Группа имела задание - нарушить телефонную связь между Новоникольским и Лотошино. Перервав постоянные телефонные линии, идущие вдоль шоссейной дороги, разведчики решили привести в негодность и полевую связь. При этом шли на хитрость: перекусывали щипцами сердцевину провода, но оплетку сохраняли. Немецким телефонистам стоило больших трудов отыскивать место повреждения.
Разведчики нередко устраивали засады, дожидаясь, когда придут вражеские телефонисты. Те осмеливались ходить лишь днем, причем брали с собой большую охрану.
Близ одного села парашютисты привели в негодность линию связи, ведущую к немецкому штабу. Больше суток ожидали они появления связистов. Но на этот раз нагрянул целый взвод лыжников. Немцы окружили отстреливавшихся десантников, двух убили, а трех тяжело ранили и захватили в плен. Фашисты придумали для них изощренную казнь.
Для временной полевой телефонной связи в немецкой армии применялись переносные шесты. Провода подвешивались на фаянсовых изоляторах, которые крепились на острых стальных крюках. Гитлеровцы подвесили наших парашютистов на этих крюках.
Когда Старчак и его товарищи подошли поближе, они увидели страшную картину. Один парашютист уже сорвался с крюка, и снег припорошил его.
Убитых бережно сняли с шестов. Это были Симагин и Кузнецов. Третьего узнать не удалось: гитлеровцы изрезали ему лицо.
- Я знаю, в каком селе эти связисты, - сказал один десантник. - Едем туда!
Больших трудов стоило Старчаку удержать людей. Он и сам лишь после жестокой внутренней борьбы отказался от этого намерения.
Было принято другое решение. Капитан приказал вновь перерезать телефонные провода и оставил в засаде парашютистов с двумя ручными пулеметами. Отделение гитлеровцев, прибывших устранять повреждение, было уничтожено полностью. Возмездие свершилось. Но долго еще стояли перед глазами Старчака и всех, кто были с ним в тот день, эти трое бойцов, принявших мученическую смерть на земле, которую защищали.
- Разве можно забыть такое? - говорит Старчак. - Когда я увидел на снимке спину венгерского коммуниста, на которой фашистские мятежники вырезали пятиконечную звезду, я подумал и о наших трех товарищах, ставших жертвами гитлеровских извергов...
Уже девятые сутки действовал в тылу врага отряд Старчака. Фронт все более давал о себе знать нарастающим гулом орудий, непрерывными полетами советских бомбардировщиков и истребителей и тем, что немецкие тылы откатывались все дальше на запад, не рискуя оставаться на своих прежних местах.
Как и было условленно, командиры десантных групп повели бойцов на соединение со своими частями. Это было нелегким делом. Прифронтовая полоса имела значительную глубину, была насыщена огромным количеством войск. Дороги были забиты танками, мотоциклами, немецкой пехотой.
В группе Старчака был пулеметчик Ефим Киволя.
Петров помогал Ефиму нести пулемет, и они вполголоса разговаривали. Ефим говорил, что не знает, что с отцом и братом, ушедшими в армию в первые же дни войны.
Остановились на опушке, примерно в километре от села. Вскоре гул усилился, раздались взрывы бомб и послышалось донесенное порывом ветра "ура".
- Наши! - сказал Старчак. И все повторили это коротенькое слово.
Показались бойцы наступающей части. Они одеты в белые маскировочные халаты, такие же, как у десантников. Только у Старчака и его друзей за время скитания по тылам халаты закоптились у костров, а у наступающих они такие чистые, что их не отличишь от снега. В белый цвет покрашены и танки, мчащиеся по целине, отбрасывая назад отштампованные гусеницами снежные комья.
Все ближе наша пехота. Тяжело дыша, бежит пожилой темнолицый солдат. Он видит лежащих в ложбине десантников, вскидывает автомат крича: "Руки вверх!"
- Батя! - растерянно крикнул Ефим Киволя.
Боец от неожиданности спотыкается, падает. Отец и сын обнялись. Ефим плакал. Слезы текли по щекам старого солдата.
- Товарищ капитан, это мой отец, Степан Макарович! - кричит Старчаку пулеметчик. Степан Макарович повторял:
- Вот ведь какое дело, вот где пришлось встретиться. Ефим спросил о брате.
- Схоронил я его... В одной роте с ним был... Под Гжатском. Пулей разрывной. В голову...
Наша артиллерия, бившая с флангов, перенесла огонь в глубь обороны противника. Рота, в которой служил Степан Макарович, пошла в атаку. Отец и сын Киволя, и капитан Старчак, и Борис Петров, и Иван Бедрин бежали рядом, стреляя на ходу.
Немцы были выбиты из села. Вскоре отец и сын сидели в избе у жарко натопленной печи, курили. Ефим закурил впервые.
Отец и сын увиделись. Это - не выдумка. Я написал тогда же об их встрече.
