Так Стефания и сделала.
Дверь открылась на удивление легко.
Стефанию снова ослепил свет, из-за чего ей пришлось некоторое время стоять и вглядываться в яркие пятна. Одновременно она дала находившимся внутри возможность заметить ее.
В помещении собрались одни мужчины.
В тех, кто стоял на фоне серебристого экрана, похожего на фольгу – из-за которой, вероятно, и происходило такое буйство света, – она безошибочно признала увиденную ею только что парочку.
Один из двоих был во всем кожаном и производил впечатление не то рокера, не то полицейского, чему виной – многозубчатая фуражка на запрокинутой голове.
Второй, обнимавший его, стоял совершенно голый.
Время, показавшееся Стефании бесконечностью, было всего лишь каким-то мгновением.
Человек с фотоаппаратом резко повернулся.
– Вы ко мне? – спросил он, вглядываясь в чем-то знакомые черты удивленного женского лица.
– Нет, простите, я, кажется, ошиблась, – скороговоркой выпалила Стефания и отступила обратно за порог.
– Постойте! Я сейчас закончу. Мы могли бы поговорить, – прозвучало ей вслед.
Опять натолкнувшись на столик в темном коридоре – на сей раз по-настоящему, больно, бедром, – она чертыхнулась, но даже не замешкалась.
Все тот же таксист просигналил ей с противоположной стороны улицы. Выходит, все это время он безнадежно ждал ее.
Стефания перебежала пустую проезжую часть и оказалась в прохладном салоне автомобиля. Здесь кондиционер работал исправно.
– Не приняли? – весело поинтересовался таксист, плавно откатывая от бордюра. – Не расстраивайтесь, девушка, я свожу вас в отличный ресторан, и все пройдет!
Откуда ему было знать, что Стефания не слышит его, оглушенная водоворотом мыслей, сомнений и просто обрывочных эмоций, узнав в Паркинсе того самого фотографа, в компании которого она впервые видела «бойскаута» Рича.
Глава 19
От судьбы не уйдешь.
Это уже давно набившее оскомину, но оттого не утратившее правоты изречение из всех девушек, трудившихся не покладая рук в агентстве «Мотылек», с наибольшей яркостью проявило себя в жизни Аделы Элинор Шае – циркачки Нелл, Лолиты.
Аделу как магнитом тянуло к господам в возрасте, охочим до неопытных девушек, олицетворением которых она с полным правом и могла считаться.
Вначале был упоминавшийся ранее Гельмут Кросс.
Связь с ним оказала на судьбу Аделы воздействие не только материальное. Благодаря ей девушка осознала, что наделена способностью пробуждать в мужчинах эмоции, весьма отличные от тех, которые пробуждает просто красивая женщина.
Знаток астрологии сказал бы, что Адела окружена «аурой девственности».
Во всяком случае, именно такой она стала видеть себя в глазах встречавшихся ей в жизни мужчин.
Адела находила это сперва просто забавным, поскольку на самом деле «девственность» облика отнюдь не отражала «девственности» души, вмещавшей страсти куда как не детские.
Потом она начала понимать, что обладает замечательным даром соблазнять и что этот ее дар можно и нужно всячески использовать для своего удовольствия.
Мужчины в летах вызывали в Аделе особый интерес. Ведь кому не известна непредсказуемость женского характера, руководствующегося принципом отсутствия каких бы то ни было принципов и совершающего поступки, противоречащие представлениям о самой элементарной логике.
Пожилые воздыхатели одновременно забавляли и трогали девушку своей наивностью, своим желанием нравиться ей, желанием всегда «производить впечатление».
Она же в свою очередь старалась потакать им во всевозможных прихотях и капризах, получая удовольствие от того эффекта, которое производило на мужчин ее игривое покорство и уступчивость, доходившая порой до самоуничижения.
* * *
Телефон зазвонил ровно в десять.
Было начало пасмурного воскресного дня, и Аделе очень не хотелось вставать, хотя она слышала и телефон, и то, как расторопная служанка снимает трубку и что-то тихо объясняет.
Она проспала еще минут двадцать, после чего все же встала и направилась в душ.
Встретившаяся ей в коридоре служанка, придав своему голосу заговорщический тон, сообщила, что звонил господин Лемингтон. Она ответила ему, что «мисс Шае еще спит, так что попробуйте где-нибудь через час».
Венс Тимоти Лемингтон был акционером сразу трех преуспевающих американских компаний и держателем пакета акций еще одной лондонской фирмы, специализирующейся на торговле недвижимостью.
Ему было около шестидесяти.
Дети его, сын и дочь, давно обзавелись собственными семьями, жили в Европе и отца навещали разве что на Рождество, да и то скорее не ради него самого, а ради своих детей, то есть внуков Венса, которым доставляло истинное удовольствие пребывание в сказочном доме деда, построенном еще в прошлом веке в стиле доброй старой Англии, откуда Лемингтоны и вели свой древний род.
