— Что тут было?
Эл подошел к Гиджу и пришлепнул к столу стодолларовую бумажку:
— Ставлю на то, что Бобер больше не сунется к этой белокурой Гретхен.
— Как ставишь?
— Два к одному. Заметано? — спросил Эл. — Пропали твои полета, друг. Очень ты самоуверен.
— Бобер, по-моему, на полпути никогда не останавливается, — заявил Гидж.
— Одно несомненно, — вступил в разговор Бобби Валдо. — Победу Гиджа нетрудно будет заметить. За Бобром бабы бегают аж с воем, будто им хвост прижали.
— Ну как, играем втроем? — спросил Гидж.
— Играйте вы, ребята. Сейчас что-то не хочется, — ответил Эл.
Он медленно подошел к окну и посмотрел вниз на стоянку автомобилей, наполовину заставленную. Из машины с откидным верхом вышла парочка и бегом, держась за руки и чему-то смеясь, направилась в отель.
Внезапно Эл понял, что Гидж и Бобби Валдо смеялись неискренно. Розыгрыш получился не Бог весть какой, сложный и грубый. Эта глупая полупьяная девка, этот старик Бобер... А Гидж пошел на спор, потому что знал: этого хочет Эл. Куда девались времена хороших розыгрышей и доброго смеха? Все скучно и неинтересно. Последнее время каждый день такой.
Марта вдруг услышал бульканье, резко обернулся и увидел, что Джерри Баклер, его управляющий, чисто номинальный, наливает себе у бара полпинты бурбона с содовой (Эл через таможню получал виски, не облагаемое налогом). Он быстро и бесшумно подошел и накрыл стакан ладонью в тот момент, когда Джерри собрался было поднять его. Баклер изобразил на лице неопределенную улыбку, ожидая разноса.
Эл обратил внимание на то, что алкоголь здорово иссушил этого человека в последнее время. Живот Джерри еще выпячивался и красное лицо выглядело опухшим, но пиджак болтался, шея будто высохла, воротничок рубашки стал великоват и к тому же грязноват.
— Эл, ты облокотился на мой стаканчик, — вымученно промолвил Джерри.
— Ей-богу, не могу видеть, как ты пьешь такими дозами. Пускай это здесь постоит, а мы давай пройдем туда, Джерри.
Они прошли в спальню, и Эл закрыл дверь. Он намеренно выдержал паузу, дав Джерри поволноваться.
— О чем ты думаешь, Эл?
— Как прошло там, в Новом Орлеане?
— Нормально. Все были что надо.
— Да что ты можешь помнить!
Джерри поежился:
— Ну выпил я там немножко, Эл.
— Это «немножко», смотрю, происходит с тобой везде.
— Эл, в конце концов, я могу пить, могу и не пить. Но почему, скажи, я должен не пить?
— Ты похож на алкаша, Джерри. Руки трясутся, рубашка грязная, руки грязные, от тебя несет. Ты уже алкаш, Джерри.
— Ты что, Эл!
— Люблю я тебя, друг ты мой, но в последнее время ты достал меня, честно. Не могу видеть, когда мужик не может перебороть себя. Это уже не мужик.
— О чем ты говоришь, Эл?
— Знаю о чем. Кончай с этим делом. Такие дозы, как у тебя... это уже никуда не годится.
Джерри улыбнулся, и Эл почувствовал, чего ему стоила эта улыбка.
— Это поправить здоровье после вчерашнего, босс.
— Мы с Максом говорили о тебе сегодня, Джерри. Печалишь ты нас.
— Как? Чего я такого делаю?
— Ты не какой-нибудь клерк, Джерри. Мы купили тебе хорошего малого, этого Даррена. Купили лучшее, что могли достать. Чтобы он выполнял все до мелочей. Но ты влезаешь во все дыры, постоянно путаешь ему карты.
