Да и вряд ли Корюн, этот верный ученик Маштоца, мог бы выступить с похвалой человека, в данном случае марзпана Васака, который своей политикой разрушил то, что совершили Маштоц и era питомцы. Великий Вардапет и его ученики старались обучать, просвещать народные массы, вооружать их христианской идеологией против персидской религии - кеша - огнепоклонства, а Васак, первоначально их союзник, разрушает все, что они вместе совершили. Корюн не мог хвалить ренегата после Аварайрской битвы (451 г.).
Слова Корюна о Васаке Сюни относятся именно к тому периоду, когда он еще не был назначен марзпаном Армении и еще не существовало разногласия между ним и нахарарами.
Нам нс хотелось бы касаться "точки зрения" Н. Акиняна по вопросу о времени написания труда Корюном. В общем он приходит к выводу, что "Корюн написал "Житие Маштоца" в марте-мае 440 г. под свежим впечатлением, затем отшлифовал и к разработанной форме выпустил в свет в 441/2 г.". Однако его выводы не убеждают читателя. Маститый ученый при своей огромной эрудиции, знании фактического материала, весьма часто без достаточных оснований изменяет текст первоисточника. тасует эпизоды его, перекидывая их с места на место. Читая текст Корюна в его "редакции", поражаешься виртуозности его комбинации, но не в состоянии бываешь, - да простит меня маститый ученый! следить за его галопом... "Ничем не сдерживаемый галоп", как выразился он сам о суждениях проф. Н. Адонца.
Из всех вышеприведенных гипотез о дате создания труда Корюна обоснованным и приемлемым, несомненно, является мнение Г. Фынтыгляна. М. Абегян и пишущий эти строки в основном придерживаются его мнения. Сжато выраженное, оно сводится к следующему:
1. Корюн свой труд написал до 451 года - до Аварайрского сражения. В противном случае:
а) автор воздержался бы расхваливать Васака Сюни, предателя, принесшего стране, народу и христианской церкви столь много горя, страданий и разрушений;
б) хотя бы одним намеком коснулся бы деятельности спарапета Вардана Мамиконяна, павшего жертвой политики Васака;
в) присоединял бы эпитеты "исповедник, мученик. блаженный" в своих упоминаниях имен католикоса Иосепа, иерея Гевонда (оба однокашники Корюна), оказавшихся в самом деле мучениками, исповедниками;
г) не упоминал бы Ваана Аматуни на посту хазарапетства Армении, каковая должность была у него отобрана, согласно Егише, в 448 г. Деншапухом.
Все эти аргументы говорят о том, что труд Корюна был написан до 451 года. Кроме того, в "Житие" имеются и некоторые довольно конкретные указания на то, что оно было написано вскоре после смерти Саака и Маштоца, в первой половине 40-х годов V в., как напр.:
а) говоря о своих учителях, в частности о Маштоце, он всегда прибавляет "блаженный", что означает "покойный";
б) после похорон "блаженного Саака" в с. Аштишате, "из года в год они собираются (там) в том же месяце (навасарда), торжественно чтут память его" (гл. 24). Под выражением *** - "из года в год" следует понимать, что почитание памяти католикоса Саака уже практиковалось в течение нескольких лет, по меньшей мере 3-4 года. Саак умер, как точно известно, в четверг 7 сентября 439 г.74. следовательно, Корюн в 443 г. почти заканчивал свой труд;
в) "спустя три года"75после смерти Маштоца, Ваан Аматуни построил в Ошакане над могилой "дивный храм из тесаных камней с резьбой", а это могло быть лишь в 443/444 гг.,
Все эти данные говорят за то, что свой труд Корюн завершил в 443-444 году. Эта дата одновременно является, пожалуй, одной из точных дат в истории возникновения армянской письменности, в частности армянской оригинальной литературы.
Наши сведения о Корюне исчерпываются этой датой - 444 г. Мы его больше не видим на общественной арене Армении V века. Он не принимал участия в соборах в Шаапиване (443-4 гг.) и в Арташате (449 г.). Быть может, после завершения своего ценного труда он скончался, а возможно, выехал из Армении? Будь Корюн в Армении, он, как любимый ученик Маштоца, обязательно принял бы участие в работах упомянутых соборов.
9
После выяснения времени создания этого весьма интересного литературного памятника невольно возникает вопрос: какова текстуальная сохранность его? Говорить о безукоризненной текстуальной сохранности памятника полуторатысячелетней давности нельзя, особенно если иметь в виду излишне витиеватую речь ритора, с пиететом повествующего о своем непревзойденном учителе, духовном отце. Он сам этого не скрывает, сам стремится "красочно повествовать" - *** (досл. "цветисто повествовать"). Всякий даже при беглом чтении подтвердит сказанное нами, в особенности, если он возьмется за армянский текст нашего памятника, ибо в переводе часто приходится одно сложное слово передавать целой фразой. Смело можно сказать, что Корюн своей маленькой книжкой внес в армянскую лексику много неологизмов. Однако об этом речь будет ниже.
