Еще немного отредактировать – и можно отправлять в газету.
Завариваю крепкий кофе, включаю телевизор.
Террористический акт в районе сектора Газы.
Еврейские дети из окрестных поселений ехали в школьном автобусе на занятия. Их охраняли два военных джипа. Террорист в машине, начиненной взрывчаткой, устремился к автобусу. Джипы перегородили ему дорогу. Солдаты погибли. Дети остались живы.
Господи! Когда же это кончится?! На экране девочка лет восьми с молитвенником в руках, она ехала в автобусе.
– Когда террорист врезался в джип, раздался очень сильный взрыв и я упала на пол. Все упали на пол автобуса, и на нас посыпались стекла. Я лежала на полу и молилась, чтобы солдаты в джипе остались живы... Но они погибли.
Это невозможно слушать. Выключаю телевизор. Нужно сосредоточиться и отредактировать статью, чтобы срочно отправить ее в редакцию.
Все. Последние строчки. Отправляю. Проверяю – статья отправлена.
Принимаю душ. Иду к кровати.
Телефон. Нет. Не сейчас. Надо отключить его. Звонит не умолкая.
Сон смежает веки. Ощущение реальности покидает меня, но я все же снимаю трубку:
– Але...
– Фира... он погиб.
– Кто?! Кто погиб? Кто это говорит? – Вскакиваю с кровати. – Але! Кто погиб? Говорите же! Не молчите!
– Алеша... Алеша был в джипе.
– Але! Алена! Алена!..
Телефонные гудки грохочут в моей голове. Набираю ее сотовый. Он молчит. Звоню Вите. Он уже знает о несчастье.
– Я еду. Я сейчас выезжаю!
– Фира, умоляю, будь осторожна. Ты так неуверенно водишь машину.
– Я уже лучше. Я... Он спас детей от смерти.
– Да, сорок пять детей. Закрыл своим телом... от смерти.
I – Он был такой талантливый! Настоящий Эйнштейн. И что теперь будет с Аленой? Бедная девочка...
...Вот уже вторые сутки я сижу с Аленой и родителями Алеши в их съемной квартире в Хайфе. Родители Алеши всего месяц в Израиле. Продали квартиру, как говорил Алеша, и приехали, чтобы быть с детьми.
По еврейскому обычаю, близкие родственники сидят поминальную семь дней. Все время приходят люди: друзья Алеши и Алены, знакомые, посторонние, спасенные дети, их родители, журналисты.
Мама Алеши показывает его детские фотографии и говорит, говорит, говорит – так выливается ее горе... Отец молчит.
Алена до сих пор не проронила ни слова. Все мои попытки вывести ее из этого ужасного оцепенения безуспешны.
Двери открыты. Входят двое молодых ребят в солдатской форме.
– Мы должны передать родителям Алекса вещи, которые были с ним в джипе.
Они выкладывают на стол перочинный нож с покореженной ручкой, пилотку и обугленную черную книгу.
– «Черный обелиск» Ремарка! – вскрикивает Алена, прижимает обугленную книгу к губам. – Я дала ему почитать в субботу.
Это похоже на страшное пророчество. «Черный обелиск», превращенный взрывом в черный пепел...
– Аленушка, родная, наконец-то ты заговорила! Тебе нужно выпить чаю, съесть кусочек хлеба. Девочка моя...
Веду ее в кухню, усаживаю на табурет.
– Фира... я беременна.
– Правда?
– Да. Завтра будет два месяца.
– Алеша знал?
– Нет. Никто не знал. Я решила, что забеременею и тогда он меня никогда не бросит... Я перестала пить противозачаточные таблетки... а он все равно меня бросил.
– Нет! Это не так. Он ушел и оставил себя тебе... Что ты будешь делать?
– Растить Алешу...
– Конечно. Извини, я задала дурацкий вопрос. Давай скажем Алешиным родителям. Это поможет им перенести горе.
– Скажи...
Подношу чай к ее губам. Она делает несколько глотков, отодвигает чашку, опускает голову на руки.
