Если в этой маленькой комнатке заперся кто-то, способный говорить, то он бы ответил.
— Хэтчер! — позвал я. — Хэтчер!
— Что случилось? — спросил кто-то за моей спиной. — Сильно приперло? — Я повернулся и увидел Тедди Трэска, одетого в малиновый шелковый халат поверх пижамы с конфетным рисунком, который держал в руках прибор для бритья.
— Мне кажется, что там находится заболевший человек. Солдат, который сел в Канзас-Сити.
— Бог мой, вы и сами выглядите ужасно. Где так вымазали форму? Дайте-ка я посмотрю на эту дверь.
Он потрогал ручку и осмотрел узкую щель между дверью и притолокой.
— Скоро мы узнаем, в чем дело. — Из своего бритвенного прибора он вынул новое безопасное лезвие, аккуратно снял с него обертку и всунул лезвие в щель возле замка.
Согнувшись, он провозился не меньше минуты, а потом воскликнул:
— Есть!
Задвижка в замке щелкнула. Он повернул ручку и попытался открыть дверь. Но она не открывалась.
Он надавил плечом. Образовалась достаточная щель, чтобы просунуть голову и заглянуть внутрь.
— О Господи! — воскликнул Трэск. — Как фамилия военного доктора, который едет в поезде?
— Майор Райт.
— Я пойду приведу его.
Он торопливо зашагал по проходу. Его тапочки зашлепали по полу в быстром, прерывающемся ритме. Я тоже заглянул в туалетную клетушку.
Хэтчер стоял на коленях на полу, приняв позу молящегося мусульманина. Большая часть веса его туловища покоилась на ногах, которые он подогнул под себя. Голова лежала на краю туалетной раковины. В свете лампочки, находившейся на стене в двух футах от его лица, можно было видеть один его глаз, который невидяще уставился на голую стену. От него исходил кисло-сладкий запах болезни и лекарств.
Я попытался войти, надавив плечом на дверь. Вдруг Хэтчер упал на бок, как падают не целиком заполненные мешки. Я почувствовал сильную жалость к нему, беспомощному и униженному, и заплакал.
— Подождите, подождите, — произнес майор Райт за моей спиной. — Дайте взглянуть, чем я могу быть полезен.
Я отошел и стал наблюдать за происходившим, стоя на нетвердых ногах. Тедди Трэск, который был ростом поменьше меня, протиснулся в дверь. Он привел Хэтчера почти в горизонтальное положение, обхватив сзади за грудь, и вытащил в курительную комнату, где осторожно опустил на пол. На лице Хэтчера, обращенном к потолку, застыла мрачная улыбка.
Доктор быстро осмотрел его, попытался обнаружить пульс. Когда он дотронулся до слепо взиравшего глазного яблока, я вздрогнул и отвернулся, но все же успел заметить, что глаз никак не прореагировал. Глаза солдата Хэтчера стали такими же бесчувственными, как стекло.
— Боюсь, он уже умер, — произнес майор Райт, скосив на меня через плечо глаза в очках без оправы. — Что вызвало приступ недомогания? — На помятой форме Хэтчера были видны следы его недомогания.
— Мы пили довольно мерзкое спиртное, — пристыженно объяснил я. — Я тоже потерял сознание.
— Чтобы убить такого человека, как он, потребовалось бы огромное количество спиртного. Сколько вы приняли?
— Точно не знаю. Может быть, пинту за последние два часа.
— Что-нибудь осталось от этого спиртного? Я хочу взглянуть на него.
Бутылка высокосортного американского виски стояла на самом виду, возле безжизненно раскинутых ног Хэтчера. Я поднял ее с отвращением и подал доктору. Тот вынул из бутылки пробку и понюхал содержимое. Его косящие маленькие глазки сузились и стали похожи на стальные полосочки.
— Этот человек пил эфир, — вымолвил доктор. — Неудивительно, что он умер.
Доктор быстро закрыл бутылку пробкой и поставил на пол.
— Эти обалдуи никогда ничему не научатся, — произнес Тедди Трэск. — Двое моих знакомых выпили во Франции отравленное спиртное. Один из них умер, а другой ослеп.
Майор Райт резко взглянул на него при слове "обалдуи" и, обращаясь ко мне, спросил:
— Сколько этого дерьма выпили вы, мистер Дрейк?
— Пару глотков. Но этого оказалось достаточно, чтобы я отключился. Сколько поезд простоял на последней остановке?
— Примерно пять минут. Почему вы спрашиваете об этом?
Я объяснил ему.
— Не подозреваете ли вы, что кто-то затащил вас под поезд?
— Не только подозреваю, но и утверждаю. С чего бы мне по доброй воле изображать Анну Каренину? Я потерял сознание на платформе в конце состава и не мог упасть под колеса.
— Но вы не знаете, как могли поступить, когда потеряли сознание. Под воздействием эфира люди выделывают забавные номера.
— Например, умирают, — буркнул я.
— И это тоже. Все, кто пристрастился к эфиру, если они не прекращают его принимать, в конце концов умирают. Где приобретена эта бутылка?
