Там стоял большой дубовый, на тумбах, с ящиками, резной письменный стол, обтянутый обычным сукном цвета бордо. Старинные диван и кресла красного дерева. Люстра модерн со стекляшками, спускалась с потолка, а скромная электрическая лампа с зеленым абажуром, стояла на письменным столе.
Из кабинета вела дверь в комнату, где устроили спальню для Государя. Она выходила окнами в сад и на Днепр. Там стояла складная железная, так называемая из стволов, кровать и немного мебели красного дерева. Высокая кафельная, с лепными украшениями печка в углу. Люстра- под ампир. Из спальни была дверь и в столовую.
В одном этаже с Государем поместился граф Фредерикс и генерал Воейков, а также камердинер Государя. В нижнем этаже расположились: гофмаршал Долгоруков (интимно Валя), генерал-адъютант Нилов, лейб-хирург Федоров и флигель-адъютант Дрентельн, принявший должность от ушедшего Орлова, Начальника Военно-походной канцелярии.
Прочие лица, сопровождавшие Государя, жили или в одном из правительственных зданий на площади или в гостиницах.
Установившийся порядок дня Государя был таков. Вставал Государь в 7 часов и пил чай у себя в комнатах. В 9 часов, в фуражке и защитной рубашке с кожаным поясом в высоких сапогах, Государь выходил из дома и, поздоровавшись со стоявшими у подъезда часовыми, направлялся в Штаб, до которого было не более ста шагов. Его сопровождали: Дворцовый Комендант, дежурный флигель-адъютант и дежурный урядник конвоец.
У наружного подъезда Штаба Государя встречал с рапортом дежурный по Штабу офицер. Государь подавал ему руку и уже только в сопровождении дежурного входил в здание Штаба. На верхней площадке Государя встречали Начальник Штаба Алексеев и Генерал-квартирмейстер 200 Пустовойтенко. Входили в зал. И на столах и на стенах карты. Алексеев начинал доклад.
После доклада Государь возвращался домой, встреченный Дворцовым Комендантом и дежурным флигель-адъютантом, и проходил в свои комнаты. В час Государь выходил в зал, где уже были в сборе все приглашенные к завтраку и свита. Государь здоровался и проходил в столовую. После завтрака Государь беседовал с кем либо из приглашенных, что обычно весьма учитывалось, и затем, поклонившись всем, уходил в свои комнаты. В это время Государь говорил Дворцовому Коменданту о предстоящей прогулке; тот предупреждал меня и делались соответствующие мероприятия.
Около двух с половиной часов подавались автомобили, и Государь ехал, в сопровождении нескольких лиц свиты, на прогулку за город. Отъехав большое расстояние, Государь делал, обычно, большую хорошую прогулку пешком и возвращался домой лишь к чаю.
С момента выезда Государя из дворца, охрана Его Величества лежала на моем отряде. Но при проезде Государя по городу все виды полиции были конечно начеку, делая каждая свое дело. Особенно внимательно выполняли все свое дело, ожидая возвращения Государя, когда публика толпилась, желая видеть Его Величество. Восторженное ура и махание платками встречали и провожали автомобили. Ласково улыбаясь, Государь прикладывал руку к козырьку.
В 5 часов в столовой подавали чай, на котором, кроме Государя, была только свита. После чая Государь занимался у себя в кабинете.
В 7 с половиной часов - обед с приглашенными, список которых составлялся гофмаршалом заблаговременно и утверждался Государем. После обеда Государь разговаривал с лицами, ему по моменту интересными и удалялся в свои комнаты, откуда выходил к вечернему чаю в 10ч., со свитой. После чая, поиграв иногда в домино со своими всегдашними партнерами, Государь, попрощавшись со свитой, уходил в свой кабинет, где занимался за полночь.
С первых же дней вступления Государя в командование, самым близким для него лицом по ведению войны, сделался 201 Начальник Штаба генерал Михаил Васильевич Алексеев, которого Государь знал давно и к которому питал большую симпатию, называя его иногда "мой косой друг".
Генералу Алексееву шел пятьдесят восьмой год. Сын небогатых родителей, он окончил Тверскую гимназию и Московское юнкерское училище (которые в то время много отличались от Военных училищ), откуда в 1876 году поступил прапорщиком в 64 пехотный Казанский полк.
С полком он участвовал в Турецкой войне и, прослужив в нем девять лет, поступил в Академию Генерального Штаба. По окончании в 1890 году Академии, Алексеев служил в Главном Штабе и в течение шести лет состоял профессором Академии.