Я не могу смотреть, как рыдания сотрясают ее детские плечи, но она должна плакать, чтобы вылить из себя этот нескончаемый поток горя.
Глава 11. ГЕРА
Через час мой самолет в Тель-Авив. Все же не выдерживаю, набираю номер телефона в Иерусалиме:
– Раиса Борисовна, здравствуйте. Мне очень нужна Фира.
– Фиры сейчас нет дома. Что ей передать?
– Это говорит Гера. Георгий Михайлович.
– Как я рада, что вы звоните! Как рада! Что передать дочке?
Я вдруг соображаю, что Раиса Борисовна старше меня всего на два года.
– Понимаете... Я очень люблю вашу дочь... Я вылетаю сейчас в Тель-Авив. Хотел сделать сюрприз, но в последний момент решил позвонить.
– Господи! Какое счастье! Георгий Михайлович! Секунду подождите, возьму ручку, чтобы записать номер вашего рейса.
«Цифры имеют большое значение» – это Фира. Я не обратил внимания на отрывной талон, просто взял и пошел, а теперь, подходя к трапу, вспомнил о нем.
Вспомнил, чтобы посмотреть номер моего места в самолете. Я делаю то, чего не делал никогда в жизни. Я загадываю. Говорю себе: «Если номер моего места заканчивается на цифру один, значит, я принял правильное решение и у меня будет в Израиле все хорошо. А если нет, то – нет...» Смотрю в отрывной талон – 21. День моего рождения!
Чувство невероятной, буйной радости охватывает меня. Да ладно, это же просто совпадение. Просто совпадение. Нет! Это не совпадение. Это день моего рождения!
Мне хочется приподнять стюардессу и закружить, закружить эту красивую шатенку с синими глазами. Самолет израильский, а она вдруг говорит по-русски, правда с акцентом:
– – У вас очень хорошее настроение.
– Да! Прекрасное!
– Это видно по глазам. Приятного полета.
– Спасибо.
Сажусь, пристегиваю ремень, достаю оставшиеся десять страниц Фириного послания.
«Еврею нельзя пытаться узнать свое будущее. Когда Моисей привел еврейский народ к Земле Обетованной, он обратился к Всевышнему с просьбой рассказать ему о будущей судьбе своего народа. И Всевышний ответил Моисею: «Я не могу сказать тебе, что будет с твоим народом, но если ты проанализируешь, что было, то сам поймешь, что будет».
Дорогой, любимый мой Гера, когда ты приедешь ко мне в Израиль, твоя жизнь сложится очень хорошо. И совсем не из-за меня, а благодаря тебе самому. Проанализируй свое прошлое, и ты поймешь, что я права».
Фира, Фирочка... Эстер... Скоро я увижу тебя, прижму к себе крепко-крепко, чтобы никогда больше не расставаться с тобой...
Самолет взлетает. Глаза слипаются. Видимо, переживания последних дней дают о себе знать...
Чудная шатенка с синими глазами – милая стюардесса с местечковым акцентом разносит обед, проплывает мимо меня.
– Девушка, будьте добры, разбудите, когда Израиль будет под крылом самолета. Я его никогда не видел.
– С удовольствием разбужу! Он такой красивый! Покушайте и спите спокойно.
Мгновенно проглатываю содержимое всех пластмассовых тарелочек, принесенных мне заботливой Яэль – так зовут мою новую знакомую, – и неожиданно проваливаюсь в глубокие сонные дали.
– Господин Георгий, это будет через пять минут.
– Что?
– То, что вы хотели увидеть, – Израиль! – Яэль радостно улыбается, подает мне джин с тоником.
– Лыхаем!
– Лыхаем!
И вдруг все люди в самолете начинают хлопать в ладоши, кричать: «Израиль!» – и петь «Хаванагилу».
Головокружительное счастье, незнакомое, неведомое раньше чувство причастности к своему народу охватывает меня.
Там взрывы почти каждый день, люди погибают, а их глаза светятся такой радостью – Израиль!
Смотрю в иллюминатор и не верю своим глазам. Далеко внизу дома – спичечные коробки, нитки – дороги и магистрали, и все это сверкает тысячами огней. Словно кто-то рассыпал поверх всего бриллианты. Что же это сверкание среди бела дня? Спрашиваю у стюардессы.
