Потом я играл в нескольких панк-командах, которые были похожи на The Stooges, с непристойными текстами». (В 1998-м, панк-лейбл Sabotage выпустил музыкальный сборник Хоума разных лет – «Stewart Home Comes In Your Face» («Стюарт Хоум кончает тебе в морду»). Некоторые из этих текстов были впоследствии включены Хоумом при описании почти вымышленного панк-бэнда Alienation в его первом романе «Pure Mania» («Настоящая Мания»). Со стебовым же анализом диалектики панка можно ознакомиться в его теоретической работе «Cranked Up Really High: Genre Theory amp; Punk Rock», изданной CodeX Books.
В школе юный Хоум вообще не помышлял о писательстве. "Меня интересовал только рок-н-ролл и фильмы о Кун-фу! T-Rex были первой группой, на которую я подсел. А потом, с началом панка, я стал ходить на множество концертов… The Damned, The Clash, The Stranglers, хотя потом я уже терпеть их не мог, когда они начали выступать в больших концертных залах. Я был также на куче менее популярных групп… Мне нравились Sham 69, Slaughter amp; the Dogs, Menace, Cortinas, Lurkers, X-Ray Spex, и масса других… Чаще всего я ходил на Adam amp; The Ants, еще до того, как они стали чарт-группой, и на Crisis, до того, как они стали Death in June. Я был и на концертах таких команд модовского возрождения, как The Specials, когда они еще продолжали играть в пабах. В шестнадцать я несколько месяцев проработал на заводе, и после этого опыта решил для себя раз и навсегда – больше я никогда и нигде работать не буду. Я хотел заниматься музыкой, но не слишком-то хорошо играл на гитаре. Я выпускал панк-фэнзин («Down In the Street» – прим.А.К.), играл в разных командах. К 1980-у уже происходило не так много, в чем бы я мог быть заинтересован с музыкальной точки зрения. Через два года мне надоело делать фанзины, я ушел из группы. Музыкальная сцена наскучила. Из панк-рока я усвоил, что могу играть на любом инструменте, вообще ничего об этом не зная. Я ходил тогда на множество арт-выставок… Помню одну в Институте Современного Искусства в Лондоне. Осмотрев ее, я сказал себе: «Это настоящая хуйня. Я могу сделать гораздо лучше».
Выставка, спровоцировавшая Хоума на временное внедрение в артистический мир, представляла собой пародию на рекламные постеры. "Мне показалось, что она абсолютно неинтересна, если мы говорим о проникновении в суть вещей… Ты же можешь посмотреть на Модернистские рисунки и сказать: «Трехлетний ребенок может так сделать». И это, наверное, правда. Банальщина. Меня тогда заинтересовал не тот факт, что я могу это сделать, а то, как мне удасться вывесить что-то на стене в галерее. Я задавал себе вопрос: «Как становятся художником?» И придерживался при этом противоположной Бодрияру точки зрения… Он говорил, что реальное становится поддельным. Я же утверждал, что поддельное становится реальным. Это мой Гегельянизм. Я просто хотел вывернуть все наизнанку. Или это Сатанизм? Я стал в своем роде музыкантом, или не-музыкантом, поскольку ничего не знал об инструменте, пока не взял его в руки; может я стану таким образом и художником? И я начал рекламировать себя, как художника… И выпустил еще кучу листовок, где говорилось: «Теперь, я – художник».
Тогда же он, по собственному признанию, начал писать «в основном банальную поэзию». «Большинство людей, игравших в рок-группах, переключились на поэзию и экспериментальную музыку, отвратительную на самом-то деле. Одновременно происходило поэтическое возрождение. Все эти ужасные поэты вылезали на сцену и читали свои стихи… Об одних больше никто не слышал, другие же, как Энн Кларк, ну ты понимаешь… Они читали о том, как их достало жить на 29 этаже многоквартирной башни, как их шестьдесят раз грабили и содомизировали. Мне все это казалось унылым. Так что я тоже вылезал и читал банальные трехстишия о фруктах и овощах. Я погряз в банальщине на несколько лет. Это подстегнуло меня к созданию плагиатизма, причем я никоим образом не пересекался с пост-модернизмом, поскольку ничего в этом не понимал. В него врубались все эти кошмарные поэты, разглагольствующие об оригинальности. Мое же отношение было: „Идите на хуй. Если вы собираетесь быть оригинальными, то я буду неоригинальным“. И я подсел на плагиат, на что меня подтолкнуло чтение Лотреамона».