Отойдя от непосредственных дел и довольствуясь отменными дивидендами, которые с завидным постоянством приносили ему упомянутые акции, Венс Тимоти Лемингтон не терял времени даром и увлеченно совершенствовался во многих областях. Отличный охотник, заядлый коллекционер экзотических бабочек и вообще всякой засушенной живности, неплохой фотограф и даже журналист «по случаю», он все больше и больше внимания уделял теперь своей физической форме.
Вообще господин Лемингтон был одним из тех незаурядных мужчин, которые довольно рано «стареют», то есть теряют волосы, отпускают бороду, надевают очки, но зато таким образом как бы «консервируются» на многие годы, оставаясь тридцатипятилетними и в двадцать пять, и в пятьдесят пять лет.
Женщины, пекущиеся о постоянстве в интимной жизни и знающие цену настоящему мужчине, а не ищущие сиюминутного удовольствия в объятиях кого попало, наивно полагая, что тем самым отсрочат наступление неизбежной дряхлости, предпочитают именно такой тип.
У господина Лемингтона была законная жена, вторая по счету и не родившая ему ни одного ребенка, но с полным правом играющая на Рождество роль доброй бабушки.
Именно ее присутствие в доме и накладывало на отношения между Аделой и Венсом столь необходимые для поддержания взаимного интереса ограничения. Не будь госпожи Лемингтон, которую по забавному совпадению тоже звали Нелл – только не от Элинор, а от Хелен, – привязанность к маленькой Аделе вполне могла бы подвигнуть Венса на решительные действия, целью которых было бы привязать девушку к себе пусть даже официальными узами.
Хелен была младше супруга всего на три года.
О существовании Аделы она не догадывалась, а знала. Поскольку Венс не умел и не хотел ни из чего делать тайн в силу завидной привычки всегда ощущать себя на коне благодаря хотя бы все тем же финансовым средствам. Хелен же тонко чувствовала, что для нее идти на принцип и рвать с мужем отношения – далеко не лучший выход. Компромисс ее вполне устраивал. Мужа она никогда по-настоящему не любила, а женская гордость – ну, с этим уж она как-нибудь справится сама.
Утренний звонок Аделе мог означать только то, что Венс хочет ее сегодня же видеть. Просто так он никогда ее не беспокоил.
А может быть, не хотел беспокоиться сам, потому что об увлечениях девушки, к которым следовало отнести ее участие в работе «Мотылька», он был осведомлен и втайне переживал, негодуя по поводу легкомыслия возлюбленной, легкомыслия, которое, с другой стороны, всякий раз, когда он об этом думал, наполняло его страстным трепетом желания, поскольку оно являлось в понимании Венса неотъемлемой частью ее детского характера.
В свою очередь свободное поведение девушки давало ему самому повод относиться к ней соответствующим образом и предъявлять такие требования, на какие он никогда бы не отважился, будь она просто соблазнительной киской двадцати двух лет.
А «киска» тем временем с удовольствием принимала теплый душ, смывая остатки забытого сна, от которого осталось только общее приятное впечатление.
Адела мечтала о такой ванной, которую ей довелось видеть в некоторых нью-йоркских домах: со стеклянным окном во всю стену, отчего у купающейся возникало ощущение, будто она находится не в помещении, а вовсе даже на улице, на балконе. При этом можно было видеть жизнь города и вздрагивать от щекотливого предчувствия, что и за тобой именно сейчас могут откуда-нибудь наблюдать в бинокль, хотя эта возможность практически равнялась нулю, поскольку подобные ванные комнаты планировались таким образом, чтобы окно либо выходило на незастроенные районы города, либо чтобы все близлежащие дома были значительно ниже его уровня.
Плескаться голышом в пенной воде на высоте в несколько сотен метров над раскаленным асфальтом и видеть вокруг на многие километры – что может быть более потрясающим для юной девушки, сознающей, что она способна соблазнить случайного наблюдателя, будь то юноша, старик, женщина, ребенок или беспризорная собака! Существуют вещи, понятные всем…
Накинув халатик, Адела вышла в гостиную завтракать. С момента пробуждения прошло полчаса. Скоро Венс должен был позвонить во второй раз.
Бывший дом господина Кросса, ныне всецело принадлежащий Аделе, стоял на северной оконечности Лонг-Айленда, почти на берегу Ист-Ривер. Супруги Лемингтоны жили в Куинсе, однако девушка, исходя из своего опыта, могла предположить, что если Венс захочет ее увидеть, то наверняка пригласит в замечательное имение в двухстах километрах от Нью-Йорка, на востоке того же Лонг-Айленда.