Вот эта "цветистость" стиля Корюна явилась причиной искажения текста его произведения. Многие читатели и писцы, нс поняв слов, выражений. оборотов речи его, зачастую изменяли или вносили какую-нибудь глоссу, которая в дальнейшем становилась неотъемлемой частью подлинного текста. Oтчасти этим объясняются двойные слова, употребленные им вместо одного, вполне достаточного. Tакие глоссы часто встречаются и в тех отрывках, которые почерпнуты из труда Корюна и внесены в другие памятники (Агатангелос, Фавстос Бузанд. Книги Маккавеев и т. д.).
Цветистость и теряющаяся под ней ясность речи, мутные метафоры, частые глоссы, а также искаженные отрывки императивно вызвали к жизни новую, более сокращенную, просторечивую версию "Жития Месропа (Маштоца)", так называемый "Краткий Корюн" или "Лжекорюн". Этот последний создан в XI-XII вв., причем текст его отредактирован при действенном влиянии "Истории Армении" Мовсеса Хоренаци. Простота и ясность "Лжекорюна", незамысловатость речи его побудили европейских ученых перевести на иностранные языки76.
"Лжекорюн" не может фигурировать в качестве первоисточника по истории создания армянской письменности.
Помимо искажений, изменений, стилистического характера, вызванных писцами и читателями в виде глосс, нам думается, были внесены и изменения также композиционного порядка.
Книжка Корюна не имеет единого заглавия. Заглавия списков расходятся друг с другом. На всех отразилась рука редактора или писца, пишущего заглавие списка. При составлении заглавия они обычно исходили от тематики материалов, входящих в данный сборник. Часть заглавий носит характер четьиминейный, предназначенный для чтения в поминальный день святого, а потому они начинаются словами *** - "память", "в память" и т. д., а продолжение варьируется; другая часть носит на себе отпечаток влияния М Хоренаци и "Лжекорюна" с преобладанием в заглавии имени Месроп.
На основании такого материала издатели на учного текста Корюна. каждый по своему разумению и вкусу, формулируют заглавие произведения Из издателей текста Корюна за последние три десятка лет здесь отметим:
1. Г. Фынтыглян, не считаясь с данными рукописей. озаглавил: *** "Житие Маштоца (написанное) учеником его Корюном"77;
2. М. Абегян - *** (в рукоп. *** (как в русском переводе памятника)78;
3. Н. Акинян. не считаясь с данными рукописей озаглавил: *** - "История жизни мужа блаженного Маштоца вардапета, которую написал ученик его по имени Корюн"79.
Трудно назвать такой метод редактирования заглавия книги научным. Конечно, следовало бы выписать заглавия данного произведения в имеющихся списках, сличить их, классифицировать и т. д.. а потом уже сформулировать более вероятное заглавие его. У Лазара Парпеци, например, эта книга как будто называлась "История... мужа желанного Корюна, ученика того блаженного Маштоца" (стр. 13), а в другом месте - из "Истории блаженного мужа Корюна" (стр. 37). Следовательно, во второй половине V века в заглавии книги, во всяком случае, имелись слова "История", "Маштоц", "блаженного мужа Корюна".
Некоторые главы-отрывки (разбивка на главы принадлежит проф М. Абегяну; у Н. Акиняна другая разбивка на главы, при этом он озаглавил каждую главу), нам кажется, расположены не на своих местах, так как они никак не связываются ни с предыдущим содержанием, ни с последующим и как будто искусственно вклинены в последовательное развитие повествования. К таким отрывкам-главам мы относим, например, Х главу, в которой весьма туманно повествуется о просветительской деятельности Маштоца, а в IX главе Корюн повествует о том. как Маштоца с его изобретением восторженно встречали царь, католикос и весь народ, и целые дни ликовали.
После праздников, думается, было бы естественнее приняться за просветительскую деятельность - обучать молодежь, открывать школы, переводить книги, размножать их и т. д. о чем и рассказывается в следующей XI главе, а тут не к месту вставлена Х глава о проповеднической деятельности Маштоца в краях Маров. Нам думается, всю эту главу следует поместить после XIII главы, в которой повествуется о просвещении Гохтна, откуда Маштоц мог переправиться через Аракс в Края маров. Таким образом восстанавливается последовательность просветительской деятельности Маштоца и повествования Корюна.