Критики и журналисты, писавшие о Хоуме, часто начинали свои статьи со сравнений его стиля и творчества с наследием трэш-маэстро Ричарда Аллена, расистского автора романов о скинхэдах. Этот клишированный стереотип самого Хоума со временем стал сильно раздражать. "Я не думаю, что во многом пересекаюсь с Ричардом Алленом. Я пародировал его прозу, но терпеть не мог его политических взглядов. Полагаю, что мое отношение довольно ясно выражено в предисловии, которое я написал к переизданию его книги «Рабы Сатаны», переизданной CodeX… Ошибочно рассматривать Аллена как отдельное явление, вне контекста. Для меня же он был просто одним из палп-писателей, которых я во множестве читал с десяти до пятнадцати лет. Рассматривать Аллена вне контекста, значит попасть в одну из многих ловушек, установленных буржуазными защитниками «литературной критики». Когда я впервые прочитал Ричарда Аллена, он не произвел на меня особенного впечатления… Наибольшее влияние на меня тогда оказали четыре романа Мика Нормана об Ангелах Ада, что я и отметил в предисловии к их переизданию.
После пятнадцати в своем чтении я стал больше скатываться в ту сторону, которую можно назвать модернизмом и пост-модернизмом. Как и многие тинейджеры, я начал читать Берроуза, Кроули, Дж.Г.Бэлларда, Самуэля Беккета, Джеймса Джойса, сюрреалистов и представителей французского нового романа, типа Аллена Роб-Грийе. А когда мне было уже за двадцать, в 1984-м, я начал перечитывать палп-авторов, таких как Аллен и Мик Норман, и мое отношение к ним, и дальнейшее использование их работ были отфильтрованы восприятием, развившимся после углубленного в своем роде и структурного чтения модернистской и пост-модернистской литературы. Лотреамон и сюрреалисты использовали элементы из палп-фикшн и вставляли их в композиции собственной прозы. И мой modus operandi – если не брать в расчет выбор критически переработанного материала – имеет прямое отношение к этой практике. И хотя влияние на тебя, как на автора, может быть как позитивным, так и негативным, я не думаю, что будет очень уместно и продуктивно говорить о пересечении моих работ и Ричарда Аллена. Имеет больше смысла говорить о моем извращении Ричарда Аллена, о моих пародиях на его работы, и о моем крайне критичном отношении к нему.
Так получилось, что в то время (в 1984-м) я засел в Британской Библиотеке со стопкой книг палп-авторов, читая по шесть или семь романов в день, не только Аллена, но и Питер Кейва, Нормана и многих других. Когда в таком внушительном объеме читаешь одних и тех же авторов, то начинаешь прекрасно разбираться в их стилях… ведь я читал их не просто для собственного удовольствия, а пытаясь на самом деле разобраться в том, что именно и как он делает. И потом мне пришло в голову, что я тоже могу написать что-то в этом духе, но только стебаясь. И тогда же появилась идея всех этих повторов в ходе повествования… Впрочем, еще сильнее на меня повлиял выбор некоторыми палп-авторами ключевых фраз, повторяемых снова и снова… Ричард Аллен не был единственной литературной моделью. Я использовал множество палп-авторов, Мики Нормана, лихо закрученные триллеры Мики Спиллейна и Джима Томпсона, ужастики Лавкрафта, даже фэнтэзи и фантастику. Я подсел на этот материал и попытался деконструктивировать его. Я заимствую множество предложений из книг других людей, и бесконечно повторяю их во всей своей работе, вкрапляя в повествовательную структуру. Когда пишешь книгу, тебе нужно около 60 тысяч слов. Рэймонд Чэндлер когда-то говорил: «Если у тебя кончились идеи, спровоцируй кого-нибудь выбить твою дверь и ворваться внутрь со стволом в руке». Секс-сцены – это отдельная песня. Я делаю их на каждой второй странице, и заранее отписываю каждую. И половина книги уже готова еще до того, как ты ее начал".
В 1984-м, после организации нескольких скандальных нео-дадаистских бесчинств и инсталляций, Хоум присоединяется к анти-арт движению Неоистов. Погружение в историю послевоенного авангарда вскоре побудило его написать самую первую книгу стеб-диалектического анализа – «Издевательство над Культурой» (The Assault On Culture"). «Я не хотел, чтобы меня связывали с чем-то одним… И я бы не сказал, что писательство – это главное в моей жизни. Так уж получилось, что, похоже, я делаю это лучше всего. Даже принимая в расчет все эти штуки со стилем Ричарда Аллена, я просто хотел сказать своим знакомым, что кто-то должен писать подобные книжки об анархистском движении или о чем-то в этом роде. И мне было плевать, кто будет первым – я или кто-то другой. Не прошло и двух лет, как я написал первый рассказ в этом стиле – „Анархист“. С ним все прошло удачно, одни по-настоящему полюбили его, другие возненавидели, так что я начал писать все больше и больше, и дописался до первого романа… Мне казалось хорошей идеей насмехаться над всеми этими персонажами, особенно над „Классовой Войной“, используя стиль Ричарда Аллена. Во многом из того, что я делаю, можно увидеть всего лишь насмешку над серьезными людьми, представляющими серьезную культуру, потому что я ненавидел то, что они „творили“, и что собой представляли».
