– Да никому всё это не нужно. Подумаешь! Нет в этом народе настоящих людей. Была когда-то моя мать, был я. Но мать влюбилась в гохи. И родила меня… мне на горе. Всем на горе! А я… я… ранен…
Читрадрива помолчал, затем вынул из кармашка пояса перстень, потряс им в воздухе и продолжил:
– Так что я убью князя. Столько лет ждать этого момента, найти отца так внезапно… Не могу простить его. Не могу забыть! Он у меня помучается! Я испытаю на нём худший из видов хайен-эрец. И перстнем твоим поиграюсь… Из-за него меня столько унижали, и не только меня! Теперь я понял, отчего матушка так быстро зачахла…
– Вот именно, – оборвал его горестные словоизлияния Карсидар. – Ты не прав. Подумай только хорошенько, и сам всё поймёшь. Ты был рождён не от ненависти, но от любви. От большой любви, Читрадрива. Твои родители расстались из страха перед злой молвой. Ты вот давеча толковал мне насчёт всемирной власти гандзаков. Подумай, если бы они не были презираемым народом, вдруг всё сложилось бы удачнее. А, Читрадрива?
Тот лишь с потерянным видом молчал.
– Кроме того, разлука разбила их сердца. Князь ведь так и не женился, как видишь. А твоя мать умерла совсем молодой. Как знать, вдруг она сильно затосковала по любимому…
И Читрадрива не выдержал. Опустившись прямо на землю, обхватив свою несчастную сумасшедшую голову обеими руками, он тихонько заныл, застонал и заговорил:
– Я не понимаю, что происходит. Совершенно не понимаю! Моя дорогая матушка оказалась на поверку добровольной любовницей гохи, а папаша нашёлся в виде миленького знатного дедушки… Но я представлял его всю жизнь! И всю жизнь представлял, с каким наслаждением убью его, разорву в клочья… А теперь… Теперь не знаю, что делать. Совсем! Даже более того – не подозреваю. Спаси меня, Карсидар! Спаси, если можешь. А нет, так убирайся, не мешай презренному гандзаку гибнуть в одиночестве. Пошёл прочь!
Но Карсидар не уходил.

Глава X.
НОЧЬ В ПРЕДГОРЬЕ

Темнота наползала с непривычной стремительностью. Вскоре мрак окутал всё, лишь пламя костра выхватывало из него неширокий круг, на размытой границе которого притаились неверные полутени.
– Ох, далеко же мы забрались! – прошептал Сол, боязливо оглядываясь кругом. Хотя что можно различить в такой тьме…
Пеменхат поплотнее закутался в шерстяное одеяло. Холодно. А ему, старику, вдвое холодней, чем прочим. Впрочем, гандзаку, видать, тоже не слишком уютно. То ли они оба действительно плохо переносят холод, то ли сам Читрадрива любит тепло в силу своего происхождения…
Гм! Ну и оборот получился с этим малым.
– Эй, Дрив, чего приуныл? – как можно дружелюбнее спросил Пеменхат.
Читрадрива тяжело вздохнул, завозился под своим одеялом, натянул его до самого подбородка и промолвил:
– Я и не думал унывать. Так, просто.
– Что, переход сегодня выдался тяжёлым?
– Ага. Да и холодновато становится.
– Ну, что ты хочешь! Горы.
Действительно, теперь уже трудно было поверить, что ещё несколько дней назад они изнывали от жары. Чем выше поднимались, тем холоднее становилось. Спасибо Векольду, одеяла дал. Дорогу показывать наотрез отказался (как же! сыночка на гибельный путь самолично подталкивать?!), но пару полезнейших вещиц подбросил. Вот и одеяла тоже – хорошие такие, тёплые и одновременно лёгкие. И продукты пришлись как нельзя более кстати. Особенно приправа из сушёных грибов. Хороша южная кухня, но в грибах здесь явно ничего не смыслят. Вот он сейчас приготовит такой суп, что просто пальчики оближешь! То-то спутники порадуются…
– Слышь, Дрив, помешай в котелке, как бы не пригорело.
