В те горячие дни нам с Алексеем Варфоломеевичем редко приходилось оставаться наедине. Комиссар разъезжал по частям, связывался с райкомами партии, налаживал партийно-политическую работу в партизанских частях, заботился о питании людей. Дел у всех было тогда очень много. И все-таки в тот последний перед наступлением немцев вечер нам удалось немного побыть вдвоем. На душе у обоих было тревожно. Противник имел очень большое численное превосходство. Его войска были хорошо вооружены, их поддерживало много танков и самолетов. А у нас мало тяжелого оружия, мало боеприпасов, почти половина войск - партизанские формирования.
- Ну, Павел Алексеевич, - невесело усмехнулся комиссар, - многих мы выручали, многим помогали, а вот кто нам помогать будет - не знаю...
- Ничего. Дней десять продержимся, а там посмотрим, - ответил я, имея в виду то наступление 50-й армии, о котором сообщил нам генерал Голушкевич.
- А если завтра немцы прорвут наши позиции?
- Будем вести сдерживающие бои, выигрывать время. Территория у нас большая, простор для маневра есть. Самое главное, не дать противнику сковать нас на ограниченном пространстве, как это сделал он с Ефремовым. Думаю, Алексей Варфоломеевич, выдержим.
Рассвет наступал медленно. Небо затянули тяжелые низкие тучи. Лил дождь. Я подумал: это хорошо - немецкая авиация не сможет подняться со своих аэродромов.
Ровно в 4 часа 24 мая раздался приглушенный расстоянием грохот, похожий на далекий удар грома. Потом еще и еще. Я позвонил Зубову:
- Это у вас?
- У меня, товарищ сорок пятый/Немцы начали артиллерийскую подготовку. Бьют из орудий и минометов.
Вскоре пришло сообщение о положении в партизанском полку Жабо: артиллерийская подготовка началась и на этом, довольно слабом, участке. Потом поступила радиограмма от командира 4-го воздушнодесантного корпуса генерала Казанкина, державшего оборону восточнее реки Угры. Там то же самое.
Сразу же после артиллерийской подготовки поднялась в атаку гитлеровская пехота, поддержанная множеством танков, действовавших группами по двадцать - тридцать единиц. 6-й партизанский полк, занимавший первую линию обороны на всходском направлении, не выдержал удара противника. Немцы прошли через его боевые порядки.
Начал вырисовываться замысел гитлеровцев: они намеревались отрезать от главных сил группы воздушно-десантный корпус и партизанский полк майора Жабо. Прорвав нашу оборону у Всходов и на участке партизанского полка, противник старался теперь вбить два клина, которые сошлись бы в районе деревень Мытищино и Фурсово. Он рассчитывал окружать и по частям разбивать наши войска, не давая им отходить на новые рубежи.
Чтобы сорвать планы гитлеровцев, надо было остановить или хотя бы замедлить продвижение их ударных групп.
В течение дня полк Жабо, отражая атаки немцев, постепенно отходил назад и нес большие потери. Но помочь партизанам я не мог, так как на всходском направлении складывалась не менее тяжелая обстановка. 6-й партизанский полк, оборонявший предполье, был рассеян противником, а командир и комиссар погибли в бою. 8-й гвардейский кавалерийский полк подполковника Высоцкого был оттеснен в село Всходы. Преследуя кавалеристов, немцы попытались на их плечах ворваться в село, но были отброшены. Большую помощь гвардейцам оказала при этом рота ПТР, подбившая несколько вражеских танков.
Подтянув резервы, немцы снова атаковали Всходы, бросив в бой около тридцати танков с десантом на броне. Эту атаку нашим войскам отразить не удалось. К вечеру гитлеровцы овладели районным центром, переправили часть своих сил через Угру и подошли к разъезду Дебрянский. Мост через реку был заранее заминирован нашими саперами. Но взорвать его они не смогли.
4-й воздушнодесантный корпус в основном остался на прежних позициях, хотя генерал Казанкин одну за другой присылал мне радиограммы, сообщая, что положение ухудшается.
На других участках немцы активности не проявляли.
К району боевых действий выдвигался мой резерв - полк Князева.
Чтобы выиграть время и сохранить свободу маневра, мы перешли к подвижной обороне с заграждениями в лесисто-болотистой местности. Срочно готовился запасной рубеж обороны фронтом на восток, с центром у деревни Мытищино. Началось также оборудование нескольких оборонительных рубежей в глубине занятой нами территории.
