За каждым из покрытых белой скатертью столов стоял официант, наливавший стаканы наполовину красным или белым вином.
– Не слишком-то они галантны, – сказала Бэйба.
В тот же момент я явственно услышала, как Тод произнес:
– Это как раз та самая толстушка, о которой я вам говорил.
– Которая? – с любопытством спросил Юджин.
– Длинноволосая, в резиновых ботиках, – ответил Тод, и я услышала, как он рассмеялся.
Я пошла и взяла себе выпить. Блюда со сдобным печеньем, которого мне так захотелось, – ведь пополдничать я не успела, – были далеко от меня.
Толстушка! – это обескураживало меня.
– А у вас нестандартный вкус – резиновые ботики и шляпа с перышком, – услышала я голос Юджина у себя за спиной. Мне даже не надо было поворачиваться, чтобы убедиться в том, что это говорил он. – А вы храбрый трусишка, – сказал он. Он был, пожалуй, ростом с моего отца.
– Не вижу ничего смешного, – ответила я, – просто я потеряла туфли.
– Я вовсе не шучу. Ваши резиновые ботики могут дать толчок новому направлению в моде. Не приходилось ли вам слышать об одном человеке, который мог заниматься любовью с девушками, только если на них были непромокаемые плащи?
– Не приходилось, – ответила я огорченно. Мне было стыдно, что я так мало знаю.
– Расскажите мне о себе, – попросил он, и я почувствовала вдруг себя очень уютно с ним. Не знаю почему, может быть, потому, что он совершенно не был похож на кого-нибудь из моих знакомых. У него было длинное и сероватое лицо. Оно чем-то напоминало мне лицо святого, вырезанное из серого камня, которое я видела в церкви каждое воскресенье.
– Кто вы и чем занимаетесь? – спросил он, но, увидев, что я стесняюсь, стал рассказывать о себе. Он сказал, что попал сюда случайно, встретил Тода Мида на Графтон-стрит и тот затащил его сюда.
– Я пришел просто набрать впечатлений, а не ради того, чтобы выпить вина, – произнес он, скользя глазами по позолоченным бра на стенах, по плюшевым портьерам и по фигуре эффектной женщины в черных серьгах, стоящей неподалеку. Мне тоже хотелось сказать ему что-нибудь интересное, но я не знала что.
– В чем разница между красным и белым вином? – спросила я наконец. Он ничего не пил.
– В том, что одно белое, а другое красное, – рассмеялся он.
Тут явилась Бэйба со своей белой муфтой и пригоршней хрустящей картошки.
– Ну что, эта матерь всех скорбящих уже поведала вам трогательную историю о своем тяжелом детстве? – сказала она, намекая на меня.
– Всю, от первого до последнего слова, – ответил он.
Бэйба нахмурилась, потом издала один из своих фальшивых смешков и несколько раз повела руками перед глазами, а потом спросила:
– Это что?
Она проделала это трижды, но он так и не понял ее.
– Перед глазами молоко, пастеризованное молоко…
Ха, ха, ха, – она стала рассказывать Юджину Гейларду о том, что работает в колонке «Если вам одиноко» в «Вечерней женщине» и получает массу удовольствия от чтения приходящих туда писем.
– Буквально вчера, – развивала она эту тему, – я получила письмо от одной бедняжки из Баллинеслоу, которая написала: «Дорогая мадам, мой муж занимается любовью со мной по воскресеньям, а мне это довольно обременительно, потому что по понедельникам у меня всегда полно стирки и я устаю, как собака. Что мне следует предпринять, чтобы не обидеть мужа?»
– Вот что я посоветовала этой миссис из Баллинеслоу, – сказала Бэйба, – перенесите стирку на вторник.
Она развела свои маленькие ручки, чтобы подчеркнуть, как легко она умеет решать проблему, и неестественно рассмеялась.
– Веселая девчонка Бэйба, – улыбаясь, обратился он ко мне. Я, конечно, должна была разделить его умиление, но не могла, тем более что это я, а не Бэйба вычитала эту шутку в журнале, когда сидела в приемной зубного врача, а потом рассказала ей, видимо для того, чтобы теперь она могла показать, какая она остроумная. Она действительно стала в последнее время очень уж умна: разбирается в винах, даже берет уроки фехтования. Она как-то говорила мне, что в фехтовальном классе полно женщин в брюках, которые приглашали ее к себе домой на какао.
Тут явился Тод Мид, размахивая пустым стаканом.
– Выпивка подходит к концу, почему бы нам не отправиться куда-нибудь? – спросил он Юджина.
– С этими двумя симпатичными девчушками… – начал Юджин, а Бэйба промяукала:
– Милые парни и такие воспитанные, вот только денежек нет…
– Хорошо, – решил Юджин, – давайте поужинаем. Прежде чем уйти, Бэйба сделала заказ, чтобы прислали двенадцать бутылок рейнвейна нашей квартирной хозяйке Джоанне, разумеется, наложенным платежом. Весь этот вечер и был организован для того, чтобы люди, попробовав вина бесплатно, сделали заказы на поставку. Джоанну инфаркт хватит, когда она получит рейнвейн.