Читрадрива снова вздохнул.
– Послушай и ты, почтенный Пеменхат. Мы же договорились, что вы станете называть меня Дривом на людях, чтобы те не заподозрили чего о моём происхождении. А здесь горы, здесь свидетелей нет…
Вновь всплыла опасная тема! И старик почти физически ощутил, до чего плохо, до чего неуютно Читрадриве. А тот то ли застонал, то ли охнул, затем повернулся на бок и докончил:
– В общем, довольно язык ломать. Называй меня моим настоящим именем. Полным. Читрадрива я. Понял?
Настоящее имя! Если так, то к имени Читрадривы следует добавлять титул «ваша светлость», потому что он оказался княжичем, пусть и незаконнорожденным. Правда, он отнюдь не рад этому факту. Да и «ваша светлость Читрадрива Люжтенский» звучит, мягко говоря, несколько странно.
А глаза-то его как сверкали, когда Векольд распространялся насчёт прошлого своего господина! И то сказать, Пеменхат пару раз слышал, как Читрадрива обещал убить своего папашу, если таковой найдётся. И вот пожалуйста – объявился. Да не простой солдафон, не грубый мужлан какой-нибудь, а сам князь Люжтенский! Утончённой души человек, коллекционер редкостей и ценитель всего необычного. И вдобавок оказалось, что он вовсе не бесчестил мать Читрадривы. У них была любовь! Настоящее большое чувство, какое не всякому в жизни выпадает. И ребёнок их был зачат не в отвращении и ненависти, но в любви…
А мать всю оставшуюся жизнь лгала. Лгала всем, в том числе и сыну. Бедная Ханая! Из рассказов Читрадривы было ясно, что после его рождения она прожила недолго. Ещё бы. Каких усилий стоило ей представлять перед всеми любимого человека низменным подонком! Вдобавок зная, что и князь любит её, и что он тоже ранен неотвратимой разлукой на всю оставшуюся жизнь. Ранен в самое сердце…
Милосердные боги! Спасибо вам, что вы так быстро отняли жизнь у несчастной женщины. Странно только, что сохранили жизнь князю. Может, он вовсе не любил свою Ханаю? Хотя нет, ведь он так и не женился. Очевидно, по каким-то соображениям, ведомым одним лишь высшим силам, было решено оставить Люжтена в живых. Скорее всего, чтобы он рассказал обо всём сыну. Либо мужское сердце просто крепче женского. В этом Пеменхат имел несчастье убедиться на собственном опыте.
Силипа!..
– Суп, – охнул Карсидар, бросаясь к костру.
Пеменхат всплеснул руками и, сбросив одеяло, тоже поспешил к котелку. К счастью, не вся вода ещё выкипела. Просто долить чуть-чуть, поварить немного, и можно приниматься за еду. Ничего страшного.
– Я же сказал, помешай, – проворчал он, обращаясь к Читрадриве.
Нельзя допустить, чтобы парень впадал в отчаяние. Нужно расшевелить его, и как можно быстрее.
– А кто у нас повар? – возразил из-под одеяла Читрадрива.
– Но я же просил тебя помочь.
– А мальчишка на что?
В самом деле, почему Сол не следил за супом? Совсем разболтался в походе мальчишка, какой из него помощник будет, когда они вернутся…
Стоп! Возвращаться-то куда?
Пеменхат смущённо кашлянул и посмотрел исподлобья на Сола. Оказалось, что тот спал, привалившись спиной к тюку с вещами. Умаялся паренёк, вот что.
– Да, здесь нет его вины. Дорога становится трудной для мальчика, – сказал Карсидар, но тут же смущённо умолк, зная, насколько неприятна старику его пробуждающаяся способность к чтению чужих мыслей.
– Ладно, пусть спит, – мягко согласился Пеменхат.
