У Икки просто бабушка была рьяной коммунисткой и настояла назвать ее именно так и никак иначе.
– Не вижу никакой связи! – Амур Александрович оторвал взгляд от блокнота и быстро-быстро заморгал.
– Да что тут непонятного! Ее имя расшифровывается как Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала. Анжелку родители так назвали после просмотра двух серий популярного тогда фильма об Анжелике и Жофрее. Пульхерия тоже стала жертвой пристрастия своих родителей – они у нее филологи, специалисты по творчеству Гоголя. Вероника Адамовна и Аполлинарий Модестович дали ей такое имя в честь героини гоголевской повести «Старосветские помещики».
– Ну, это все лирика! Подведем итоги...
– У меня пересохла ротовая полость! – перебила супруга Глория Евгеньевна.
– Налейте ей чаю, а то она не успокоится! – раздраженно воскликнул Амур Александрович. Я оторвала самую неприличную часть своего тела от стула и пошла на кухню. Бабушкин секретарь подпрыгнул, будто все это время сидел на пружине, сжимая ее весом своего тела, и поскакал вслед за мной, выкрикивая:
– Я говорю, настало время подвести итоги!
– Какие еще итоги? – Эта парочка начинала раздражать меня все больше.
– Общение с подругами возможно лишь в одном случае – если они последуют вашему с Полиной Петровной примеру и снова соединятся законным браком со своими мужьями. Если они будут вести нормальный образ жизни в полноценной ячейке общества!
– А кто вам сказал, что я еще раз выйду замуж за Власа? – Я оторопела от подобной наглости.
– Это дело уже решенное, – твердо проговорил он и снова высморкался.
– А кто, позвольте полюбопытствовать, это может решить, кроме меня? – спросила я, заливая пакетик бергамотового чая кипятком.
– Как – кто?! Вы меня удивляете! – зашевелились влажные губы Амура Александровича. – Вчера на партийном собрании вы у нас висели на повестке дня! – Он, в свою очередь, был так изумлен моим непониманием, что из его слов выходило, будто бы я «висела на повестке». – Все члены партии вчера битый час потратили на обсуждение вашей персоны и пришли к общему решению – вы должны опять выйти замуж и вести скромную жизнь, дабы не запятнать безупречную репутацию своей бабушки. Поверьте! – еще больше воодушевился Рожков. – Ее есть кому запятнать и помимо вас! (Я имею в виду репутацию.) Взять, к примеру, сына Веры Петровны – этого идиота Жорика! – Он расходился все больше и больше. – Это ж вообще изверг какой-то! Вчера хотели провести собрание в комнате вашей бабушки, так он со своей сожительницей Зойкой как начали орать – мол, у нас своя семья и нечего тут балаган устраивать! Пришлось всем идти к Зинаиде Петрыжкиной, что этажом ниже живет.
– Да... с Гузкой нашей Мисс Бесконечности не повезло, – задумчиво проговорила я и добавила: – Вообще с Зожорами.
– Что? Что вы такое сказали? – встрепенулся Амур Александрович: он еще больше как-то засуетился и забрызгал слюной. – Кто такая Гузка? Что за особа Мисс Бесконечность? А Зожоры? Лорик, ты что-нибудь поняла? – спросил он, но Глория Евгеньевна, которая в данный момент одной рукой продолжала тянуть юбку к полу (и надо заметить, небезуспешно), а в другой держала чашку с чаем, манерно оттопырив мизинец (промачивая, таким образом, горло и согревая верхние, а заодно и нижние дыхательные пути), будто не слышала мужниного вопроса, что вполне естественно – у нее было занятие поважнее: превратить мини-юбку в макси и при этом удержать чашку с кипятком.
– Гузкой мы с мамой называем Зою...
– Поразительно! Это ж надо, как метко, в самую точку, можно сказать, попали! – с восторгом вопил он. – Лорик! Ведь эта самая Зоя и правда напоминает жирную утиную...
– Хвостовую часть птицы, – вмешалась Глория Евгеньевна – видимо, побоялась, что супруг произнесет нечто такое, что никак не смогут выдержать ее уши.
– Совершенно верно, дорогуша. Теперь, Марья Алексеевна, соблаговолите объяснить, кто такие Зожоры? – спросил бабушкин секретарь и, распахнув свои коровьи ресницы, уставился на меня, затаив дыхание.
– Ну как кто?! Зоя с дядей Жорой! – Амур Александрович продолжал неотрывно смотреть на меня – даже моргать перестал. – Зоя плюс Жора равняется Зожоры! – «разжевала» я и по глазам тут же поняла, что он наконец-то уразумел, кто такие Зожоры. Вслед за осмысленным взглядом бабушкин секретарь закатился смехом – так, что казалось, на кафельный пол из худого мешка посыпался горох, весело подпрыгивая и звонко ударяясь, вновь подскакивал вверх. Глория Евгеньевна не поддержала заливистого смеха мужа. Я пару раз благопристойно хихикнула, но потом неожиданно для себя вдруг захохотала безудержно и неприлично – можно сказать, заржала, как лошадь.