Служанка, женщина сорока с небольшим лет, по имени Люсинда, работавшая здесь еще при старом хозяине и единственная, кого Адела оставила на постоянном содержании, отказавшись ото всей прочей прислуги, накрыла на стол в уютной кухне, которую девушка предпочитала для завтрака специально предназначенной для этого столовой на втором этаже, куда в былые времена еду подавали при помощи особого механизма в стене.
Пока Адела аппетитно жевала поджаренные хлебцы, слизывая с губ вишневое варенье – не то желе, что продается в магазинах, а настоящее, домашнее, – в кухню снова вошла Люсинда и передала девушке черную трубку радиотелефона.
– Здравствуй, малыш, – сказал приятный мужской голос лет на тридцать моложе своего обладателя. – С легким паром.
– Венс, я соскучилась по тебе. Почему ты не звонишь?
– Я звоню, малыш.
– Только сейчас. А почему не вчера? Я так хотела тебя услышать!
– А увидеть?
– Ты меня приглашаешь?
– Конечно. Если я заеду за тобой через полтора часа?
– Через два.
– Хорошо. На всю ночь.
– Не обещаю.
– Почему? – В голосе прозвучали нотки досады.
– Тогда мне еще нужно будет успеть отменить кое-какие важные встречи на завтра.
Адела проводила взглядом спину Люсинды и просунула ладонь под халатик. Кожа на животе почти высохла.
– Ты уж постарайся, малыш.
– А куда мы поедем? К тебе на фазенду?
– Надеюсь, ты не против?
– Совсем нет. Я хочу быть с тобой. Приезжай скорей. Она нажала на кнопку и разъединила линию. Адела была не из тех девушек, которые любят часами болтать по телефону, даже если это ей нравилось. Она умела казаться сдержанной.
В гостиной она поставила диск Криса Pea, наполнив пространство гулкой мелодией, поддерживаемой хрипловатым голосом.
Сбросив халат и оставшись в одних трусиках, Адела принялась исследовать содержимое платяного шкафа на предмет того, во что бы ей одеться для поездки. Сейчас на улице по-прежнему пасмурно, однако воздух очень влажен, поэтому стоит поискать что-нибудь полегче. Но ведь предстоят еще вечер и завтрашнее утро. А если Венсу, как в прошлый раз, захочется завести ее по дороге в ресторан на ланч? Нет, все надо должным образом продумать.
За два часа идея и в самом деле родилась неплохая.
Адела то и дело прерывала свое занятие танцами на мягком ковре. Надеясь, что Люсинда не станет ее беспокоить понапрасну, она даже спустила трусики.
Танцевать нагишом казалось ей самым естественным занятием.
Крутясь перед большим зеркалом, отражавшим ее гибкую фигурку в полный рост, она представляла себе Венса, наблюдающего за ней с той стороны.
В качестве наряда она остановила свой выбор на обтягивающей кофте синего цвета с глубокими вырезами спереди и сзади, рукава которой прикрывали изящные руки до самых кистей. Кофту дополняла очаровательная воздушная юбочка из белого шелка в черный крупный горох. Юбочка была очень короткой, и потому девушка с особой тщательностью подобрала чулки.
Желая не выходить из образа проказницы Лолиты, она натянула замечательного коричневого оттенка чулки с серебристым отливом, удерживаемые у самого верха стройных ляжек эластичными повязками.
Трусики она решила надеть совсем новые, купленные за безумные деньги на прошлой неделе в Центре. Трусики были восхитительного салатового цвета и имели мелкую кружевную окантовку, придававшую им особую пикантность.
К такому наряду лучше всего подходили те изящные бархатные туфли на высоком каблучке, что идеально сочетались с кофтой.
Черный пояс – на узкую талию поверх юбки и пластмассовый браслет на правую руку – прелестная поделка из Тайланда с настоящими крохотными ракушечками, залитыми разноцветной смолой, подарок Стефании, завершили воскресный костюм. Умница Адела, сообразительная девочка! В таком наряде можно и по городу пройтись, и в ресторан заглянуть, и в машине с интересным мужчиной прокатиться. И всюду он будет выглядеть на ней одинаково вызывающим и соблазнительным: не то девочка, не то шлюшка, не то куколка.
Она как раз закончила подводить пухлые губки кроваво-красной помадой, когда появилась Люсинда с известием о том, что господин Лемингтон прибыл и ожидает ее внизу.
В двадцать два года жить в окружении таких вот светских условностей, при служанке, одной, в огромном доме – что может быть интереснее!
Адела упивалась собой, спускаясь по лестнице на первый этаж, где в кресле у погашенного камина – еще только не хватало в такую духоту топить камин! – сидел ее немолодой друг.
– Отлично, малыш! – воскликнул он, лукаво следя за девушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42