— Он купил ее где-то в Канзас-Сити. Думаю, кто-то добавил туда отравы.
— Вы хотите сказать, что это случилось в поезде?
— Да.
— Нам надо вызвать начальника поезда и военную полицию, — сказал майор Райт.
— Я приведу их, — вызвался Тедди Трэск.
— Это не подделанная этикетка, правда? — спросил я.
Доктор стал близоруко разглядывать этикетку.
— Мне кажется, она настоящая.
— Я сам открыл бутылку. И даже понюхал содержимое. Запах был не из приятных, но эфиром не пахло.
— Но вы также не заметили запаха эфира, когда пили это. У некоторых людей не очень развито чувство обоняния, особенно если до этого они уже выпили. Думаю, ваши показания сомнительны.
Я скромно признал справедливость его слов.
— Понюхайте это. — Он вынул пробку и быстро пронес ее под моим носом. — Чувствуете запах эфира?
— Не уверен. Я не очень знаком с лекарственными препаратами.
Запах был острый, сладковатый. Он напоминал о больнице и о чем-то еще, чего я не мог вспомнить.
— Это эфир, — подтвердил доктор. — Готов поставить все деньги, которые я заработал, делая операции под наркозом.
— Добавляют ли эфир, чтобы придать крепость спиртному?
— Никогда об этом не слышал. Но разве можно ручаться за самогонщиков. Я лично никогда бы не притронулся к самогону.
Сочетание разных вещей — больничный запах в воздухе, мертвый человек на пыльном полу и мое собственное состояние после пережитого испуга — опять вызвало у меня головокружение. Комната утратила устойчивость и реальность, превратилась в отвратительный, меняющий форму пузырь в грязном потоке. Обеими руками я ухватился за занавеску возле дверей. Затем напряжением воли заставил себя собраться с мыслями, и взгляд мой прояснился. Но чувствовал я себя неуверенно. Майор Райт внимательно наблюдал за мной.
— Послушайте-ка, вы выглядите ужасно. Присядьте на стул.
Он проверил мой пульс.
— Вы проглотили не так много этого напитка, иначе не были бы с нами. Унции достаточно, чтобы убить человека. Но вы должны знать, что отравление эфиром может иметь побочные последствия. Отправляйтесь в постель, завтра я осмотрю вас еще раз.
Послышались шаги нескольких человек, приближавшихся по вагонному проходу.
— Через минуту я уйду. Но сначала хочу поговорить с начальником поезда. Он, наверное, идет сюда.
Неся впереди себя внушительных размеров живот, вошел начальник поезда, сопровождаемый представителем полиции. Тут он увидел мертвого человека, лежавшего на полу. По его телу пробежала нервная дрожь, начиная от колен, захватив живот, тяжелые плечи и перекинувшись на многослойный подбородок.
— Скажите, ради Бога, что здесь стряслось? — воскликнул он.
Вполне естественно, что ситуация оказалась под контролем майора Райта.
— Этот мужчина умер. Отравление эфиром. Хотя достоверно это можно сказать только после вскрытия. Погибший мужчина и младший лейтенант Дрейк выпили отравленное спиртное.
Начальник поезда окинул меня суровым взглядом:
— Вот почему вы оказались под поездом. Разве не знаете, что законом запрещается распивать спиртное в поезде в штате Канзас?
— Еще более противозаконно отравлять людей, — сказал я с неприязнью. — Кто-то добавил отравы в эту бутылку.
Он поднял бутылку и стал ее рассматривать, поворачивая во все стороны. Его ладони были испещрены паутиной линий, как карта железных дорог.
— Откуда это спиртное? — спросил представитель полиции.
Ему ответил Райт:
— Рядовой Хэтчер — мужчина на полу — приобрел его в Канзас-Сити. В этом напитке содержится эфир.
— Посмотрите-ка сюда, — неожиданно произнес начальник поезда. — Вот как сюда попал эфир.
Он перевернул бутылку вверх дном, и бесцветный ноготь на его правом указательном пальце показал что-то на дне. Это было небольшое круглое углубление.
— Мне приходилось видеть такие проделки и раньше, — пояснил он, — главным образом во времена "сухого закона". В моем штате это является уголовным преступлением.
— Что это такое? — спросил Райт.
— Кто-то имевший отношение к этому спиртному просверлил в дне бутылки дырку и выкачал спиртное. Затем снова заполнил ее смертоносной смесью и залил дырку расплавленным стеклом.
Представитель полиции, молодой и энергичный человек, добавил:
— Я тоже встречался с такими вещами. Можно заменить спиртное, не открывая пробки. Легкий путь наживы, если вам наплевать на людей, которые пьют все подряд.
— Убийство — быстрый способ заработать, — торжественно произнес начальник поезда. — Это — уголовное преступление.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Продавец, который сбывает отравленное спиртное, по закону отвечает за последствия. Думаю, в Миссури такие же законы, что и в моем штате. Но будет очень трудно найти винный магазин, где продана эта бутылка.