Весь день 25 мая продолжались ожесточенные бои с наступающим противником. Полк Жабо из-за больших потерь уже не способен был сдерживать немцев. Поэтому я приказал командиру 329-й стрелковой дивизии отвести свой правый фланг назад, чтобы один из стрелковых полков развернулся фронтом на восток против гитлеровцев, наседающих на остатки полка Жабо. Партизанские подразделения должны были отойти через боевые порядки стрелковой дивизии и сосредоточиться у нее в тылу. Командиру дивизии я поручил подчинить эти подразделения себе и привести в порядок. Командиру 2-й гвардейской кавалерийской дивизии полковнику Зубову приказал сомкнуться своим левым флангом с правым флангом 329-й стрелковой дивизии, чтобы восстановить фронт, прорванный немцами на участке полка Жабо.
4-й воздушнодесантный корпус продолжал действовать в трудных условиях, будучи отделен от главных сил группы рекой Угрой. Опасаясь, что противник может отрезать и окружить десантников, я разрешил генералу Казанкину отойти на западный берег Угры. Однако его войскам приходилось отбивать сильные атаки противника, и переправа не удалась.
Одну роту 8-й воздушнодесантной бригады гитлеровцы окружили в селе Большие Мышенки. Немцы предлагали советским бойцам сдаться в плен. Парашютисты отвечали метким огнем. Они вели бой до последнего человека. Погибла вся рота, нанеся противнику значительный урон и замедлив его наступление.
За два дня гитлеровцы потеряли убитыми и ранеными много солдат и офицеров. Было уничтожено до семидесяти их танков. Однако, вводя в бой новые части, немцы продолжали упорно лезть вперед, хотя темп их продвижения был невысок.
Но вот 6-й гвардейский кавалерийский полк подполковника Князева, усиленный двумя танками Т-26, нанес стремительный удар во фланг гитлеровских частей, переправившихся через Угру у Всходов. Противник, не ожидавший атаки, отступил. Это несколько облегчило положение 2-й гвардейской кавалерийской дивизии и воздушнодесантного корпуса.
Прекрасно вела бой 329-я стрелковая дивизия. Все атаки гитлеровцев разбивались о ее стойкую оборону.
Для прикрытия переправы десантного корпуса я приказал послать к Угре 2-й и 7-й гвардейские кавалерийские полки. Оба они были малочисленны. Противник мог окружить и уничтожить их. Однако приходилось идти на риск, чтобы спасти десантников.
Все обошлось относительно благополучно. Воздушно-десантный корпус, прикрытый с тыла двумя кавалерийскими полками, переправился через Угру, с боем прорвался через занятые противником леса и вышел к главным силам группы.
После этого я разрешил 2-й гвардейской кавалерийской и 329-й стрелковой дивизиям отойти на новый рубеж, подготовленный в тылу.
26 мая начальник генерального штаба германских сухопутных сил генерал Гальдер записал в своем служебном дневнике: «В районе группы армий «Центр» наступление против Белова из-за метеорологических условий развивается медленными темпами. Противник подтягивает силы из Дорогобужа». Спустя два дня - запись: «Кольцо вокруг основных сил кавалерийского корпуса Белова замкнуто 4-й армией».
С этим выводом Гальдер явно поторопился. Положение моей группы было пока нисколько не хуже, чем в первые дни боев. К 28 мая мы имели устойчивый фронт обороны, обращенный на восток. Готовились еще два оборонительных рубежа, частично уже занятых подразделениями 1-й гвардейской кавалерийской, 1-й и 2-й партизанских дивизий. В моем распоряжении оставались резервы, даже семь танков с горючим, среди них один КВ и один Т-34. А с «Большой земли» к нам перебросили еще две воздушнодесантные бригады - 23-ю и 211-ю.
Все наши планы строились в эти дни с твердой верой в то, что в первых числах июня, во всяком случае не позднее 5 июня, начнется большая наступательная операция войск Западного фронта. Момент для этого был очень удачный. Главные силы 4-го и 43-го немецких пехотных корпусов, наступая на нас, повернулись фронтом на запад и северо-запад. Планируемый удар 50-й советской армии пришелся бы по флангу и по тылам гитлеровских корпусов. А с фронта по ним ударили бы мы. Для этой цели нами намечено было использовать значительные силы: всю 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию, имевшую четыре с половиной тысячи бойцов, пять воздушнодесантных бригад, насчитывавших около шести тысяч человек, и часть 1-й партизанской дивизии.
Немцы вряд ли выдержали бы одновременный удар с фронта и с тыла, и два их армейских корпуса были бы сброшены со счета. Войска Западного фронта вступили бы на освобожденную нами территорию и, возможно, сумели бы осуществить ту задачу, которую пытались выполнить в течение всей зимы: захватить Вязьму и окружить две фашистские армии восточнее ее.
Но и на этот раз наступательная операция не состоялась. Отменить ее заставила неблагоприятная для нас обстановка в районе Харькова. Туда и были переброшены механизированные корпуса с Западного фронта.