В восьмидесятые, помимо хронического издевательства над Лондонскими арт-кругами и мистификацией масс-медиа, Хоум организует «Фестиваль Плагиата», и пишет два своих первых романа – «Pure Mania» и «Defiant Pose». В 1990-м он начинает свою знаменитую трехлетнюю «Арт-Забастовку». «Благодаря ей у меня появилось много свободного времени – я читал взахлеб и смотрел сотни видео с кун-фу. За время моего отсутствия, мой образ в средствах массовой информации успешно поддерживали мои друзья, представляясь мной, когда какой-нибудь журналист просил об интервью. К 1993-му я неожиданно обнаружил, что за время своего самоустранения я стал андеграундной легендой, и немедленно устроил целую серию стеб-акций, самыми нашумевшими из которых была раздача нищим и бродягам фальшивых приглашений на вручение Букеровской Премии, обещавших бесплатное бухло и жратву всем присутствующим; пикетирование в Брайтоне концертного зала перед концертом Штокхаузена, когда мы угрожали левитацией здания. Я также уяснил, что наконец-то могу сняться с пособия по безработице, занимаясь тем, что называют литературой. Официально я десять лет был безработным и получал все это время деньги от правительства!»
Идея Арт-Забастовки пришла к Хоуму в 1985-м, когда он разорвал с первыми «Неоистами» (позднее он возродил движение в середине девяностых, замкнув его на себе, и объединив в «Неоистском Культурном Заговоре» десятки разрозненных стеб-радикальных групп по всей Европе, Англии и Америке – см. под его редакцией сборник программных контркультурных текстов «Захватчики Сознания: Читатель в Психологической Войне, культурном саботаже и семиотическом терроризме», о котором Билл Драммонд из KLF, друг Хоума, написал: «Прочти эту книгу и подохни»). Он заинтересовался деятельностью Густава Метцгера, одной из самых ярких фигур ауто-деструктивного искусства шестидесятых. В 1966-м Метцгер проводил в Лондоне «Уничтожение Арт-Симпозиума», а потом объявил первую арт-забастовку в 1974-м году (см. каталог ИСИ). Речь шла о де-товаризации искусства, когда все художники в определенный период времени отказываются выставлять и продавать свои работы в арт-галереях, что в свою очередь нанесет сильный удар по арт-истеблишменту, в лице владельцев галерей, спонсоров, агентов и прочей салонной шушары. Проект Метцгера в семидесятые провалился, поскольку никто кроме него самого и нескольких энтузиастов не хотел в этом участвовать. Подготовка Хоумом новой забастовки, с привлечением как писателей, так и музыкантов, заняла пять лет. К 1989-му, благодаря андеграундной прессе, идея получила широкое распространение в Англии и Америке, особенно в Сан-Франциско. На фестивале плагиата был обнародован памфлет Хоума – «Плагиат, Марксизм, Товары и Стратегия их Отрицания». «Однако люди во Фриско восприняли это слишком буквально.»Да-а, меня достало, что мое искусство превращено в товар!" Я же был более заинтересован в идеологическом функционировании искусства. Почему корпорации спонсируют искусство, как они используют это в оправдании своей деятельности, как люди из высших классов используют приобретаемое ими искусство или все эти беседы о высокой культуре для доминирования над теми, кому нравилась музыка «Ой!» или панк-рок. Вплоть до 1992-го, когда продажи произведений искусства упали на шестьдесят процентов, было нереалистично пытаться закрыть арт-галереи. Сейчас люди говорят, что совпадение объявленного мною в 1985-м времени проведения забастовки (1990-93) и тогдашнего коллапса рынка искусства было случайным. На самом деле, это был психологический эффект от моей пропаганды. Ну и падение спроса сыграло свою роль… В английском языке есть такая идиома – «there is no success like failure» (дословно «нет такого успеха, как провал»). С этой точки зрения провал «Арт-Забастовки» и был успехом. Он значительно замедлил развитие моей «карьеры», как писателя. Я не издавал ни одной работы или давал интервью в течение трех лет. Поскольку я не хотел литературной карьеры в общепринятом смысле этого слова, то был очень доволен таким состоянием дел. Оформив мое бездействие как «Арт-Забастовку» я стал более знаменит, чем многие из тех, кто жаждал паблисити, и благодаря этому расширил аудиторию для своих книг. «Арт-Забастовка» была также отображена в романе Иэна Синклера «Radon Daughters». Разумеется, гораздо труднее иметь дело с успехом, чем с провалом, но я чувствую, что сейчас поднялся до подобных претензий".
До выхода своего романа «Pure Mania» Хоум успел написать несколько рассказов и множество статей и эссе, многие из которых были затем изданы им в отдельных сборниках (выделю «Манифесты Неоистов и Документы Арт-Забастовки», «Неоизм, Плагиатизм и Практика»). Но именно благодаря романам Хоума (последний, «Cunt» («Пизда»), вышел летом этого года) вокруг его имени за последние десять лет сложился настоящий хардкор-культ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32