Моя убежденность в том, что бутылку отравил кто-то в поезде, начинала слабеть и рассеиваться. Я с трудом мог заставить себя размышлять логически.
— Значит ли это, что бутылки не могли быть отравлены в поезде?
— Выходит, что так, — сказал представитель полиции. В поезде нет оборудования, чтобы плавить стекло и просверливать бутылки. В этом виноват проклятый дефицит спиртного. Эти ночные шакалы знают, что ребята станут пить все, что достанут, и пользуются этим. От некачественного спиртного мы получаем больше неприятностей, чем от всего остального, вместе взятого.
— Черт меня подери! — взорвался я. — Но не сам же я залез под поезд.
Майор Райт положил руку мне на плечо. Покровительственный жест был несколько подпорчен тем фактом, что ему пришлось подтягиваться, чтобы достать до плеча.
— Вы же не помните, что делали. Может быть, вам показалось, что это хорошее местечко, чтобы прилечь.
Свет раздражал меня. Глаза воспалились и болели. Горло пересохло, как будто кто-то ободрал его напильником.
— Это уже третья смерть, — воскликнул я. — И всем наплевать на это. Неужели людей не насторожат все эти смерти!
Начальник поезда и представитель полиции не обратили на меня никакого внимания. Они обсуждали, как снять с поезда труп Хэтчера.
— Послушайте, — заявил майор Райт. — Я, конечно, люблю свою работу, но с меня достаточно и одного трупа за вечер. Ради Бога, ложитесь спать. Это — двойной приказ. По медицинской линии и по военной.
— Ладно, — сдался я. — Побеседую с вами завтра.
— Спокойной ночи, приятных снов.
Когда я уходил, то слышал слова доктора, обращенные к начальнику поезда. Он предлагал закрыть веки Хэтчера, потому что роговая оболочка глаз умирала и приобретала коричневый цвет.
Лесенка, чтобы подняться на верхнюю полку, была наготове. Когда я начал туда взбираться на нетвердых ногах, то заметил, что лампочка у Мэри за занавеской нижней полки все еще горела.
— Сэм? — Я увидел белую руку, раздвигавшую тяжелую зеленую занавеску, а потом и ее лицо, вымытое на ночь. С зачесанными наверх волосами, она выглядела простенько и очень молодо, как нимфа, выглядывающая из-за зеленых ветвей.
— Доброй ночи, — произнес я.
— Сэм, что с вашим лицом? Что-нибудь случилось?
— Потише, вы всех разбудите.
— Я не буду говорить тише. Хочу, чтобы вы мне все рассказали. У вас на виске синяк. И вы весь в грязи. Подрались?
— Нет. Все расскажу завтра утром.
— Нет, расскажите сейчас. — Она потянулась и взяла меня за руку. Беспокойство, отразившееся на ее лице, показалось мне настолько лестным, что я чуть не рассмеялся.
— Если вы настаиваете. Подвиньтесь.
Я присел на край ее полки и тихим голосом, который становился все более хриплым, рассказал ей; что произошло.
Несколько раз она повторила:
— Но вас могли убить!
Когда она произнесла это во второй раз, я сказал ей:
— Хэтчера и убили. Господи, я не верю, что это — несчастный случай. Может быть, эта отравленная бутылка предназначалась для меня.
— Но как мог кто-либо знать, что вы будете пить из нее? К тому же вы сказали, что в дне бутылки была просверлена дырка и затем заделана. Этого нельзя было сделать в поезде.
— Не знаю. Но теперь уверен, что больше не притронусь к спиртному, пока не найду концы всей этой истории.
Моему внутреннему взору открылось печальное зрелище, которое некоторое время назад представлялось очень веселым: я и Хэтчер расположились в потертых кожаных креслах курительной комнаты и напиваемся до смерти или почти до смерти. Сильное отвращение заставило меня впервые в жизни мысленно стать на сторону Христианского женского союза умеренности.
Пережитое настолько ярко запечатлелось в моей памяти, что я мысленно видел мельчайшие подробности: коричневую бутылку на полу, тонкие губы Хэтчера — шевелившиеся, когда он писал письмо.
— Интересно, в поезде ли оно еще? — задал я сам себе вопрос.
Видимо, я произнес его вслух, потому что Мэри спросила:
— Что?
— Письмо Хэтчера. Он дописывал письмо, когда я находился рядом с ним, а потом пошел в вагон-ресторан, чтобы опустить его в почтовый ящик. Может быть, письмо все еще там.
— Вы думаете, в нем содержится нечто, имеющее отношение к его смерти?
— Вполне может быть. Я сейчас же пойду в вагон-ресторан.
Я подался вперед, чтобы подняться, но она удержала меня:
— Нет. Схожу я. Вы выглядите ужасно, Сэм.
— Признаюсь, я испытываю головокружение, как будто отправляюсь куда-то вплавь.
— О, бедненький. — Она потрепала меня по руке. — Пожалуйста, ложитесь в кровать.
— Посмотрите, нельзя ли прочитать фамилию и адрес на этом письме через стеклянные стенки ящичка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26