.. Отсюда они летают на Москву.
- Наши этот аэродром уже бомбили...
- Не очень удачно. Надо помочь...
Долго говорили Старчак и Щербина о том, что именно нужно сделать, чтобы выполнить задание.
А задание это, хоть именовалось "особым", было по сути дела и для Старчака и для Щербины самым обычным.
- Да, вот еще что, - сказал Старчак, выходя вместе с Щербиной из штабной землянки, - надо проверить парашюты.
Несколько сот парашютов, бережно уложенных на стеллажи, хранилось в отдельных землянках. Старчак любил повторять:
- Для десантника парашют дорог так же, как и винтовка, если не дороже. Спустившись благополучно на землю, ты себе винтовку добудешь. А вот если парашют неисправный - ничто тебе уже не поможет.
10
Старчак отправился на лужайку, где занимался взвод парашютистов. Старший лейтенант Левенец показывал десантникам приемы рукопашного боя.
- Ну и что ж, что у противника карабин, а у тебя нет. Он ведь не знает, когда ты на него нападешь, а тебе это известно. Так что перевес на твоей стороне. Вот вы, красноармеец Буров, держите винтовку как можно крепче. Теперь смотрите, предупреждаю вас - буду нападать. Заметьте, что противнику такие предупреждения не делаются...
Буров расставил ноги, крепко сжал ложе винтовки, напрягся и приготовился защищаться. Он не уловил того мгновения, когда старший лейтенант подлетел к нему, дал подножку и легко перебросил через себя. Карабин оказался в руках командира.
- А. теперь вы попробуйте, - предложил Левенец.
Буров, тот самый худощавый кольчугинский паренек, казался еще моложе своих восемнадцати лет. Он попытался отнять винтовку у командира. Ничего из этого не получилось: сам нападающий очутился на земле.
- Не сокрушайтесь, товарищ Буров, научитесь, - сказал Старчак, подходя к десантникам. - Дайте-ка я попробую. Держись, старший лейтенант!
Через миг винтовка оказалась у капитана, который был на вид менее крепким, чем атлетически сложенный Левенец.
Буров улыбнулся:
- Оказывается, и на силу есть сила. Все рассмеялись.
- Дайте-ка я, товарищ капитан, попробую, - негромко сказал Демин.
- А с кем вы хотите - со мной, старшим лейтенантом или Буровым?
- С Буровым мы как земляки на досуге как-нибудь. Мне бы с вами...
- Не беритесь, товарищ капитан, он у нас, в Кольчугине, первый физкультурник, - предостерег Старчака Буров.
- Здесь не Кольчугино. Здесь Юхнов... Становись, Демин!
Симпатии Бурова как бы раздвоились. Больше всего он был бы удовлетворен ничейным исходом. Всем другим бойцам хотелось, чтобы победил капитан. Где уж до него Демину, который без году неделя в армии, даже гимнастерку носить не научился. Вон какими складками собралась под ремнем.
- Знаете что, Демин, - предложил капитан, - давайте распояшемся.
На траву упали два ремня: один - кожаный, щегольской, с пряжкой, украшенной звездой; другой - брезентовый, какие появились в армии перед самой войной.
- И гимнастерки долой, - сказал капитан.
Поверх ремней легли гимнастерки: одна - ладная, отутюженная; другая широкая, мешковатая, сшитая наспех, для войны.
Чтобы лучше видеть ход борьбы, десантники обступили капитана и Демина.
Старший лейтенант Левенец махнул рукой, и Демин, сделав прыжок, приблизился вплотную к капитану, державшему карабин, как казалось, совсем свободно, расслабленно. Вот, улучив момент, Демин тоже ухватился за ложе. Старчак дал Демину взяться поудобнее, а потом охватил своими цепкими пальцами его руки и, пригнувшись, попытался перебросить противника через себя. Но Демин стоял, широко расставив ноги в тупоносых нескладных сапогах, словно прикипевших к земле.
Оба они - и капитан и десантник - были мускулистые, крепкие, ладные, и их мускулы напряглись. Сквозь мокрую ткань было заметно, как вздуваются мышцы на спине и на груди...
Демин все же отобрал у Старчака винтовку. Правда, те, кто надеялись на победу капитана, утверждали, что он не решился применить какой-то особенный прием, опасаясь повредить Демину кисти.
Капитан отдал должное своему юному противнику. Он сказал:
- Теперь ты и в Юхнове чемпион. Признаю!.. Старчак надел гимнастерку, расправил складки и приказал Левенцу продолжать занятия, а сам пошел в штаб бомбардировочного полка.
11
Громада самолета темнела на фоне еще светлого неба. Ревели моторы, из глушителей вырывались буйные гривы красновато-голубого пламени... Ветер, посеянный винтами, валил с ног моториста, убиравшего стремянку.
Самолет вырулил на старт, разбежался по взлетной дорожке и, казалось, нехотя поднялся над самым леском, окаймляющим аэродром. Набрав нужную высоту, тяжелый бомбардировщик лег на курс.