— Я знаю тебя черт знает сколько, Эл. Я ворочал большими делами, когда этот пацан еще соску сосал. И теперь ты будешь слушать этого Даррена, а не меня? Чего ему не хватает? Ну, иногда приходится наставить его на правильный путь...
— А кто тебе сказал, что я слушаю Даррена? Да он доволен всем дальше некуда.
— В чем же тогда дело?
— Максу нравится, как сейчас тут все идет. Макс — человек соображающий, Джерри. Ему кажется, что ты зря вмешиваешься. И еще ему кажется, что ты как присосешься к бутылке, так и не отстанешь от нее, пока не перестанешь соображать, что делаешь. Теперь послушай, как будет дальше. Ты перестанешь лезть в управление отелем и будешь появляться на сцене, когда у Макса возникнут особые проблемы. Но когда они возникнут, ты уж будь как стеклышко, парень. И не иначе. А уладишь дело — все, слезай с горшка, оставь дела Даррену до другого раза, когда получишь сигнал от меня или Макса.
Баклер уставился на него, кипя от гнева:
— Я управляю этим отелем, Эл. И если я вижу, что надо поправить этого молокососа, то я...
Эл, сделав два огромных шага, приблизился к Баклеру вплотную и, с улыбкой прихватив его дряблую щеку, легонько, но болезненно встряхнул голову.
— Эх, парень, парень... Ну, говори, что ты там хочешь доказать мне?
— Я только...
— Ты здесь как дома, Джерри. Ты пьяница, но мы тебя очень любим. Не хотелось бы, чтобы ты выступал сейчас передо мной, Джерри. Не хотелось бы просить Гарри с Бобби свозить тебя в пустыню и слегка подломать. Им было бы неприятно заниматься этим, а мне — заставлять их, поверь. Но все равно это лучше, чем передавать дело Максу, а у него есть пара охранников, не чета Гарри и Бобби. Поэтому изобрази улыбку, Джерри, и скажи, что выполнишь все на тысячу процентов.
Баклер выдавил из себя страдальческую улыбку:
— Конечно, Эл, конечно. Я тебя понял. — Он издал звук, отдаленно напоминающий смех. — Я не буду влезать в работу, раз мы все уже подготовили для этого Хью Даррена. Я... так будет лучше, Эл.
— А теперь иди полакай из своего стаканища. — С этими словами Эл поощрительно похлопал Баклера по плечу, и тот, втянув голову, заспешил к дверям.
Там он обернулся и хмуро спросил:
— А стол и табличку на дверях можно оставить? И говорить, что я управляющий?
— Ты и есть управляющий, Джерри! Хочешь табличку побольше? Хочешь из золота? Хочешь пошикарнее стол? Только скажи.
— Нет. Все... Как это?.. Все нормально, Эл. Все нормально.
Выйдя из спальни, Эл увидел, что появился Арти Джилл, а с ним две девицы с головами, как репьи, и футболист из «Рэмса». К семи вечера в большой гостиной собралось человек двадцать. Один из трех «владельцев» появился неожиданно.
Еще во времена, когда отель только строился, специалисты-социологи решили, что привлекательность отеля для широкой публики возрастет, если заставить ее поверить, что в число основных совладельцев «Камеруна» входят три ее идола. Этих идолов тщательно отобрали и дали им по полпроцента акций.
Один был мужчиной средних лет, претендовал на сходство с героями вестернов, носил корсет, был гомосексуалистом и прятал шепелявость в нарочито растянутом произношении слов; на лице нес печать неизменного благородного смирения. Вторым таким совладельцем была женщина — неоднократно замужняя, глупая, ленивая, взбалмошная фотогеничная блондинка, единственное достоинство которой состояло в умении глубоко вздохнуть, когда подскажут. Нельзя было сказать, что она хорошо сохранилась, но постоянные косметические операции с головы до ног плюс высококлассные кино— и фотооператоры и мастера по свету поддерживали ее в роли богини не одного поколения прыщавых подростков. Третьим совладельцем — это он явился нежданно-негаданно — был прославленный джазист, который вот уже многие годы и ноты не выдул из инструмента. Дурные наклонности и злоупотребления низвели его почти до мира полусвета, где он вполне обходился словарным запасом в восемьдесят слов; его тщательно направляли и демонстрировали публике нервные люди из ближайшего окружения, делавшие неплохой бизнес на его старых записях.