Утром десантники отправились на попутной машине в Москву, в Штаб Военно-воздушных сил. Старчак торопился, зная, что туда должны явиться все его парашютисты, перешедшие линию фронта.
В Штабе Военно-воздушных сил Старчака уже ждали.
- Что же вы, капитан, опаздываете? - сказал, дружески улыбаясь, генерал, ведающий десантными операциями. - Командиры всех ваших групп уже прибыли.
Когда были подведены итоги, стало известно: за одиннадцать дней боевых действий во вражеском тылу парашютисты Старчака взорвали двадцать девять мостов. Это заставило гитлеровцев бросить множество боевой техники на дорогах.
Но не эти машины Старчак считал трофеями отряда. Парашютисты были удовлетворены непосредственными итогами своего рейда: они сожгли сорок восемь грузовых машин, два танка, два штабных автомобиля, уничтожили много вооружения и истребили более четырехсот солдат и офицеров.
Не зря укрепили немцы на перекрестках предостерегающие таблички: "Внимание: парашютисты!"
Та же зима
1
Гитлеровские пропагандисты винили во всех своих неудачах русские морозы.
Восемнадцатого декабря представитель немецкого командования объявил корреспондентам в Женеве, что на центральном участке русского фронта стоят сорокаградусные морозы и это сковывает действия германских войск.
Пять дней спустя, двадцать третьего декабря, пытаясь в канун рождества утешить своих приунывших слушателей, берлинское радио сообщило, что, напротив, русская зима - самое подходящее время для боевых операций и надо терпеливо ждать новых побед германского оружия. "Русский климат сильно отличается от европейского, он резко континентален, температура зимой бывает очень неровная. Морозы часто чередуются с оттепелями, средняя температура в январе составляет лишь минус десять градусов. Холодная погода в России не так чувствительна, как у нас на Западе. Воздух здесь сухой и чистый - это предохраняет от заболеваний. Состояние здоровья у людей здесь зимой лучше, чем весной или в дождливое русское лето... Замерзшие русские дороги значительно облегчают движение, которое летом бывает в некоторых местах почти невозможным".
Затем последовало новое сообщение: "На Восточном фронте свирепствуют морозы и снегопады, и продолжение военных операций и их характер обусловливаются отныне наступлением русской зимы. На широких пространствах Восточного фронта происходят лишь операции местного значения..."
А через несколько дней наши войска, преодолевая глубокие снега, нанесли сокрушительный удар вражеским армиям, засевшим в блиндажах на подмосковной земле А ведь наступать зимой куда труднее, чем обороняться!
Так сами же гитлеровские пропагандисты запутались в своих рассуждениях о климате.
Крепкие русские люди, а не крепкие русские морозы остановили и обратили вспять гитлеровскую армию.
2
Старчак вернулся в Добринское незадолго до Нового года, и опять его кошевка мелькала между сугробами то в одном конце села, то в другом.
Редактор нашей газеты убедил его, и он разрешил напечатать о декабрьском десанте в район Волоколамск - Лотошино. Тогда-то и появились заметки о Бедрине, Киволе, Панарине и других - о многих, только не о Старчаке: цензор был неумолим.
Как раз в те дни были награждены отличившиеся парашютисты, и мы с редактором побывали на отрядном митинге, посвященном этому событию.
Старчак сказал:
- Мы пережили тяжкое лето, грозную осень, переживаем суровую зиму. Но ведь это уже три времени года, а Гитлер утверждал, что Красная Армия и месяца не продержится. У нас в отряде выросли замечательные парашютисты. Я мог бы назвать десятки имен, но вы сами их знаете лучше меня. У нашего отряда уже есть своя история. Пусть же в ней будет больше прекрасных страниц. Это зависит только от нас. Лучшей благодарностью Родине и партии будут наши дела.
После митинга редактор и я пошли вместе со Старчаком в его штаб.
Дежурный вручил капитану пакет с сургучной печатью. Вскрыв конверт, Старчак прочитал бумагу и сказал нам:
- Это приговор по делу Линовиченко. Он присужден к расстрелу.
Решение трибунала прочли на другое утро перед строем. - Вопросы будут? спросил Старчак.
Вопросов не было, но Старчак чувствовал, что от него ждут слова.
Капитан сказал:
- Он хотел уцелеть за счет других, пусть даже за счет гибели товарищей. За это одна расплата - смерть. Суровое время - суровая кара.
Старчак ни разу не назвал Линовиченко по фамилии, так велико было презрение капитана к трусу. Вот почему и через два десятилетия Старчак на вопрос о Линовиченко ответил: "Был такой..."
И вот наступило тридцать первое декабря.
Новый год капитан Старчак встретил с друзьями на том же аэродроме, откуда совсем недавно улетали во вражеский тыл. Хотел пригласить капитана Ильинского, послал за ним Бедрина, но в полку сказали: "На задании".