Петрову хотелось увидеть капитана, поговорить с ним, если только удастся перекричать рев моторов, но Старчак сразу же после взлета прошел в кабину к штурману и долго не выходил оттуда.
Хоть и велик четырехмоторный бомбардировщик - его называют кораблем, - в нем очень тесно. Проход загроможден ящиками с зажигательными бомбами, домкратами, стремянками и всяким другим имуществом, которым распоряжается бортмеханик, завален чехлами моторов - не пройдешь... Да вдобавок посередине установлена турель скорострельного пулемета, и, сидя на ремнях, воздушный стрелок свешивает ноги вниз - кто ни пройдет, обязательно заденет...
Парашютисты сидят и на ящиках, и на чехлах; и на железных откидных лавках.
Каждый думает о своем. Нелегко вот так, просто, прыгнуть в ночь, на землю, где тебя подстерегает враг... - Страшно? - спросил Бориса бортмеханик.
Петров замялся.
- Ничего! - хлопнул тот его по плечу. - Что ни говори - на землю упадем.
Но вот Старчак вернулся, Он, придерживаясь за металлические поручни, прошел мимо парашютистов и успел за эти короткие мгновения, пока сделал несколько шагов, взглянуть каждому из десантников в глаза. Борису показалось, что капитан посмотрел на него особенно пристально. Впрочем, это же подумал, наверно, каждый из парашютистов...
Линию фронта можно было определить, не сверяясь с навигационными картами. Она обозначалась в ночи огнем зенитных пушек и пулеметов, залпами наземных орудий.
Самолет шел в облаках, и поэтому немецкие прожектористы не смогли направить на него голубые столбы света. Зенитчики все же дали наугад несколько залпов. Петрову даже показалось, что один из снарядов угодил прямо в машину так она содрогнулась. Но летчик, капитан Константин Ильинский, не прибегая к противозенитному маневру, вел послушный его воле многотонный корабль по заданному курсу.
Летели долго, определяя маршрут по незаметным для непривычного глаза ориентирам: характерному изгибу леса, как-то по-особенному перекрещивающимся железнодорожным путям, небольшим селениям, которые, кажется, нельзя отличить одно от другого не только с воздуха, но и на земле.
Старчак пошел к десантникам. Самолет опустился пониже, пробив слой облаков. Нигде ни огонька. Внизу - аэродром. Заслышав гул советского бомбардировщика, немцы, погасили все огни, и трудно было даже предположить, что совсем недавно, может быть, час или два назад, отсюда улетела на Москву асы из 53-й воздушной эскадры "Легион Кондор", находящейся под особым покровительством имперского министра авиации Германа Геринга. Асы, сбросившие бомбы на города Польши, Франции, Англии, Югославии, Греции...
Но штурман и капитан Старчак точно знали, что аэродром именно здесь внизу, под полуторакилометровой толщей тьмы.
И вот раздалась команда, которую так тревожно и напряженно ждали десантники: "Пошел!"
Один за другим выпрыгивали в раскрытые двери парашютисты. Борис шел третьим. Перед тем, как ринуться вниз головой прямо в темную ночь, он почувствовал на плече дружеское прикосновение руки командира.
Старчак выпрыгнул последним.
12
Парашютисты приземлились на сухом торфяном болоте и довольно быстро нашли один другого.
Во время налета наших бомбардировщиков они должны были обозначить границы аэродрома, использовав для этого сухие батареи и пятнадцативольтовые лампочки, выкрашенные в красный цвет. Как только в районе аэродрома появятся наши, надо включить эти лампочки, и уж тогда штурманы смогут отлично определить, где взлетная площадка и где стоянки самолетов.
Старчак взял своим напарником Петрова из авиаполка, того паренька, тайком пишущего стихи, который чем-то понравился ему. Они пошли, перебираясь с кочки на кочку. Когда добрались до места, уже светало. Притаившись в кустарнике, они видели, как все отчетливее проступают очертания колючей изгороди, опоясывающей аэродром. Через каждые двести или триста шагов виднелись сторожевые вышки с пулеметными установками.
- Боятся, сволочи! - ругнулся Старчак.
Они выкопали ножами яму в виде конуса. Если здесь, на дне, будет лампочка, то ее с земли не заметишь, зато сверху свет хорошо виден. Старчак установил рацию и передал в Юхнов шифрованное сообщение о том, что высадились благополучно и приступили к выполнению задания.
На аэродроме начинался день. Приземистые автоцистерны с бензином разъезжали от одного самолета к другому. По дороге, всего в ста - ста двадцати метрах от Старчака, проехали в открытой автомашине немецкие техники. Они смеялись и пели. Потом, погромыхивая на выбоинах, прошла вторая машина, за ней третья...
- Посмотрим, как они запоют, когда прилетят наши, - сказал, сжав кулаки, Борис.
Старчак промолчал.
Потом, несколько часов спустя, немецкие техники все также с песнями, заглушающими писк губных гармоник, проехали в обратном направлении.