– Как, вы разве не знаете?
– Нет.
– Это и есть бриллианты, но их можно увидеть только из иллюминатора самолета. Когда Моше – наш пророк...
– Моисей?
– Да. Когда Моисей получил от Всевышнего скрижали Завета, они были сделаны из огромного цельного куска бриллианта. Моисей был на вершине горы и общался со Всевышним сорок дней. Еврейский народ решил, что Моисей больше не вернется, перестал его ждать и отлил себе золотого тельца, чтобы поклоняться ему. Возвращаясь к народу, Моисей увидел это и в сердцах сбросил скрижали Завета с горы. Скрижали разбились на тысячи осколков и разлетелись по всей Земле Обетованной, но только с самолета можно увидеть их сверкание.
– Потрясающе!
Заворожено смотрю в иллюминатор.
– Сверкает!
– Поверили? – восхищенно смотрит на меня Яэль.
– Конечно.
– А я пошутила.
– Что же тогда сверкает?
– Зеркала солнечных бойлеров. Их тысячи в Израиле. Почти на всех крышах. Чтобы в домах была горячая вода. От солнечной энергии. В полдень лучи солнца падают на эти зеркала под таким углом, что они сверкают, как бриллианты. Вам просто повезло с рейсом.
– Мне прежде всего повезло с вами, дорогая Яэль.
Глава 12. ГЕРА И АНЯ
Ставлю чемодан на тележку. А вдруг Фира приехала в аэропорт? Вдруг я увижу ее через несколько минут? Вливаюсь в поток выходящих людей. Просторный зал переполнен встречающими.
Отделяюсь от толпы, иду особняком, чтобы меня можно было легко заметить, и вдруг натыкаюсь глазами на свою маму.
Мне становится не по себе. Словно электрический заряд пробивает голову. Это правда: я вижу мою маму. Ее глаза, волосы, губы. Я вижу мою маму, но ей всего лет десять-одиннадцать, не больше. «Моя мама» тоже смотрит на меня. Наши взгляды соединяются.
«Не забудь, что ты летишь в страну сумасшедших», – звучит вдруг во мне голос Норы. «И что нужно делать?» – спрашиваю я. «Соображай сам».
«Моя мама» отделяется от толпы, идет мне навстречу. Подходит. Останавливается. Улыбается открыто, приветливо.
– Здравствуйте. Вас зовут Гера. Вы – мой папа. Мама говорила, что вы обязательно к нам приедете. Когда-нибудь.
– Скажи: тебя зовут Аней?
– Да...
– И ты – моя мама, то есть я хочу сказать, ты очень похожа на мою маму. Ее не было в живых в России, а теперь она словно ожила. Можно тебя обнять?
– Да...
Я беру ее на руки. Мою маленькую маму. Мою Аню.
– Ой, как интересно с высоты! Подержите меня еще.
– Называй меня на «ты».
– Беседер.
– А где Фира?
– У нее случилось большое несчастье. Вчера во время террористического акта погиб ее хороший друг. Мама сейчас в Хайфе у его родителей.
– Ты что же, одна приехала?
– Нет, с бабушкой. Ты не устал держать меня на руках как маленькую?
– Я и не заметил, что все еще держу тебя. А как ты меня узнала?
– Я тебя всегда знала. У меня твоя фотография над кроватью висит.
– Мама говорила тебе, когда именно я приеду в Израиль?
– Когда ты сможешь его понять.
– И тебе не казалось это странным?
– Нет. Это просто. Например, тебе дают драгоценный камень, а ты в них не разбираешься. Он необработанный, и не сверкает, и ничем тебя не привлекает. Ты думаешь, что это просто стекляшка какая-то, и выбрасываешь его в мусорный ящик. Что это значит?
– Что значит?
– Это значит, что тебе его дали рано. Ты еще не способен его понять. Объяснила?
– Да.
