Это тоже было частью обычая, и пока молодые люди подкреплялись, крики не умолкали.
— Ты заставишь этого негодяя отдать ее! Спали ему дом, если он не захочет!
Девушка, разносящая вино, подбежала к Чакору и поцеловала его. Когда она отодвинулась, он увидел, что в пяти шагах от него стоит Йеннеф эм Ланн.
Чакор встретился с его глазами, отнюдь не горящими радостью встречи, и громко кашлянул. Ланнец мгновенно исчез, видимо, скользнув обратно в таверну.
— Джериш, Баэд и прочие мои друзья, — произнес Чакор. — Здесь человек, которого я приглашал на свою свадьбу, но он не пришел.
— Должно быть, друг ее мерзкого папаши! — воскликнул капитан Баэд, распаляясь все больше. — Держи его!
Йеннеф оказался не настолько быстрым, чтобы вырваться, когда со всех сторон на него шумно навалились гуляки из таверны.
— Не пошел на его свадьбу? Бей урода!
— Новая приятная встреча, — усмехнулся Йеннеф, когда его доставили к Чакору. — Как я понял, ты идешь требовать невесту, сержант?
— Я уже капитан, дружище, — ответил Чакор, обнимая Йеннефа. — Со мной ты будешь так счастлив…
— До предела. Что еще? — спросил ланнец. Но Чакор уже повернулся к Джеришу.
— Его-то я и имел в виду. Кроме шуток, не дайте этому человеку удрать.
— Тише, — положил ему руку на плечо Джериш. — Ты должен думать только об Элисси.
— Ну да. Но это касается Анакир.
Джериш вскинул брови. Слова Чакора удивили его, но как бы то ни было, он сказал Баэду:
— Мы должны присмотреть за тем человеком. Это серьезно, понял?
Баэд с готовностью кивнул. Когда Отряд налетчиков двинулся дальше, Йеннеф оказался в его середине.
— Открывайте двери! Открывайте двери!
Соседи высыпали на балконы и, свешиваясь через перила, бросали им ленты и цветы.
— Открывайте, или мы подожжем вас!
Двери распахнулись. Увешанный знаками отличия, с обнаженным мечом в руке, в зале стоял Эрн-Йир.
— Вы не получите мою дочь.
— Я поклялся, что она будет моей, — звенящим голосом ответил Чакор, наслаждаясь действом. — Я клялся в этом своими богами. И Анакир, — добавил он, глядя в лицо Эрн-Йиру.
— Нет, — возразил Эрн-Йир. — Моя дочь останется со мной. Она — моя драгоценность.
— Она будет моей, — настаивал Чакор. — Вы со мной, друзья? — обратился он к Налетчикам. Те завопили и затопали ногами. Слуги Эрн-Йира заполнили зал, широко усмехаясь и потрясая дубинами.
Затем со ступеней лестницы заговорил жрец.
— Мужчины, теперь послушайте голос женщины.
И по лестнице спустилась Элисси.
На ней было мойхийское свадебное платье, поколениями переходящее от матери к дочери, от сестры к сестре, от тетки к племяннице — свободное одеяние из полотна, протканного золотой нитью, перетянутое под грудью поясом из белого шелка. С прически невесты спускалась сверкающая вуаль, желтая, как цветы синталя. Как и положено невесте, она казалась более прекрасной, чем сама жизнь.
— Отец мой, ты дорог мне, — произнесла она. — Но это естественно, что я должна уйти от тебя. Вот мужчина, которого я выбрала.
Эрн-Йир опустил меч и притворно заплакал. А Чакор, на родине которого мужчине не дозволялось проливать слезы ни по какому поводу, уже забыл о нем в ожидании, когда Элисси ступит на пол и возьмет его за руку, что она и сделала.
За ней спустился жрец в темном облачении, тоже с каймой из золота, и перед лицом всех свидетелей возложил на их руки меч, брошенный Эрн-Йиром, осененный незримым присутствием то ли того, чему нет имени, сущности богини, то ли их собственных душ, а может быть, звезд, поднявшихся над крышей дома.