Официального сообщения об отмене наступательной операции я не получил. Но надежды на нее угасли сами собой, особенно после того как я послал по радио несколько запросов об оперативных перспективах. Ответов на мои запросы из штаба фронта долго не поступало.
Между тем немцы медленно, методически продвигались вперед. Вторично прорвать нашу оборону они нигде не смогли. Но я опасался их удара с тыла, из Ельни. Поэтому за счет ослабления некоторых спокойных участков пришлось создать дополнительный резерв из подразделений 1-й гвардейской кавалерийской и 1-й партизанской дивизий.
Продвинувшись за восемь суток на двадцать километров, 31 мая немцы заняли деревню Мытищино. Наши части, продолжавшие вести маневренную оборону, ослабли в непрерывных боях. В 4-м воздушнодесантном корпусе и во 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, которые первыми приняли на себя удар противника, осталось в общей сложности тысяча восемьсот человек (не считая двух новых десантных бригад). Понесла потери и 329-я стрелковая дивизия, упорно оборонявшая свой рубеж. Вместе с присоединившимися к ней остатками партизанского полка майора Жабо в дивизии было теперь до двух тысяч бойцов и командиров. Но некоторые наши соединения еще не вводились в бой и полностью сохранили свой личный состав. В последних числах мая группа имела вместе с партизанами около семнадцати тысяч бойцов.
23-я пехотная дивизия гитлеровцев, усиленная танками, теснила с севера левый фланг 329-й стрелковой дивизии. Обстановка становилась угрожающей. Я берег резервы, но тут пришлось послать на прикрытие левого фланга пехоты 5-й гвардейский кавалерийский полк подполковника Борщова. Неожиданно для немцев гвардейцы вместе с партизанами из 1-й партизанской дивизии перешли в контратаку и отбросили фашистов на несколько километров, обеспечив тем самым выигрыш времени для подготовки новых оборонительных рубежей.
К 1 июня погода улучшилась. В небе появилось множество вражеских самолетов. С рассвета и до темноты они бомбили и обстреливали наши боевые порядки. Нас поддерживала в это время 215-я авиационная дивизия, имевшая на вооружении главным образом штурмовики. Базировалась она на «Большой земле» близ Калуги. Командир ее полковник И. К. Самохин прилетел к нам с радистом на У-2. Он управлял действиями своих штурмовиков, находясь в штабе группы и хорошо зная оперативную обстановку.
Прежде чем перейти в авиацию, Иван Клементьевич Самохин служил в кавалерии, в частности командовал эскадроном в 3-й Бессарабской кавалерийской дивизии.
Он хорошо знал тактику конницы, поэтому нам легко было найти с ним общий язык. Летчики Самохина сражались с врагом отважно, однако большой помощи оказать нам не могли: самолетов в дивизии было мало, аэродром находился далеко от района боевых действий. Девяносто процентов времени летчики тратили на то, чтобы - добраться до нас и вернуться, а бой вести было некогда. Немецкая авиация господствовала в воздухе, это осложнило наше и без того нелегкое положение.
2 июня войска группы под давлением противника отошли еще на один рубеж. Фашисты захватили нашу лучшую посадочную площадку в Большом Вергове.
Я приказал семи нашим танкам, имевшим горючее, контратаковать гитлеровцев. Они уничтожили несколько вражеских танков и бронемашин. Нам удалось на некоторое время приостановить движение немцев. Но надолго ли? Что делать дальше? Эти вопросы не давали мне покоя.
На «Большую землю»
Теперь, когда стало известно, что Западный фронт отказался от наступательной операции, наша борьба в тылу противника не могла принести большой пользы. Справиться в одиночку с крупными силами регулярных фашистских войск, имевших задачу уничтожить нас, мы не могли. Надо было искать выход из сложившейся обстановки.
Вечером 4 июня мы с комиссаром послали в штаб Западного фронта радиограмму:
«Настало время просить вашего совета. Оценка обстановки: три дивизии противника [18] с громадным превосходством танков и авиации успешно продвигаются, ломая героическое сопротивление войск группы, не считаясь со своими большими потерями, подводя резервы.

За 12 суток тяжелых боев противник овладел большей половиной ранее занимавшегося группой района. Еще сутки боя - и возможен прорыв противника в центр группы и разъединение наших сил. Дальнейший бой в окружении грозит уничтожением живой силы наших войск. В целях сохранения живой силы, качественно высокой боеспособности просим разрешения на выход из окружения при условии продолжения упорных оборонительных боев.

План: прорваться восточнее Ельни в район 5-го партизанского стрелкового полка. В дальнейшем прорываться в направлении на Киров для соединения с войсками фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46