– Хватит, Марья Лексевна, успокойтесь. – Активист пытался остановить мой нескромный откровенный приступ смеха, не ведая того, что разобрало-то меня не от слияния двух имен в одно, а самого Амура Александровича и его горохоподобного гогота. – Скажите лучше, что из себя представляет эта ваша Мисс Бесконечность?
– Что представляет? – переспросила я через смешок. – Это всеми уважаемый, кристально чистый человек. Коренная москвичка 89 лет, отличник народного просвещения, – секретарь моей бабушки все недоуменно глазел на меня – он никак не мог понять, кого я имею в виду, – тыловик, заслуженный учитель России со стажем работы 43 года в интернате для умственно отсталых детей, – активист еще не мог уловить, о ком я говорю, – Вера Петровна Сорокина.
– Что? Как? А почему Мисс Бесконечность? – Амур Александрович подскочил от удивления, а может, негодования за то, что самого почитаемого члена партии так странно называют, да не кто-нибудь, а ее собственная внучка. – Извольте объясниться! – потребовал он, снова усаживаясь в кресло.
Кто бы знал, как мне надоело всем и каждому растолковывать, почему я называю Мисс Бесконечность – Мисс Бесконечностью! Согласитесь, можно оскомину набить, повторяя, как полтора года назад, когда бабушке стукнуло 88 лет, мне, в свою очередь, в голову стукнула мысль о том, что перевернутая горизонтально восьмерка обозначает бесконечность. С тех пор коренная москвичка и отличница народного просвещения стала называться Мисс Двойной Бесконечностью, а когда полгода назад бабушке исполнилось восемьдесят девять и она окончательно переместилась в зону бесконечности, я переименовала ее в Мисс Совершенную Бесконечность.
– Не буду я ничего вам объяснять! И вообще, мне некогда, у меня мало времени, мне надо работать! – наконец-то я дала отпор нежеланным гостям, и тут же, в это самое мгновение раздался треск: Глории Евгеньевне не удалось все-таки сделать из своей юбки настоящее макси, и теперь в огромной дыре зияла ее узкая угловатая коленка в хлопковых колготах песочного цвета.
– Лорик! Ну что ты опять натворила! Зачем ты привязалась к юбке? Совсем новая юбка была! Только позавчера ее тебе Зинаида по доброте душевной отдала на вечное пользование! – вовсю брызгался Амур Александрович.
– Эта юбка повела себя крайне скверно – она не оправдала моих ожиданий!
– Да у тебя любая вещь ведет себя безобразно! – не утихал он. – На прошлой неделе ты точно так же нахлобучивала вязаную шапку, которую тебе отказала в конце осени Евдокия Павловна, и до того дотянула, что та порвалась на самой лысине!
– У меня нет лысины. Это у тебя, Мурик, открытый лоб до затылка, – возразила боевая подруга бабушкиного секретаря.
– А вам, Марья Лексевна, не следует давать родной бабушке какие бы то ни было прозвища! Вы, наверное, забыли, что уже давно не ходите под стол пешком!
– Амур Саныч! Мне некогда! Вы понимаете?! – Поражаюсь своей наглости – никогда и никому раньше бы не позволила сказать подобное. Да! Развод действует на меня потрясающе!
– Ну хорошо, хорошо, – торопливо зашевелил он губами и, направляясь в коридор, проговорил: – Мне осталось задать вам два вопроса. Всего два!
– Задавайте свои вопросы, – произнесла я вслух, а мысленно добавила: «и убирайтесь поскорее!»
– Откуда взялась ваша сестра Ада Михайловна Корытникова, она что – незаконнорожденная дочь вашей матери, кто она по профессии, замужем ли, есть ли дети, кто такая Афродита? И второй вопрос. Куда это вы сегодня намылились отмечать старый Новый год, и с каких до каких? – заработал душ. В два вопроса Рожков умудрился интонационно уместить целых восемь! Несомненно, в нем умер гениальный оратор.
– Адочка сама нашла меня несколько месяцев назад через телевизионное ток-шоу «От меня нигде не скроешься!». Она моя двоюродная сестра – дочь брата моего отца. Так что можете успокоиться – у мамы нет незаконнорожденных детей. Работает моя кузина уборщицей в овощном магазине, в настоящее время в разводе, совершенно одинока, если не считать меня и ее собаки – Афродиты. Ее отец давно приказал всем нам долго жить, а мать вышла замуж и уехала на Камчатку. Все, – выпалила я, надеясь, что после подобной тирады бабушкины гости немедленно покинут мою квартиру. Но не тут-то было!
– Ваша сестра тоже разведена?! Это просто какая-то масштабная катастрофа повальных разводов! А вы подумали о демографическом положении в нашей стране?! Или вы думаете только о себе? Эгоистки! – Амур Александрович даже подпрыгнул – то ли от негодования, то ли захотел хоть на долю секунды казаться значительно выше своего роста.
– Извините, но ваше время истекло, – сказала я.