- Обедать едут, - сказал Петров. Тут только парашютисты вспомнили, что ничего не ели. Подкрепились хлебом и копченой колбасой.
- Вот бы туда пробраться, - сказал Петров. - Смотрите, вон в том месте, под проволокой, свободно можно проползти.
- Ничего не выйдет. Через заграждения пущен ток. Это раз. Во-вторых, что ты сумеешь сделать своими двумя гранатами? И, в-третьих, можешь испортить все дело.
Под вечер, часа два спустя после того как на аэродром вновь возвратились техники, туда в таких же машинах проехали летчики в легких комбинезонах и матерчатых шлемах с эбонитовыми черными дисками радионаушников.
Старчак взглянул на часы и сообщил вг Юхнов время сбора летного состава.
Через час бомбардировщики "Хейнкель-111" стали подниматься в воздух. Было светло, но к тому времени, когда вся эскадрилья приблизится к цели, наступит темнота.
В эту ночь налета советских бомбардировщиков на аэродром не было.
Прошла еще одна ночь и еще один день. Парашютисты сидели в засаде, ничем не выдавая своего присутствия. На аэродром ездили в открытых машинах техники и летчики, слышалось их пение.
У Бориса затекли ноги, и он, чтобы разогнать кровь, то и дело массировал их. Он подумал, что зимой ему нипочем не пробыть бы здесь и часа...
Опять отправились бомбардировщики "Хейнкель-111" в свой рейс. Урча, разворачивались они над аэродромом, собирались в круг, чтобы следом за опытным асом рваться к Москве.
Так же точно, как и в прошлую ночь, с поразительной пунктуальностью вернулись "хейнкели" на свою базу. Правда, трех машин недосчитывалось.
Старчак подсел к рации. Послышался характерный прерывистый писк, и он смог принять шифрованное сообщение.
- Сейчас здесь будут наши, - сказал Старчак, - так что давай!..
Борис включил красную лампочку, стараясь не думать о том, что, если хоть один из наших штурманов ошибется в расчетах, бомбы упадут за границу аэродрома, сюда, где сидит он, Борис Петров, и его командир. Но штурманы действовали безошибочно. Ярко вспыхнул желтым пламенем немецкий самолет, за ним второй... Пламя выхватывало из тьмы то один участок аэродрома, то другой. Пожар осветил летное поле: все новые и новые бомбовые удары обрушивались с темного, беззвездного неба. Зенитчики вступили в дело лишь тогда, когда наши летчики успели не только сбросить бомбы, но и обстрелять, снизившись, стоянки "хейнкелей". Над целью наши бомбардировщики находились не тридцать секунд, как предполагалось, а почти полчаса.
На другой день московские газеты сообщили: авиационная часть, которой командует т.Филиппов, уничтожила на вражеском аэродроме много боевой техники.
Особое задание было выполнено. Теперь парашютисты пробирались по лесам и болотам к линии фронта. И Петров уже не знал, что он ответит, когда его спросят, где он хочет служить - в своем старом полку или же в отряде капитана Старчака.
13
Петров сделал выбор. Он решил стать старчаковцем, как называли себя бойцы отряда. Как и все его товарищи, он уже был влюблен в своего командира, старался подражать его манерам и даже чуточку, едва заметно прихрамывал, как Старчак.
- Ты знаешь, - рассказывал Борису телефонист Мальшин, беззастенчиво угощаясь табаком товарища, - ты знаешь, наш капитан еще в гражданской войне участвовал.
- Врешь, он ведь совсем молодой...
- Истинная правда. Он в армии с пятнадцати лет. В комсомол вступил и в тот же день винтовку получил. В Забайкалье против барона Унгерна сражался. Тогда и ранен был в левую руку. Понаблюдай как-нибудь, обрати внимание...
- Ты, я вижу, ярый курильщик. Бери весь табак, - предложил Борис. Мальшин вытряхнул содержимое пачки себе в карман.
С берега реки доносилась негромкая песня. Капитан вышел из своей землянки, подошел к поющим, постоял, покурил, вздохнул и приказал:
- Пора спать!
Через несколько минут все в лагере стихло. Слышались лишь мерные шаги дозорных. Было тихо и на аэродроме: бомбардировщики еще не вернулись из очередного полета.
Старчак не спал. Он сидел в своей землянке, разложив карту, что-то чертил, отмерял. Зашедший на огонек комиссар Щербина шутливо заметил:
- А вас распорядок дня не касается, товарищ капитан? Смотрите, как бы не попало от дежурного.
- Понимаешь, Николай, - не отрываясь от карты, сказал Старчак, - вот что я думаю. Мы неплохо учим бойцов одиночным действиям в тылу, а тактикой в составе отделения, взвода и роты занимаемся недостаточно. А ведь комсомольцы, что к нам прибыли, хоть и рвутся в бой, подкованы в пехотном деле слабовато. Вот я и решил, пока суд да дело, провести несколько занятий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18