В Японскую войну был генерал-квартирмейстером третьей армии и заслужил Георгиевское оружие. После войны вновь служил в Главн. Штабе, затем был Начальником Штаба Киевского военного округа (когда очень понравился Государю на маневрах в 1911 г., о чем говорилось в предыдущем томе), затем он был командиром 13-го корпуса, а настоящую войну, сперва был Начальником Штаба Юго-Западного фронта (у Иванова), а затем Главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта.
В последней должности он подвергся, как уже говорилось, большим нареканиям и критике со стороны подчиненных ему генералов. Критиковала его и старая Ставка, и когда состоялось его последнее назначение, злые языки, не без иронии, говорили, что вот, мол, поздавал все крепости немцам и получил повышение.
Среднего роста, худощавый, с бритым, солдатским лицом, седыми жесткими усами, в очках, слегка косой, Алексеев производил впечатление не светского, ученого, статского военного. Генерал в резиновых калошах. Говорили, что он хороший и порядочный человек. Он имел жену, которая, по слухам, была "левая", сына, служившего в Л.-гв. Уланском Его Величества полку.
Назначение Алексеева на его высокий пост подняло большие разговоры среди генералов. Некоторые его приветствовали, а некоторые, из них же первый генерал Рузский, 202 считали его несоответствующим новой должности. Рузский особенно сильно критиковал Алексеева за его работу по войне. Единственно на чем все сходились это на том, что Алексеев человек работящий и необыкновенной трудоспособности. Выбор его объясняли личной симпатией Государя Императора.
В качестве генерал-квартирмейстера Алексеев привез с собою генерала Пустовойтенко. Это был средний, ничем не проявивший, до сих пор, себя, генерал Генерального Штаба, назначению которого удивлялись, разводя руками и поднимая плечи. По виду это был щеголеватый, среднего роста генерал, дополнявший своею франтоватою наружностью то, чего не хватало его начальнику.
Пополнять недостававшие генерал-квартирмейстеру стратегические качества должен был, привезенный Алексеевым, взятый из отставки, некий генерал Борисов, однополчанин Алексеева, его друг, советник и вдохновитель. Алексеев держал его на каких-то неофициальных должностях, что навлекало на него большие нарекания по двум прежним должностям.
Борисов имел какую-то историю в прошлом, был уволен в отставку и это прервало его карьеру. Маленького роста, кругленький, умышленно неопрятно одетый, державшийся всегда в стороне, он заинтриговал сразу многих, а с прежних мест службы Борисова стали приходить целые легенды о его закулисном влиянии.
Позже мне пришлось слышать от одного, весьма авторитетного лица, что генерал Поливанов считал Борисова на границе гениальности с умопомешательством. Прочие лица Ставки оставались на местах. 3-го сентября с фронта, из Вильны, приехал с особым поручением Вел. Кн. Борис Владимирович, командовавший Л.-гв. Атаманским казачьим полком. За блестящее дело полка при Лежно (25 октября 1914 г.) Великий Князь получил Св. Георгия четвертой степени, а 23 ноября был произведен в генерал-майоры и пожалован в Свиту Его Величества. Его любили в полку, он был популярен и это доходило до Государя. Генерал Олохов прислал его доложить в Ставке о положении в гвардейских частях, которые дрались в те дни в районе Вильно.
203 Старая Ставка не жалела гвардию. Жаловались, что гвардию подводили. Обвиняли Генеральный Штаб вообще, обвиняли некоторых генералов Ставки персонально. Вел. Князь Борис Владимирович был уполномочен доложить Государю, что в настоящее время, в двух гвардейских корпусах насчитывалось лишь одиннадцать тысяч человек. Великий Князь был в восторге, что Государь принял командование. Он знал все недочеты старой Ставки. Ему пришлось раз в Царском Селе лично слышать от Государя, что Ставка скрывает от него правду, что Государь не знает, что делается в армии. Великий Князь не мог не выразить своего удивления и посоветовал Государю поставить прямой провод Ставка Дворец и требовать ежедневных докладов. Отсутствие такого провода казалось тем более странным, что кабинет Вел. Кн. Николая Николаевича был соединен прямым проводом с киевской квартирой его супруги.
По словам В. Кн. Бориса Владимировича известие о принятии Государем командования было встречено в гвардии с большой радостью. ,,Старик" - говорили солдаты про Николая Николаевича, - "боится, а Государь с нами." Офицеры же гвардии знали хорошо реальную ценность ушедшего Главнокомандующего.
В это свидание со своим двоюродным братом у Государя возникла мысль сделать его походным атаманом всех казаков и удержать его при Ставке, что бы связало ближе казачество с Государем во время войны. Это и было осуществлено немного позже, а пока же Великий Князь вернулся в полк.
По странному совпадению, в тот самый день, когда Государь беседовал в Могилеве с В. Кн. Борисом Владимировичем, Царица Александра Федоровна, в Царском Селе, приехала к чаю к его матушке Вел. Кн. Марии Павловне.