– А кто такая Джоанна? – спросил Юджин по дороге к выходу. Мы помахали женщине-журналистке и кому-то еще.
– Я вам все расскажу за ужином, – пообещала Бэйба. Я коснулась его локтем и почувствовала, что едва могу передвигать ногами. Такого со мной не случалось с тех пор, как я отделалась от мистера Джентльмена.
Глава вторая
Мы ужинали в гостинице. Юджин сказал портье, что ожидает звонка и чтобы его позвали к телефону из ресторана. Все это время я чувствовала себя очень взволнованной, мне хотелось, чтобы ему побыстрее позвонили и чтобы он поскорее ушел, а потом пришел и уже оставался с нами, никуда не уходя. Надо ли говорить, что я была уверена – он ждет звонка от женщины.
Мы ели суп, телячьи котлеты в панировке и картофель фри. Он ел мало. У него была привычка низко опускать рукава на запястья. Руки и запястья у него были покрыты волосами, черными и густыми. Бэйба трещала без умолку. Я почти все время молчала, мне хотелось быть с ним, видеть его, а еще и говорить при этом я не могла. Он сказал, что мое лицо похоже на лицо девушки, изображенной на ирландском фунте.
– Мне никогда не доводилось держать в руках фунтовую банкноту достаточно долго, чтобы успеть как следует разглядеть ее, – сказала Бэйба.
– Еще успеете насмотреться, – сказал мистер Гейлард. И официант снова наполнил наши бокалы вином.
Я чувствовала себя счастливой, а еда была просто великолепной.
– Мистер Гейлард, мистер Гейлард, – раздался голос коридорного. Сердце у меня екнуло.
– Это вас, вас, вас, – сказала я ему, и Бэйба пихнула меня ногой под столом, чтобы я перестала так волноваться и выглядеть полной дурой. Он извинился и не торопясь вышел.
Он прекрасно смотрелся сзади, высокий, сутулый, с маленькой лысинкой.
– Крутой, – сказала Бэйба.
– Богатый, – добавил Тод и как-то особенно улыбнулся. Я почувствовала, что он относится к этому ревностно.
– Завидный женишок, – согласилась Бэйба.
– Ха-ха-ха, – рассмеялся Тод, и по выражению его глаз я поняла, что он хотел что-то сказать, но удержался. И тут мне пришло в голову, что Юджин, возможно, обручен или даже женат.
Когда он вернулся, мы сделали вид, что не говорили о нем.
– Прошу прощения, – сказал он, – я буду вынужден оставить вас. Я должен ехать в аэропорт, провожать в Америку одного человека. Это очень важно, в противном случае я бы не стал поступать так.
У меня душа ушла в пятки. Бэйба уронила ложку с мороженым на тарелку. По-моему, я слышала, как она сказала «ох».
Тод поднялся очень обеспокоенный – я думаю, он испугался, что ему придется платить.
– По правде говоря, Юджин, мне тоже надо идти. Малышка Салли давно уже ждет меня… к чаю, – произнес он, заливаясь краской от макушки до воротничка, – я подброшу тебя в аэропорт, мне как раз по пути.
Я думала, я скончаюсь от мысли, что мне с Бэйбой придется всю оставшуюся жизнь мыть посуду, чтобы расплатиться за этот ужин, но Юджин расплатился, так что все, славу Богу, было в порядке.
Он пожал нам руки, еще раз извинился, а затем вышел, и мы остались одни допивать кофе с ликером. Официант был слегка озадачен внезапным исчезновением мужчин и еще моими ботинками. Я думаю, что он находил нашу компанию весьма эксцентричной.
– Боже правый, сегодня у нас удачный заход, – резюмировала Бэйба, когда мы остались вдвоем.
– Бабы, наверное, просто помирают по нему, – сказала я.
– Классный мужик, – согласилась она, – я бы от такого не отказалась. – Как бы мне хотелось встретиться с ним опять!
– А давай ему пошлем письмо, – предложила Бэйба, – ты напишешь, а я подпишусь под ним, а?
– Ну и чего мы там напишем?
– Не знаю, – она пожала плечами и уставилась в меню. Там был особый, специально выделенный пункт может, если пожелает, присутствовать при приготовлении блюд.
– Пойдем развлечемся, – предложила Бэйба.
– Нет, все, чего мне хочется, это сидеть здесь, потягивая кофеек, и чтобы официант подливал мне его в чашку всякий раз, когда она опустеет. Увидим мы его еще когда-нибудь?
– А мы не будем сидеть сложа ручки, – сказала наконец Бэйба, – мне только что пришла в голову гениальная мысль!
Вся гениальность этой мысли заключалась в том, что мы должны были купить билеты на костюмированный бал и пригласить его. Кроме того, мы должны были соврать, сказав, что мы выиграли их в лотерею или что-то там еще.
– Пригласим тебя в партнеры, Тода, или Тушу, или еще кого-нибудь.
Тушей мы звали одного ее приятеля, который занимался тем, что натаскивал борзых в Блэнчардстауне. У него, конечно, было и обычное имя – Берти Кунигэн, но мы переименовали его в Тушу, потому что он ненавидел мыться. Он уверял, что вода причиняет вред его коже. Он был высоким, широкоплечим, с черными вьющимися волосами, с довольным выражением на круглом красноватом лице.