В разгар вечеринки Эл Марта улучил момент и, отведя Макса Хейнса в сторонку, сообщил, что Джерри Баклер заглотнул все без звука. Макс был явно доволен таким исходом и сказал, что даст знать Даррену.
— А что, Макси, не подкинуть ли этому малому пару-другую сотен к жалованью?
— Да он и сейчас неплохо получает.
— Э-э, тут два соображения. Во-первых, он здорово провернул вот это дело, а во-вторых, — Эл постучал по груди Макса и подмигнул, — чем больше имеешь, тем больше рискуешь потерять. Верно я говорю?
— Ты всегда верно говоришь, Эл.
— Я смотрю вперед, думаю дальше. А раз думаю, то и тебе говорю. Ты сразу не садись на этого парня. Подводи постепенно. Окажи ему одну услугу, другую. Не надо резких перемен, это будет неестественно. Потихоньку, полегоньку, и он почувствует себя — как бы это сказать? — вроде как обязанным. Как раз на тот случай, когда тебе понадобится маленькая услуга, и немедленно, а Джерри будет набравшись.
— Хорошо, Эл.
— Макси, у тебя что-то со вкусом не в порядке, я насчет одежды. Цвет, покрой. Взять этот пиджак — как у школьника.
— Эл, сердцем я всегда молодой. Знаешь, на этой неделе мы снимем сверху тысяч сорок, не больше. Но даже это меня не беспокоит. И знаешь почему?
— Макс, друг, скажи.
— Потому, друг мой Эл, что в субботу приезжает Гомер Гэллоуэлл из Форт-Уэрта, свеженький и готовенький. Мы нанесли ему в последний раз пробоину в двести кусков.
— Ну остановится он здесь, а с чего ты взял, что он будет играть? Может, он решит, что в этом месте ему не светит, и до стола дело не дойдет?
— Я вижу, как работает его мысль, будто у него окошко в голове, Эл. Он верит в закон средних чисел. И потому еще игра будет, что, по его понятиям, у нас лежат его деньги. Я готов даже спорить, что он выберет тот же стол и будет ставить тем же манером.
— А как он ставит?
— Эл, ты сам прекрасно знаешь, что верного способа нет. Он играет на известный порочный манер, удваивая ставку при проигрыше. Для такого клиента, как Гомер, я бы с удовольствием установил новенький лимитик, как в последний раз. Этакий новенький, жирненький лимитик, он был бы счастлив. А потом мы сидим себе тихо и смотрим, как наши кубики опять его наказывают. Никто в мире его раньше не наказывал, поэтому он прошлого проигрыша не забыл.
— Он у нас по красному ковру во всем, Макси...
— Дыши ровнее, Эл. Мы с Дарреном все сделаем. Захочет — мы ему яхту на озеро Мид пригоним. Понадобятся какие-нибудь, скажем, японочки, блондиночки или близняшки — я ему пришлю их в подарочной упаковке, этому доброму старому Гомеру Гэллоуэллу.
— А сколько с ним людей?
— Никого, как и в прошлый раз. Он, наверное, подозревает, что занимается ерундой, поэтому и приезжает в одиночку, чтобы никто его здесь не видел.
— Сколько он стоит, Макс?
— Если меньше ста миллионов, то обещаю съесть его самое большое ранчо простой алюминиевой ложкой.
Эл похлопал Макса по крепкому плечу:
— Значит, все возьмешь на себя.
— Возьмем все, что можно взять, босс.
* * *
В десять часов, когда Хью Даррен занимался проверкой работы службы регистрации, Макс Хейнс сказал, что хотел бы поговорить с ним наедине. Они прошли в кабинет Хью, и тот включил свою настольную лампу.