В сравнительно пространной XVI главе Корюн повествует о просветительской деятельности Маштоца в Западной Армении, находившейся пол владычеством ромеев, о переговорах его с императорским двором и самим императором Феодосией II и патриархом Аттиком, наконец, о борьбе его с ересью "бесстыжих и непокорных барбаоианов" и перед тем, как завершить эту главу и переправить приехавших из Армении деятелей на родину, он втискивает в рассказ лаконичный эпизод об изобретении "агванских письмен".
"В это самое время (т. е. когда Маштоц находился в Зап. Армении) приехал к нему некий иерей. родом агван, по имени Вениамин. Он расспросил его. расследовал варварские слова агванского языка, затем... создал письмена... успешно взвесил, расставил и уточнил"80.
После этого Маштоц со многими своими учениками возвращается в Великую Армению, Нор-Кахак и докладывает царю Арташесу и католикосу Сааку о своей деятельности в Западной Армении.
Так завершается XVI глава, а в следующей XVII главе повествуется о просветительской деятельности Маштоца в Агванке.
С первого же взгляда непредвзятый читатель заметит, что вышеприведенный отрывок стоит не на своем месте, а потому его следует перенести в главу об агванах. Однако и здесь возникают некоторые затруднения. Если иерей Вениамин - агван и командирован он агванским царем и епископом к Сааку и Маштоцу в целях изобретения агванских письмен, то почему он не поехал непосредственно в Нор-Кахак, в столицу Армении, где развернули свою просветительскую педагогическую деятельность основоположники армянской письменной культуры. а исколесил, объездил всю страну и явился к Маштоцу в Мелитсну, столицу Западной Армении, резиденцию ромейского стрателата? С другой стороны, если агван Вениамин в самом деле был посланцем агванского царя и епископа, то почему же они (царь и епископ) в недоумении расспрашивали Маштоца о цели его приезда в Агванк? Все это не вяжется с трезвой логикой.
Если агван Вениамин являлся лишь исполнителем воли царя Агванка и епископа страны, то в этом случае необходимо этот отрывок перенести в XVII главу и здесь произвести перемещение контекста.
На эту главу с ее противоречиями обращали внимание и другие исследователи; так. наппямер,
Н. Акинян склонен думать, что под агваном Вениамином следует разуметь не агвана. близкого северо-восточного, дружественного-единоверца народа Агванка, а *** - "алуан" - "алан", т. е. аланов, которые византийцами были переброшены в Малую Азию. были расселены среди малоазийских готов, ассимилировались с ними. потеряли родной язык и говорили ня готско-аланском языке. По мнению этого исследователя, Вениамин получил от Маштоца письмена именно этого готско-аланского языка, которые "ныне по обыкновению называются готским алфавитом"81. Кстати, и знаменитый Вульфила был выходцем из малоазийских христиан.
В XVIII главе первый абзац кончается словами:*** - "И он отправился в те края"... Следующий абзац начинается словами: *** - "В то время воцарился над иверами (царь) по имени Ардзюх"...
Эти два предложения не связываются логически друг с другом, а потому у М. Абегяна первое предложение как бы не заканчивается, обрывается; у Г. Фынтыгляна это предложение приобщено к началу второго абзаца, как входящее в его состав, а у Н. Акиняна эти два абзаца отдалены друг от друга двумя главами, при этом первое предложение находится во втором абзаце XII главы *** (с прибавлением) ***, а второе входит во второй абзац XV главы. Н. Акинян не довольствуется такой перестановкой. Он задумал, в подтверждение своей концепции о Васаке Сюни, перебросить сюда весь второй абзац XIV главы изд. М. Абегяна, при этом он самопроизвольно заменяет конкретное *** "Сюнийское" отвлеченным *** - "Краев (сторон) иверов"... Так дозволено манипулировать в других местах, но не в научной работе, в подготовке научного текста классика!
У нас имеются еще кое-какие замечания в отношении нарушений и искажений текста Корюна, но большая часть их, мы надеемся, будет исправлена при академической подготовке текста со всеми, существенными разночтениями списков данного произведения.
10
Нам хотелось бы остановиться на характеристике двух немаловажных сторон нашего памятника и этим закончить настоящее предисловие. К ним относится. во-первых, литературно-художественная ценность этого произведения и. во-вторых, историко-источниковедческое значение его, как первоисточника истории Армении и изобретения письменности армян, иверов и агван. В настоящей главе рассмотрим памятник с литературно-художественной стороны, выявим приемы его художественного воспроизводства исторической действительности.
В жанровом аспекте произведение Корюна мы охарактеризовали как панегирик, похвальное слово, а не как исторический труд в узком значении этого понятия. Как похвальное слово оно требовало соответствующие средства повествования, отличные от исторического произведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13