– Я не услышал ответа на мой второй вопрос, – настойчиво проговорил бабушкин секретарь, надевая «африканское» пальто, – а именно: куда вы сегодня идете и в котором часу?
– Это вас не касается! Вы внедряетесь в мою частную, личную жизнь! – рассердилась я.
– И все-таки, – требовал Амур Александрович, втискивая ноги в ботинки с задниками-гармошками. Я поняла: Рожковы никуда не уйдут, пока не отвечу на этот вопрос, и чтобы побыстрее отвязаться от назойливой парочки, раскололась:
– В семь вечера в кафе «У дядюшки Ануфрия».
– Вот и чудненько! – вдруг обрадовался бабушкин секретарь и, торжественно положив шапку «пирожок» на ладонь, отчеканил: – Теперь мы будем постоянно с вами связаны. Миритесь с Власом. Избавляйтесь от подруг. Они вам такие непутевые не нужны. Думайте о катастрофическом демографическом положении России и пытайтесь нормализовать его, создав ячейку общества. Пойдем, Лорик! – Амур Александрович напоследок громко высморкался, а Лорик послушно последовала за мужем, вытягивая теперь облезлый кроличий полушубок, пытаясь тем самым скрыть дырку на юбке.
«Наконец-то!» – подумала я, закрыв за ними дверь, однако буквально через минуту снова задребезжал домофон.
– Кто?! – раздраженно не спросила, а крикнула я, потому что знала наверняка – это не иначе как Рожковы.
– Я это! Я! Амур Саныч! – Он опять оплевывал стену у подъезда. – Я еще раз хочу призвать вас к благоразумию! Выходите замуж за Власа и прекратите порочить кристально чистое имя самого уважаемого члена нашей партии – Веры Петровны Сорокиной!
– Счастливого пути! – пожелала я бабушкиному секретарю и повесила трубку домофона.
«Теперь точно ушли. Ну и фрукт этот Амур Саныч! Беспардонный, нетактичный, наглый, лысый кабачок!» – подумала я, еще находясь под впечатлением бесцеремонного допроса и настойчивых, не менее бесцеремонных назиданий по поводу Власа, моих подруг и нормализации демографического положения России. Но, как сказал Рожков, это все лирика. А теперь пришло самое время рассказать все по порядку.
Полтора месяца назад, на следующий день после вечеринки свободных, разведенных женщин в уютном небольшом зальчике ресторана в терракотово-бежевых тонах, где собралось все наше содружество с мамашами, а также Адочка с чудесным образом ожившей Афродитой и Мисс Бесконечность, которая рассказала леденящую кровь придуманную историю о том, как чуть было не попала в гарем к заморскому хану, бабушка моя вступила в партию пенсионеров России, которая носит необычное, я бы даже сказала, романтичное название – партия «Золотого песка и вылетающих голубков».
А случилось это так.
Часов в 10 утра Зожоры отправились за продуктами на рынок, оставив Мисс Бесконечность наедине с самой собой. И надо же было так случиться, что именно в их отсутствие к ней зашла соседка с нижнего этажа – некая Зинаида Петрыжкина, да не одна, а в сопровождении уже известного читателю Амура Александровича Рожкова, и попросила луковицу для борща, потому что в такую мерзопакостную погоду хозяин даже собаку на улицу не выгонит. Надо сказать, что Зинаида Петрыжкина вообще выходила из дома крайне редко – эта сорокапятилетняя женщина, похожая на пересушенную на солнце серо-желтого неопределенного оттенка воблу (именно такого цвета у нее было лицо), предпочитала шататься по подъезду, подслушивать да подглядывать, а потом выводить жильцов на чистую воду. Вообще она слыла самым активным обитателем подъезда, а подъезд, в свою очередь, заменял ей все на свете – и врагов, и друзей, и улицу.
Всякий раз, когда я навещала бабушку и случайно натыкалась на Петрыжкину, она неизменно была одета в длинный халат с запахом с яркими желтыми, зелеными и красными розами, видимо, купленный на вьетнамском рынке (однажды она сделала исключение и все же покинула границы подъезда), и тапочки с массивными бульдожьими рожами. Халат то и дело распахивался, так как рассчитан на миниатюрных вьетнамок, обнажая жилистые ноги Петрыжкиной; а волосы отчего-то всегда накручены на четыре больших бигуди – у меня сложилось такое впечатление, что эта женщина постоянно куда-то собирается, но когда я увидела ее в третий раз в халате и с четырьмя бигуди на голове, меня вдруг осенило: она никуда не собирается – просто у нее такая прическа!
Именно Петрыжкиной Зожоры стали оставлять ключи, когда уезжали на все лето на дачу, после того как бабушка два раза чуть было не спалила квартиру, оставив чайник на включенной на всю мощность электрической конфорке. Второй раз был совсем критическим: потолок в кухне почернел, и тут терпение «сыночка» лопнуло, он не выдержал и отдал ключи Зинаиде – самой активной обитательнице подъезда.
1 2 3 4 5 6