Свадебный пир, для которого соединили три смежные комнаты, сняв с петель тяжелые двустворчатые двери, плыл сквозь ночь, подобно сияющему кораблю.
С некоторым интересом Вэйнек обнаружил рядом с собой жениха, очаровательного и не вполне трезвого.
— Где ваш подмастерье, мастер Вэйнек?
— Какой?
— Очень одаренный. Тот, чье серебряное литье попало в Овечий переулок.
— Мы уже достигли большего… — произнес Вэйнек, растерявшись. — Ты говоришь о Регере эм Ли?
— Только не говорите, что его тут нет.
— Смею думать, что он здесь, если ты приглашал его. Попробуй вот эти соленые сливы.
— Очень нежные. Но я должен найти его, пока не забыл о нем окончательно.
— Хм, — протянул Вэйнек и подозвал другого мужчину со странно искаженными пропорциями тела — его мускулистые шея, торс и руки опирались на короткие кривые ноги карлика. — Ты не видел Лидийца?
— В окружении женщин, — мирно ответил тот. — Он обсуждал цены на бронзу с палубным офицером Эрна.
Он провел Чакора через три комнаты, представившись по пути как скульптор Мур. Имя было произнесено с застенчивостью, заставившей Чакора заподозрить, что Мур хорошо известен в Мойхи.
У него хватило житейской мудрости поблагодарить скульптора за то, что тот пришел на его свадьбу.
Последняя комната выходила на лестницу, ведущую в сад. Там стояли Регер, две мойские красавицы — одна черноволосая, другая с гривой цвета шафрана, — палубный офицер Эрна и еще несколько человек.
Мур замер, осматривая сцену, и указал на Лидийца, словно Чакор не знал его.
— Какой Ральднор! — произнес он спустя мгновение. Его лицо выражало восхищение, не имеющее ничего общего с чувственным. — Он профессионально сражался в Саардсинмее. Клянусь богиней, он вряд ли смог бы сделать свое тело лучше, даже изваяв его, — Мур дернул себя за губу. — Вы слышали о происшествии?
— В крепости мы мало что слышим…
— Это была статуя в два его роста, высеченная из лучшего мрамора. Я сам руководил обтесыванием блока. Я работал день и ночь. С таким камнем и такой моделью это не труд, а истинное наслаждение. Оконченная, она казалась мне одной из лучших моих работ, кроме выражения лица — тут я никогда не примирюсь с собой.
Чакор обеспокоенно взглянул через плечо Мура. За три комнаты отсюда цвела Элисси. Коррах-Анакир, ускорь его рассказ!
— Черты лица у него совершенно королевские. Здесь у меня не было проблем. Это не то что взять тело от одного, а голову от другого — к Эарлу такую работу. Но возникла какая-то трудность. Пойми я, в чем она заключается, я мог бы преодолеть ее… — Мур сделал знак левой рукой, отгоняя дурные мысли. — В общем, статуя была закончена в срок, невзирая на мои придирки. Затем ее под охраной повезли в Зарависс. Но в паре миль от зимнего дворца в Зараре буквально с чистого неба разразилась странная гроза. Река вышла из берегов и хлынула на процессию. Зеебы взбесились, когда их затопило до подпруг. Людей накрыло так, что они едва не утонули. Платформа перевернулась, и голова статуи разлетелась на осколки.
Чакор быстро помянул богов. Такой дурной знак охладил даже его горячее нетерпение.
— Регер знает об этом?
— Да. Но он воспринял это благоразумно. Колесничие говорят: если человек на трассе шарахается от каждой тени, то выбывает из скачек на первом же круге.
— А что король Зарависса?
— Отказался от статуи и любого возмещения. Сказал, что боги против. Но все еще расплачивается с нами.
В этот миг Регер повернулся и увидел их.