Макс сел за стол Джерри, где было полутемно, и вздохнул:
— Джерри больше тебе не помеха, парень. Думаю, тебе это приятно узнать.
— Да, действительно приятно, Макс. Теперь гораздо легче будет работать. Спасибо.
— Время от времени мы будем с тобой обсуждать наши дела, и все пойдет как по маслу, так?
— Почему бы и нет? Никаких возражений, — сдержанно отреагировал Хью.
— С первого мая тебе подкинули две сотни в месяц, Даррен.
— За что?
— А ты не думаешь, что заслужил?
— Прекрасно знаю, что заслужил.
— Стало быть, есть причина для прибавки.
— В тот раз мне на минуту показалось, будто ты вербуешь меня для своих особых мероприятий.
Макс Хейнс усмехнулся:
— Тебя, стопроцентного американца? Ты же напишешь возмущенное письмо губернатору. Мол, тут шайка жуликов, каких ты видел по телевизору, грязные гангстеры, мафия, может быть.
— Я так не говорил, Макс.
Раздался скрип кресла, это встал Макс. Он подошел к свету.
— Включи себе в счет все расходы казино по Гомеру Гэллоуэллу из Форт-Уэрта.
— Я видел его имя в списке резервированных номеров, посмотрел старые счета. Он обслуживался по высшему разряду, я так наметил и на этот раз. Но планировал обговорить это с тобой, конечно.
— Когда определишься с апартаментами для него, скажешь номер моему помощнику, Бену Брауну. Мы поставим туда однодолларовый автомат, к нему поднесем сотню серебряных долларов. — Макс двинулся к двери — ну прямо-таки обезьяна в своем спортивном пиджаке из шелка-сырца. — Увидимся, мистер управляющий.
— Макс... Я из праздного любопытства... Когда вы ставите однодолларовый автомат в номер, как сейчас, разве вы получаете с него столько же, сколько в зале?
— Мне нравится, как у тебя работают мозги. Штат терпеть не может, когда мы их дурачим низким сбором на автоматах. Но когда на одном — это никого не волнует. А у человека появляется уверенность в себе, когда он дергает ручку аппарата и в желоб сыпятся доллары. Он чувствует себя счастливым. А для чего же мы здесь? Это маленький город, полный радости и игр.
— Ага, понимаю. Вот почему я иногда при выезде записываю расходы на обратный билет на счет казино: у этих счастливцев и десяти центов не остается. И они так счастливы бывают, так счастливы, что улыбаются и не могут остановиться.
— Намотай себе на ус, малыш, что клиент для того и создан, чтобы его кто-нибудь обчистил. Настоящего клиента от этого не удержишь. И когда он созрел для этого, надо быть тут как тут, рядом с ним.
* * *
В одиннадцать Банни Райс, ночной управляющий, доложил, что все идет как нельзя лучше, и Хью понадобилось минут десять, чтобы нацелить Банни на некоторые вопросы, которые ему придется решить во время дежурства.
Хью пытался заставить себя не думать о Бетти Доусон, но, идя по коридору к своей комнате, он ощущал мурашки по всему телу, как будто собственная кожа была ему не по размеру, тыльную сторону кистей и шею покалывало. Ему хотелось пролететь этот пустой коридор, а тут еще встала перед глазами ее нарочитая походка, бикини — Хью не хватило даже самого глубокого вздоха.
Он вставил ключ в дверь и как можно бесшумнее открыл ее, затем заставил себя с той же неторопливостью и бесшумностью закрыть дверь и только потом позволил себе взглянуть на нее. Волосы Бетти рассыпались по подушке. Она спала сладчайшим сном. На горевшую настольную лампу было накинуто полотенце, и на лицо Бетти падал мягкий оранжево-розовый свет. Она лежала на боку, лицом к нему, обхватив руками смятую подушку, и ее черные как вороново крыло волосы стекали по щекам и обвивались вокруг шеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36