За двадцать последних лет это был первый случай, что Царица приехала без мужа. Между двумя, немецкими по рождению, принцессами чувствовался всегда холодок. Когда юная принцесса Алиса приехала впервые в Россию погостить к своей сестре, В. Кн. Мария Павловна отнеслась тогда очень любезно и даже покровительственно. Когда же принцесса Алиса сделалась Императрицей, Великая Княгиня Мария Павловна, будучи старше 204 ее по годам и опытнее в жизни, будучи женой дяди Государя, думала, что она, зная хорошо Россию и столичное общество, сможет быть как бы руководительницей молодой Царицы в ее первых шагах. Этого не случилось. Скрытная, замкнутая для всех, кроме мужа, молодая Императрица оставалась недоступной и для ее влияния. Этим породила известный холодок. Затем вопрос о престолонаследии, о чем говорилось выше, дал еще больший осадок. И вдруг Царица приехала по собственной инициативе и подарила Великую Княгиню (тетку) долгим и откровенным, шедшим как от сердца, разговором.
Царица жаловалась, что ее не понимают и, потому все, что она делает, истолковывается против нее. Она жаловалась на Вел. Кн. Николая Николаевича и приводила доказательства, как он оттеснял Государя от армии, как скрывал от Государя правду. Говорила об интригах сестер-черногорок, направленных в ущерб Государю и Наследнику. Давала понять, что ей известно из их действий то, что грозило не только ей, но и Государю. Все, что говорила Царица, дышало искренностью и произвело большое впечатление на Великую Княгиню. Много лет спустя, говоря со мной о той беседе, В. Кн. Андрей Владимирович повторял не раз: "Государыня рассуждала тогда логично и правильно".
10-го сентября в Ставку приехал брат Государя Вел. Кн. Михаил Александрович, блестяще командовавший на войне Кавказской туземной конной дивизией, которую называли "дикой".
Объявление войны застало Великого Князя в Лондоне, где он жил со своей морганатической супругой Наталией Сергеевной Брасовой.
Остававшиеся в России друзья Великого Князя, сейчас же после объявления войны, послали ему телеграмму, что они ждут его возвращения в Россию. Побывав у Короля и, узнав от него, что Англия скоро присоединится к России, Великий Князь телеграммой просил у Государя разрешения вернуться в Россию, дабы стать в ряды войск. Наталия Сергеевна была против этого и уговаривала мужа поступить в английскую армию.
205 Государь телеграммой разрешил возвращение и просил заехать в Данию за Императрицей Марией Феодоровной. На это Великий Князь телеграфировал, что он предполагает выехать с семьей, что исключает возможность заезда за Императрицей и просил разрешения въезда в Россию и его жене. Разуверенный одним из бывших адъютантов Великого Князя, что тот не любит своей жены, Государь колебался. Однако, некоторые Великие Князья доказали Государю, что сведения экс-адъютанта неверны и Государь дал разрешение на въезд и Наталии Сергеевне.
Приехав, Великий Князь поселился с женой в Европейской гостинице, в Петербурге. Это произвело целую сенсацию, пошли всякие толки и Великий Князь, купив небольшой дом с садом в Гатчине, перевез туда семью. Великий Князь был произведен в генерал-майоры и зачислен в Свиту Его Величества. 30-го августа, в день Св. Александра Невского, Великий Князь впервые надел генеральскую форму и отправился в Петропавловскую крепость на панихиду по державному отцу и деду.
Вскоре состоялось и назначение Вел. Князя Начальником "Дикой" дивизии. Кавказская туземная конная дивизия была составлена из кавказских горцев, сведенных в шесть полков по национальностям: Кабардинский, Дагестанский, Чеченский, Татарский, Черкесский и Ингушский. Многие всадники даже не говорили по-русски. Офицеры были кадровые, многие из гвардии, многие знатных кавказских фамилий. Начальником дивизии был назначен сначала князь Орбельяни, но, как только стало известно о возвращении В. Кн. Михаила Александровича, то Наместник, граф Воронцов-Дашков, просил Государя, в знак внимания и милости к народам Кавказа, назначить Начальником дивизии своего Августейшего Брата.
Так состоялось назначение Великого Князя Начальником той дивизии, покрывшей себя неувядаемой славой в Великую войну, как и большинство частей Русской Императорской армии.
Командиром первого полка дивизии - Кабардинского, состоял сын Наместника, полковник граф Илларион Воронцов-Дашков, единственный адъютант Великого Князя, 206 оставшийся при нем в период немилости. И теперь, командуя полком, граф продолжал носить те простые адъютантские аксельбанты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38