Помянули добрым словом погибших, пожелали скорого выздоровления раненым и обмороженным, лечившимся в госпиталях. А особо выпили за здоровье Бурова, от которого только что пришла весточка. Правда, сам он еще не мог писать - писал его отец, приехавший в Москву из Кольчугина.
За окном бушевала метель, и Старчак, глянув в ночь, предложил еще один тост:
- За тех, кто сейчас во вражеских тылах, за товарищей наших.
Помянули и Руфа Демина, чья судьба особенно всех тревожила. Ведь прошло семнадцать суток...
3
А Демин не заметил наступления Нового года: он потерял счет дням, то и дело впадая в забытье.
Однажды утром он услышал, что кто-то медленно открывает неподатливую скрипучую дверь сарая, занесенную снегом. Демин схватился за автомат. В сарай вошла женщина в старом ватнике с веревкой в руках. "За сеном", - догадался Демин. Он подполз к двери.
Увидев его, женщина вскрикнула.
- Не бойтесь! - сказал Демин и не узнал своего голоса, хриплого, словно чужого.
Женщина заметила у него на шапке красную звездочку и спросила шепотом:
- Ты боец? Давно здесь? Откуда? Демин пожал плечами.
- Ты бы поостерегся: немцы у нас. Вчера всю ночь пьянствовали - Новый год встречали...
- Вот что, мамаша, принеси мне поесть. И одежду какую-нибудь, если найдется.
Вечером женщина принесла Демину узел с вещами и крынку горячих щей.
- Ложку позабыла! - всплеснула она руками,
- Не беспокойтесь, имеется. - Демин достал из-за голенища алюминиевую ложку.
Поев, он стал переодеваться. Сделать это оказалось не просто. Удалось снять только куртку; гражданские брюки, принесенные женщиной, пришлось натянуть прямо на свои, поверх валенок, на выпуск... Надел залатанную тужурку, нахлобучил до самых бровей заячий треух.
Женщина покачала годовой:
- Все равно узнают. Бойца во всякой одежде видно... уходи скорее. Найдут тебя...
Ползком Демин добрался до хутора. Постучал в один дом. Его впустили. Пожилой крестьянин, припадая на одну ногу, провел его через сени и кухню в большую комнату. На полу и на лавках спали женщины, дети.
Начались расспросы, но Демин ничего не успел рассказать: в деревню въехали на санях немецкие солдаты и стали гнать крестьян на расчистку дороги.
Хозяин велел спрятаться на печи и помог туда влезть.
Скоро, видимо под воздействием тепла, обмороженные ноги Демина стали нестерпимо болеть.
Хозяин попробовал разуть его, но каждое прикосновение вызывало такую боль, что Демин громко стонал. Тогда хозяин разрезал оба валенка и стал осторожно отдирать смерзшийся войлок. Демин потерял сознание.
Очнулся он на кровати, укрытый стеганым одеялом из разноцветных ситцевых лоскутков. Рядом сидел хозяин дома, дядя Семен, как он назвал себя.
Ног Демин не чувствовал. Хотел пошевелить пальцами - ничего не получилось. "Отморозил..." - решил он.
В избу вошла молодая женщина, очень похожая на дядю Семена.
- Вот, батя, марганцовка, еле выпросила, - сказала она.
Ноги промыли раствором марганцовки и перевязали как смогли. Другая дочь Анна отдала пеленки своего малыша.
Боль усиливалась. Демину казалось, что у него гангрена...
Все, что здесь рассказано и будет рассказано о Демине, не вымысел. Многое сообщили мне о нем Старчак и Буров, многое узнал я от дочерей дяди Семена Анны и Екатерины. Самого Семена Филипповича Гущева уже не было в живых.
4
Лишь на самой подробной карте-двухверстке можно отыскать хутор Курвино, где лежал Демин. Он чувствовал себя все хуже и хуже, но стонал только во сне,
В избу часто заходили соседи попросить щепотку соли или пару спичек и, если Демин не спал, спрашивали его:
- Скоро ли кончится война?..
- Правда ли, что немцы захватили Ленинград?..
- Почему англичане и американцы не ударят с тыла?..
Демин отвечал как мог, хотя многого он не знал сам. Но в его ответах звучала такая убежденность, что она передавалась всем, кто его слышал.
Однажды пришел назначенный немцами староста; благообразный старик с черной бородой. Спросил, как поступит советская власть с теми, кто служил врагу.
- По головке не погладит, - сказал Демин и отвернулся к стене.
Староста отомстил по-своему. Он отвел избу для ночлега солдатам, а Гущевым пришлось перебраться в старую баню с выбитыми стеклами. Приладили фанеру, чтоб держалось тепло.
Перенесли в баню и Демина.
Возбужденная, запыхавшаяся прибежала однажды Катерина. и, поправляя разметавшиеся волосы, сказала:
- Руф, я придумала, как тебе помочь. В школе немцы, лазарет устроили. Я уговорю врача, чтобы операцию сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18