Да, он мог быть королем. Его не раз называли так в Элисааре, в любовных речах. Он не изменился: тело, закаленное упражнениями, все еще было совершенством во плоти — необыкновенно высокий рост, идеальное сложение, ничего лишнего. Но больше он не одевался как лорд — это время кончилось. Его наряд, лишенный украшений, был таким, какой подобает хорошему ремесленнику в праздник. Король в чужом обличье…
Он подошел к Чакору.
— Мои искренние поздравления.
— С удовольствием принимаю их. Наполни чашу. Я хочу, чтобы ты встретился с одним из моих гостей.
Женщины на лестнице опечаленно вздохнули, когда Чакор увел Регера обратно в дом.
Они снабдили высокого привлекательного ланнца какой-то едой и заперли наверху в приемной. Знал ли об этом Эрн — неизвестно. Время от времени неподалеку мелькали то Джериш и Аннах, то светлокожий желтоволосый брат Джериша и его оммосская жена, точно отлитая из меди. Один раз из-за двери донесся какой-то стук. Сквозь шум пира его почти не было слышно, однако оммоска подошла к двери и твердо сказала: «Господин, хоть вы и ланнец, не стройте из себя героя Яннула. А ну тихо!»
— Он там, — сообщил Чакор, проводив Регера к двери. Видимо, он считал, что тот уже знает, о ком идет речь, ибо они оба действовали внутри замысла богини.
— Кто это? — спросил Регер.
— Последний из приглашенных на мою свадьбу.
— А зачем ты его запер? Он что, не в себе?
— Возможно, сейчас это уже так. Поэтому я и привел тебя сюда, Клинок. Разберись с ним.
Чакор отпер дверь и пропустил Регера к проходу. Помедлив, тот вошел в комнату. Чакор тут же закрыл дверь за его спиной и запер ее. Мгновение он прислушивался, пытаясь различить шум борьбы, но внутри было тихо, и он увел своих сообщников прочь.
Йеннеф пил вино и ел ароматные хлебцы.
— Полагаю, объяснений ждать бесполезно, — заметил он, взглянув на вошедшего. — Помимо всего прочего, это же свадебный пир.
Вошедший был темным Висом, возможно, даже чуть выше самого Йеннефа. Сильный, уверенный в себе, манеры почти дорфарианские. Но когда он заговорил, его выдало произношение Свободного Элисаара.
— Возможно, почтенный, ты согласишься принять как объяснение и извинение тот факт, что ты — мой отец.
Йеннеф сощурился и посмотрел на него более внимательно, затем отпил вина из чаши.
— Что ж, я то и дело сталкиваюсь с подобными обвинениями. Правда, обычно они исходят от женщин.
— Моя мать живет в Иске. Или уже умерла. Но это не обвинение. Это факт, как я уже сказал.
— А откуда известно, что я бывал в Иске? — ланнец окинул его холодным и сдержанным взглядом.
— Бывал. Это случилось зимой. Она говорила, что тебя ограбили.
— О нет, дорогой мой, — возразил Йеннеф. — Это случилось прошлым летом в здешних краях. Разбойники у Драконьих врат.
— Тогда у тебя есть склонность попадаться грабителям, почтеннейший. Она нашла тебя неподалеку от фермы, истощенного, с ножевой раной на руке, и уговорила мужчин дать тебе убежище в собачьем загоне, — в этом месте Йеннеф зло выругался. — Когда ты восстановил силы, то ушел с фермы своим путем, но прежде взял мою мать. Ее звали Тхиу.
— Взял? Ты хочешь сказать, что я изнасиловал ее?
— Она пришла к тебе. Она предложила себя, и ты принял.
— В самом деле? Похоже, в искайских горах человек оказывается в отчаянном положении. Если я там был.
— Ты оставил ей знак.
— Что ж, человек находит то, что ему нужно. Без сомнения, ты нашел его.
— Элисаарский дрэк из золота, крепленого медью.