Мы стали действовать по плану Бэйбы. В конце педели, когда я получила зарплату, мы купили четыре билета в дансинг Клири. Потом узнали у Тода адрес Юджина и написали ему. Ни я, ни Бэйба не заплатили за эту неделю Джоанне.
Мы просто места себе не находили от волнения, ожидая его ответа, но когда он наконец пришел, я едва не разрыдалась. Это был очень вежливый отказ. Он написал, что не танцевал уже очень много лет и что испортит нам все веселье своим присутствием.
– Господи Иисусе, мы пропали, – сказала Бэйба, передавая мне письмо. У него был очень неразборчивый почерк.
– О Боже! – вскрикнула я очень огорченно. Я даже не ожидала, что так расстроюсь, но все мои надежды увидеться с ним были только на эти танцы.
– Ну что за жизнь, – посетовала я, У нас были билеты, но не было парней, не было денег и бальных платьев.
– Придется идти. Мы же не можем просто так взять эти проклятые билеты и выбросить на помойку, – заявила Бэйба.
– И шуб у нас с тобой пет, – сказала я.
Очень часто, когда нам случалось видеть людей, идущих на костюмированные балы, мы отмечали, что на многих женщинах надеты меха, шубы или по крайней мере пелерины.
– Мы возьмем платья в прокате на Дэйм-стрит, – сказала Бэйба.
– Они там просто отвратительные.
– А не отвратительно ли сидеть на заднице и хлюпать носом, глядя на пылящиеся на камине билеты?
– Я не знаю, где взять деньги, чтобы заплатить за платье, – сказала я, чувствуя даже какую-то радость от того, что проблема вот так решилась. Мне уже не хотелось никуда идти.
– Продадим наши тела в анатомичку! – сказала Бэйба. – Все очень просто, живешь себе спокойненько, тратишь их денежки, а потом, когда умираешь, родственникам не надо думать даже о похоронах. Тебя кладут на стол абсолютно голенькой, и студенты огромными ножами разрезают твое тело на кусочки.
Я сказала ей, чтобы она не шутила так, а она ответила, что ей плевать и она готова на все за ломаный грош.
Я представляла Юджина, сидящего в своих шикарных покоях и даже не подозревающего, какую боль он причинил нам. Я представила себе огромный стол, покрытый коричневой кожей, с уймой карандашей и ручек и аккуратными пузыречками с чернилами двух цветов.
– А ты могла бы что-нибудь спереть в этой твоей лавке? Хозяева ведь тебе не доплачивают, – спросила Бэйба.
– Это грешно.
– Это не грешно. Акина говорит, что можно красть у хозяина, который не доплачивает тебе жалованье.
– А кто этот Акина?
– Понятия не имею, кто-то в церкви.
Выход мы в конце концов нашли. Мы заняли по пять-десять шиллингов у разных знакомых и взяли в прокате платья и серебряные туфельки. Бэйбе досталось белое платье, а мне ярко-лиловое, оно было единственным, которое подошло мне по размеру.
С приближением вечера наше волнение возрастало. Мы сделали себе хвойную ванну и вымылись в одной и той же воде по очереди. Я пудрила пятнышки на спине у Бэйбы, а, она в свою очередь, проделала тоже самое с моей спиной и помогла мне застегнуть платье. Оно было такое плотное, что я едва могла дышать в нем.
«Би-бип, би-бип», – просигналил ровно в десять Туша из своего автомобиля, и мы стали спускаться, приподняв подолы наших платьев, чтобы не испачкать их. Он приехал за нами на синем фургоне, который обычно использовал для перевозки собак. Запахи внутри машины были соответствующие.
Мы заехали за Имонном Уайтом, учеником аптекаря, который должен был стать моим партнером на этот вечер. Все в нем было хорошо, кроме разве что того, что он постоянно говорил «клево», «очень клево», «ну просто очень клево», «ну просто ну очень клево», «клево».
По дороге мы заскочили в заведение на Норт-Фредерик-стрит, чтобы пропустить по стаканчику. Посетители, все как один, уставились на наши с Бэйбой бальные наряды. Бэйба очень переживала, что не смогла достать мех.
– Чем будем травиться? – спросил Туша, хлопая Имонна по спине.
Имонн был изобретателем, о чем свидетельствовал скромный значок, который он, должно быть специально, перевесил с лацкана своего повседневного костюма на черный пиджак, взятый напрокат. Он пожелал томатного сока, чем вызвал обиду со стороны Туши. Чтобы замять недоразумение, Бэйба сказала, что мы с ней выпьем по полной порции.
Мне пришлось танцевать с Имонном большую часть вечера, он ведь был моим партнером. Он мне уже все уши прожужжал своим «клево», «очень клево». Это были первые бальные танцы, на которые он попал. Его восхищение вызывало почти все: и то, что пол скользкий, и розовый свет повсюду, и оба оркестра, и свисающие с потолка бумажные цветы, и накрытые для ужина столы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27