.
Первым заговорил Михаэль.
— Рации, шифровальные книги, — с горечью промолвил он и посмотрел на Петерсена. — Вы понимаете, что это означает?
— Понимаю. Это ровным счетом ничего не означает. Черны только тешит себя. Нам придется немного потрудиться и придумать новые коды. Что в первую очередь предпримет командование, узнав о пропаже шифровальных книг? Разумеется, оно позаботится о создании нового шифра. Который необходим не столько, чтобы защитить нас от врагов, сколько для того, чтобы оградить от любопытных друзей. Немцы уже дважды раскодировали шифр, который мы использовали для внутренней связи, — майор поглядел на Харрисона. Тот сидел в кресле перед огнем, вальяжно закинув ногу на ногу, и крутил в руке стакан с вином, который только что подал ему Джордже. — Для человека, насильственно вырванного из дома или похищенного, что, собственно, одно и то же, вы не очень подавлены, Джимми.
— Чем же я должен быть подавлен? — откликнулся довольный Харрисон. — Я не предполагал, что в обозримом будущем смогу отыскать квартиру, удобней той, которой располагал. Однако я ошибался. Смотрите — настоящая печь, настоящий огонь! Как говорили древние: пользуйся случаем. Как вы думаете, Петер, что нас ожидает?
— Я не умею гадать, Джимми.
— Жаль. Было бы приятно услышать, что я вновь смогу увидеть белые скалы Дувра...
— С чего вы взяли, что больше их не увидите? Никто не собирается проливать вашу кровь. Вы же ни в чем не замешаны, Джимми. Вы же не посылали тайные сообщения неизвестным нам адресатам?
— Конечно, нет, — Харрисон оставался невозмутим. — Я не такой человек. У меня нет никаких секретов, и я не умею работать на рации. ...Так вы считаете, Петер, что вновь увижу белые скалы. А как вы полагаете, вернусь ли я в свою старую усадьбу на горе Прендж?
— Маловероятно.
— Ну вот, а говорите, что не умеете предсказывать будущее.
— Для этого не надо быть гадалкой. Человек, занимающий столь деликатную должность, как ваша, никогда не займет ее снова, побывав у врага. Пытки, промывание мозгов, перевербовка — стандартная практика. Ваше начальство уже не сможет вам доверять.
— По-моему, вы перебарщиваете. У меня идеальная репутация. Моей вины в том, что все так получилось, нет. Этого бы не произошло, будь ваши четники чуточку бдительней. Спасибо, Джордже. Да, я бы выпил еще немного. Однако теперь, очутившись вдали от этих «небес», я счастлив и не намерен возвращаться туда, даже под дулом пистолета, — Харрисон поднял стакан. — Ваше здоровье, Петер.
— Разве вы питаете антипатию к четникам? К полковнику Михайловичу? Ко мне?
— Полнейшую антипатию. Нет, Петер, разумеется, не к вам лично, а к тому, что зовется вашей военной политикой. Лично вы для меня — загадка. Честно говоря, мне, скорее, хотелось быть с вами в одном лагере, чем находиться по разные стороны баррикад. Что же касается остальных четников, то я их всех ненавижу. Необычная позиция для союзника, ие правда ли?
— Джордже, — обратился Петерсен к толстяку, — я бы тоже немного выпил. Да, Джимми, правда. Вы выражали свою досаду, можно даже сказать, недовольство, хотя и осторожно, время от времени. Но я думал, что вы используете неотъемлемое право каждого солдата критиковать тяготы армейской жизни, — Петерсен задумчиво отхлебнул из стакана. — Выходит, за этим скрывалось что-то другое?
— Что-то другое? — Харрисон умиротворенно взглянул на пламя в печи. — Я бы сказал совершенно другое. Несмотря на то что наше будущее выглядит неопределенно, в некотором смысле я должник капитана Черны. Он помог мне покинуть гору Прендж вместе с ее отвратительными обитателями. Если бы не его появление, вы бы вскоре узнали, что мной подан официальный рапорт о своем отзыве. Конечно, Петер, я бы не скрыл от вас этого, знай о похищении заранее.