– А ты не спишь, – продолжил Карсидар. – И раз уж я… извини… верно догадался, о чём ты думаешь, то ответь мне, почтенный Пем: что ты будешь делать дальше? Пойдёшь с нами в Ральярг или нет? Доведёшь ли до входа или оставишь сейчас? Мы близко, поэтому давай будем решать, как быть дальше.
Дальше! Легко сказать. А сделать? И что сделать, самое главное…
– Так пойдёшь или нет?
– Да не пойдёт он, чего ты пристал к человеку, – простонал из-под одеяла Читрадрива, точно говоря: хватит, замолчи, ни слова больше; у меня голова раскалывается от боли, каждый звук камнем падает на душу. Так что замолчи…
А Пеменхату страшно не нравилось, когда решали за него. Пусть даже Читрадрива говорит чистейшую правду, всё равно он вмешался напрасно. Не следует ему так себя вести.
Но что же теперь делать? Протестовать? Уверять Карсидара, что он пойдёт в проклятый Ральярг?
В проклятый ли?.. Тот ещё вопрос!
Тем не менее, скреплять печатью согласия собственный смертный приговор Пеменхат вовсе не собирался, поэтому ответил как можно твёрже:
– Ты совершенно прав, Читрадрива. Я не пойду с вами… через границу.
За последние несколько дней старик успел изменить своё мнение насчёт Ральярга и его обитателей, однако по-прежнему предпочитал не упоминать названия этой страны из чистейшего суеверия (не накликать бы беду!).
– Что такое? В чём дело? – в голосе Карсидара чувствовалось плохо скрываемое настойчивое желание переубедить спутника. Да уж, при их знакомстве в трактире на Нарбикской дороге он сыграл гораздо лучше, чем теперь!
– Дело в том же, про что я говорил и прежде, – отвечал лениво Пеменхат. – Я как считал, так и продолжаю считать: в Ральярге живут проклятые колдуны, и соваться туда почтенному человеку…
Карсидар тихонько, но явственно хихикнул.
– …совершенно незачем, – мужественно докончил Пеменхат, чем вызвал у Карсидара новый смешок, уже более громкий.
– Эй, почтенный, но ведь на самом деле ты так не думаешь, – слабым голосом проговорил Читрадрива, высовывая из-под края одеяла верхнюю часть лица.
Проклятый колдун! Придержал бы лучше язык.
– Ну, не думаю, – нехотя начал Пеменхат и тут же поспешил уточнить:
– То есть, не совсем так думаю.
– То есть, совсем не так, – перебил его Карсидар.
Читрадрива пробормотал что-то на своём тарабарском языке и вновь натянул на голову одеяло.
– Ну, ладно уж. Чего там. – Пеменхат окончательно смутился. – Вижу, колдуны такие же люди, как и все прочие. Вон даже ты, Карсидар. Черти б вытянули из брюха мои потроха, лучший из сегодняшних мастеров оказался урождённым колдуном! А заправский колдун, – ты уж прости меня за недоброе слово, Читрадрива! – сыном родовитого вельможи. Ну, как такое укладывается в моей седой башке?! Я же думал, оно как? Гандзаки эти и прочие всякие – вроде заразы, что ли. Чума, и та лучше. У них всё не так, как у людей. У них нету всего… этого…
Старик замялся, нелепо жестикулируя и пытаясь подобрать нужные слова. Карсидар уткнулся подбородком в сложенные на коленях руки и тихонько сопел, чтобы не расхохотаться.
– И что же у нас не так? – донеслось из-под одеяла.
– Ну… семья и прочее, – неуверенно сказал Пеменхат.
– Ты что, почтенный, наших ялхэдем никогда не видел?
– Чего-чего?
– Это ты про детей, что ли? – неуверенно спросил Карсидар.
– Про детей, про детей, – подтвердил Читрадрива. – Раз есть взрослые гандзаки, должны же они откуда-то появляться, чтобы губить честный люд. А тут, гляньте-ка – бегают голопузые ялхэдем! Самое время заподозрить неладное и понять, что у этих колдунов тоже есть семьи и всё такое прочее.