Мы подходим к Фириной маме. Я видел ее дважды, но она почти не изменилась с тех пор. Ее глаза излучают такое тепло, что я чувствую его кожей. Обнимаю ее.
– Мы сейчас поедем в Хайфу, ладно, бабушка?
– А как быть с чемоданом?
– Не беспокойтесь, Георгий Михайлович, я отвезу его в Иерусалим.
– Тяжело! Как вы одна?
– Таксист поможет.
Аня убегает купить кока-колу.
– Раиса Борисовна, как же так, я ведь ничего не знал про дочь!
– Это все Фирочка... Только вот смотрю я теперь на вас двоих и думаю: она была права. Тяжелый Фирочка путь выбрала к вашему сердцу. Долгий, нелегкий, но верный. Самый верный...
– Анечка так на мою маму похожа! Мистика...
– Гены...
...Всю дорогу в Хайфу я разговариваю с дочерью. Господи! Какое наслаждение! Словно возвращаю моей ушедшей мамочке все неотданное ей тепло и внимание. И как хорошо мне с ней! И ей со мной. За полтора часа дороги я влюбился в собственную дочь. У меня такое чувство, что мы вообще с ней никогда не расставались.
Поднимаемся по лестнице дома, указанного в адресе. Анечка только что рассказала, как она с подружками подшутила над мальчишкой из их класса. Хохочем. Вдруг она прикладывает палец к губам:
– Мы пришли в несчастье.
– Вообще-то, так не говорят по-русски... Но ты права. Нам нужен пятый этаж. Последний.
– Да. Знаешь, папа, я такая счастливая сейчас, что мне стыдно туда входить.
Она идет впереди. Я останавливаю ее, поворачиваю к себе, смотрю ей в глаза.
– Мне тоже стыдно. Но не только поэтому.
– А почему еще?
– Потому что...
– Я знаю. Потому что ты долго-долго не мог понять.
– Да... Аня, я тебя очень люблю.
– Я тоже, папа, тебя люблю. И уже давно, много лет.
Я снова беру ее на руки, прижимаю к себе. Рыдания сжимают мне горло.
– Не бойся, – Аня ласково гладит меня по голове, – мы теперь никогда не расстанемся. Правда?
– Правда.
Двери квартиры открыты. Два солдата выходят из нее. Их глаза опущены. Держу Аню за руку, хотя на самом деле сам держусь за нее, за ее хрупкую ладошку.
– Здравствуйте, а где Фира?
– На кухне. Проходите.
Идем на кухню. Фира сидит за столом рядом с рыдающей девочкой. Они плачут. Горько, безутешно, не замечая ничего вокруг.
– Мама, – не выдерживает Аня, – я тебе папу привезла! Геру!
– Фира, сегодня семнадцатое марта – первый день Пурима. Исполнилось твое пророчество.
Она поднимает голову, смотрит на нас с Аней непонимающе, неистовые рыдания сотрясают ее.
– Мамочка, папа навсегда к нам приехал! На всю жизнь! Мы теперь никогда не расстанемся! – кричит Аня, словно Фира разучилась слышать.
Я не выдерживаю, сгребаю в охапку всех троих: мою мисс Вселенную, и мою «маленькую маму», и эту третью девчонку, рыдающую рядом. Обнимаю, вытираю им слезы. Третья девчонка смотрит на меня оторопело глубокими цыганскими глазищами.
– Алена, это Гера мой. Гера приехал...
– Девочки дорогие, умоляю, давайте поедем в Иерусалим. Нас там уже заждались.
– Аленушка, поехали с нами. Прощаемся с родителями погибшего парня. Смотрю на его прекрасное лицо в черной рамке, и словно что-то обрывается в моем сердце.
...Поздним вечером Раиса Борисовна хлопочет на кухне. Мы с Фирой, Анечкой и Аленой распаковываем мои вещи. Достаю картонную коробку с Фириными письмами.
– Вот, прочел твое послание до конца. Прочел – и приехал.
Фира ошарашенно смотрит на собственные строчки.
– Откуда это у тебя, Гера?
– Как – откуда? Ты же сама мне их прислала. Посылку эту.
– Я? Ничего я не посылала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32