— Я ошибался в вас, Джимми.
— Возможно, — Харрисон оглядел остальных, словно желая убедиться, что теперь в нем никто не ошибается. Внимание всех было приковано к нему, точно к магниту.
— Получается, вы не такой, как мы.
— Я сказал об этом утвердительно. Быть может, я не солдат, но, видит Бог, и не клоун, как это могло показаться. Меня воспитывали в старой манере. Я не похож на Джордже, витающего в облаках академических кущ, — Джордже возмущенно взглянул на Харрисона и потянулся за бутылкой вина. — Мое образование позволяет мне глядеть на мир прагматично. Вы согласны, Лоррейн?
— Согласна, — Лоррейн улыбнулась и отчеканила, как по-писаному. — В. Sc, M. Sc, A. M. I. E. Е., A, M. I. Mech. О, Джимми очень образован, с этим у него все в полном порядке. Когда-то я работала у него секретаршей.
— Так-так-так, — сказал Петерсен. — Мир становится все тесней и тесней. Джакомо прикрыл лицо рукой.
— Кандидат наук, доктор наук . — это мы поняли, — промолвил Джордже. — Все прочее звучит, как названия неизвестных мне смертельных заболеваний.
— Член-корреспондент академии электротехники и действительный член академии электромеханики, — пояснила Лоррейн.
— Это неважно, — отмахнулся Харрисон. — Важно, что мое образование позволяет наблюдать, рассчитывать и анализировать. Я нахожусь в Югославии меньше двух месяцев, но мне понадобилось еще меньше времени, чтобы донять — мы поставили не на ту лошадку. Говорю как британский офицер. Не хочу, чтобы это прозвучало излишне драматично, но, выражаясь литературным языком, Англия сцепилась в смертельной схватке с Германией. Как мы можем победить немцев? Только сражаясь с ними и убивая их. Как мы можем узнать, кто наш союзник? Только по одному признаку — наш союзник сражается с немцами. ...Михайлович? Да пошел он к черту! Михайлович воюет на стороне Германии. Тито? Немец, попавший на мушку ружья партизана, — мертвец. А эти придурки из Лондона продолжают нянчиться с Михайловичем, человеком, который помогает нашему заклятому врагу! Мне стыдно за свой народ. Единственная причина, объясняющая поддержку Англией четников, и это не снимает с нее вины, кроется в глупых расчетах недальновидных политиков и военных.
— Вы не слишком лицеприятно отзываетесь о своем народе, Джеймс, — заметил Джордже.
— Заткнитесь! — воскликнул Харрисон, но тотчас спохватился. — Простите, Джордже. Вероятно, из-за своего гуманитарного образования вы столь же наивны и близоруки, как мое правительство. Сказанное мной, возможно, нелицеприятно, но это — правда. Тито сражается с немцами, в то время как ваш полковник занят интригами в стиле Макиавелли. Начиная с сентября сорок первого года Михайлович вместо того, чтобы воевать, устанавливал контакты с вашим драгоценным правительством в Лондоне. Да, Петер Петерсен, я сказал «драгоценным», но ваше правительство таковым совсем не является. Его не волнуют страдания югославского народа. Все, чего оно жаждет, — это восстановить монархию. Его не смущает, что путь к реставрации лежит через миллионы трупов сограждан. Слава Богу, лидер четников, вступив в контакт с королем Петром и его так называемыми советчиками, был лишен возможности завязать какие-либо отношения, с британским правительством. Но в качестве компенсации ему позволили вступить во взаимодействие с британскими вооруженными силами на Среднем Востоке. Насколько я знаю, наши болваны в Каире все еще относятся к Михайловичу как к главной светлой надежде Югославии, — он указал на Зарину и Михаэля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26