Хоть Читрадрива рассуждал с явным неудовольствием и из-под одеяла не высовывался, радовало то, что он хотя бы заговорил. И даже пытался передразнить Пеменхата.
– Так-то оно так, – согласился старик, однако подумав, выложил ещё одно соображение, которое, правду сказать, очень его смущало:
– Да только поговаривают, что вы… того… детей едите.
Карсидар поперхнулся очередным смешком и долго молча смотрел на Пеменхата. Лицо его при этом всё больше вытягивалось.
– Так что, я пытался сожрать Сола? – вполне серьёзно спросил Читрадрива.
– Нет, но…
– Или я чем-то обидел его?
– Нет, вы как-то сразу поладили, – начал оправдываться Пеменхат. – Но это и выглядело подозрительно.
– О боги, до чего суеверным идиотом ты оказался! – процедил сквозь зубы Карсидар.
– Это не я, – защищался Пеменхат. – Все так говорят.
– Выжившие из ума старухи! – злился Карсидар.
– Да не думал я, что среди нас людоед! – воскликнул Пеменхат. – Не думал! И в мыслях не держал. Просто я не доверял Читрадриве. Станешь тут недоверчивым, когда болтают такое…
– Ладно, успокойтесь оба, – примирительно сказал Читрадрива. – В конце концов, это не более чем забота о сохранении потомства. Так поступают даже животные, даже последняя неразумная тварь, не то что порядочные люди. И откуда старому гохи знать, что наши законы запрещают есть человечину!
– Правда? – искренне обрадовался Пеменхат.
– Поменьше слушай пустопорожнюю болтовню, старик, да повнимательней следи за супом. Не то мы точно без ужина останемся. И тогда уж придётся мне позабыть об извечных законах народа и поджарить тебя на костре вместо доброго быка.
Пеменхат опять всплеснул руками и бросился к котелку. Карсидар с облегчением захохотал. Смеялся, хоть и слабо, Читрадрива. Неприятный получился разговор, но нет худа без добра – гандзак стал понемногу приходить в себя.
Суп сварился. Попробовали разбудить Сола, но тот, не открывая глаз, замахал руками, пролепетал что-то неразборчивое, перевернулся на другой бок, спиной к костру, свернулся клубочком и засопел. Тогда Читрадрива встал, прикрыл его своим одеялом и сказал, подсаживаясь к костру:
– Ладно, пусть спит. Вымотался мальчик совершенно. Оставим ему суп в котелке, утром поест.
После этого некоторое время говорили ложки. Читрадрива тоже ел, правда, не слишком охотно, однако стремился не отставать от других. Когда перестук смолк, а на дне осталась лишь предназначенная Солу порция, Карсидар вытер губы рукавом, смачно причмокнул и заметил:
– А ты не разучился готовить, почтенный Пем.
– Конечно нет! Даже наоборот, расширил меню. Его светлость милостиво подарил мне парочку таких рецептов…
Пеменхат запоздало сообразил, что упоминать сейчас о князе, мягко говоря, не совсем желательно, и с беспокойством посмотрел на Читрадриву. Гандзак болезненно сжал губы, но промолчал.
– Значит, тебе понравился князь? – спросил Карсидар, словно не понимая чувств Читрадривы, который содрогнулся и весь съёжился.
– Ну, неплохой человек… Ну, и что с того? Зачем о нём говорить?..
Пеменхат выразительно глянул на Карсидара (может, он сообразит, в чём дело и замолчит), но тот продолжал, как ни в чём не бывало:
– Нет-нет, не увиливай. Я так понимаю, если ты не собираешься идти с нами в Ральярг, то вернёшься к Люжтену? Не так ли, почтенный?
«Далось тебе моё решение», – подумал Пеменхат, досадуя на непреклонность Карсидара. Вслух же сказал:
– Куда пойти потом, дело моё. Тебя это не касается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66