— О, должно быть, она оказалась пылкой любовницей. В те дни у меня редко водились деньги.
— Так ты вспомнил это время?
— Нет, — отрезал Йеннеф. — Но судя по твоему виду, это произошло около двадцати пяти лет назад.
— Немного больше.
— Ах, немного больше, — Йеннеф сделал еще глоток вина. — Ты из Элисаара. Не пытайся врать.
— Мужчины с фермы продали меня в рабство, и меня увезли в Элисаар.
— Ты совсем не похож на раба.
— Я был Клинком Саардсинмеи.
— А вот в это я верю, — под нарочитым безразличием Йеннефа мелькнула завороженность. — Я насмотрелся на бои и гонки. Саардсинмея всегда оказывалась лучше всех — и проиграла лучше всех. Должно быть, сама Анак держала тебя в руках, если ты пережил свой город.
— Здесь считают, что Анакир держит в своих руках все, что только есть.
— Ее рук на это хватит, — легкомысленно заметил Йеннеф. Его разум норовил ускользнуть. Всякий раз, когда ланнцу случалось выпить желтого вина, ему казалось, что он провалился в иные годы и места. Конечно же, он бывал в Иске, в Корле и в Вар-Закорисе. Тогда он был безумным путешественником, злым, молодым и немного наивным, верящим в истории о сокровищах. Он мало что мог вспомнить — бесплодная авантюра, долгие странствия… Бессчетные смелые вылазки и почти столь же бессчетные женщины — темные и смуглые, с гладкой кожей и волной ночных волос…
— Так ты попросил своих друзей схватить меня на улице, поскольку претендуешь на то, что я твой отец?
— Нет, — ответил молодой человек. — Я был столь же поражен, увидев тебя здесь. Но не сомневаюсь, что они узнали тебя.
— Понятно. Все потому, что мы похожи. Это должно наводить на какие-то догадки.
— Разве у тебя нет шрама от ножа на левой руке? — спокойно спросил молодой человек. Он оставался вежливым, несмотря на все попытки Йеннефа задеть его.
— Два или три, — с этими словами Йеннеф допил вино. — Хочешь, подниму рукав? А ты сам выберешь тот, который получен в Иске.
— Как видишь, у нас нет никаких дел друг с другом, — сказал молодой человек. — Кроме нескольких вопросов, которые мне хотелось бы задать.
— Я не богат. В любом случае в Дорфаре у меня есть законная жена и три законных сына.
— Мои вопросы не относятся к твоему имуществу, почтеннейший.
— Йеннеф. Зови меня по имени. У меня же нет древней седой бороды, — вино уже ударило ланнцу в голову. — Предпочитаю быть твоим ровесником, а не столетним старцем. У моих сыновей гораздо меньше уважения ко мне, уверяю тебя. А моя жена — жадная сварливая крыса.
— Тогда я не стану простить тебя поднять рукав, — настойчиво и спокойно продолжил молодой человек. — Я подниму свой.
Положив руку на плетеный кожаный браслет — знак Гильдии художников Мойи, знакомый Йеннефу, — он развязал и снял его. Приблизившись, молодой человек в свете лампы показал худую тренированную руку и мускулистое предплечье профессионального бойца, которое обвивал единственный шрам, заканчивающийся на запястье. И там, где он кончался, на месте, обычно скрытом браслетом, прямо из кожи росло кольцо тусклых серебряных чешуек.
— Непохоже на шрамы от ножей? — спросил он. — Ответь мне, Йеннеф, есть ли у тебя такая отметина?
У Йеннефа закружилась голова. Наконец пелена лет спала. Внезапно он вспомнил горную долину, бело-голубой смертельно острый снег и теплую красавицу, тонкую, как кость, которая нашла его среди скал в обнимку с собакой.
— У меня — нет, — ответил он. — Но у моего отца был такой же нарост. Как и у тебя, на левой руке. Только он был шире и спускался ниже, до основания большого пальца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51