когда мы предложили ему написать приказ о вступлении в командование, о паролях и некоторых других неотложных делах, Иваненко представил на подпись написанный по всем правилам приказ.
Я долго говорил с Домниным о начальнике штаба. Веских причин для отстранения его у нас не было.
Обсудив положение в районе, мы решили созвать командиров отрядов, посоветоваться с ними и получить от них более точные сведения о людях, их боеспособности.
Вечером в нашей землянке сосновой шишке негде было упасть. Горело несколько свечек, неизвестно откуда добытых пограничниками. Столбом стоял дым от самокруток. Многие партизаны, разувшись, залезли на лежанки.
Шел оживленный разговор о необходимых мероприятиях. Я слушал и разглядывал лица партизан.
Ак-мечетцы выглядели нормально, следов особой усталости не было. До моего назначения отряд подчинялся четвертому району и был выдвинут в авангард, ближе к Севастополю.
Кроме Калашникова, в нашей землянке присутствовали и другие командиры этого отряда, например, от пограничников лейтенант Зинченко Митрофан Никитович - высокий, светло-русый, лобастый, с волевыми плотными губами. Попал он в отряд во время отступления наших войск, в декабрьских боях лично задушил командира карательного отряда, с десятью бойцами пробился через кольцо противника, привлек на себя силы врага и тем самым облегчил положение всего отряда.
Напротив меня сидел командир Балаклавского отряда Терлецкий, тоже из военных. Высокого роста, худой, подтянутый, чисто выбритый, в полной командирской форме, правда, довольно потрепанной и местами обгоревшей.
Александр Степанович Терлецкий десять лет служил в Крыму. Прибыл туда молодым красноармейцем, стал младшим командиром. Потом учился и, закончив учение, опять вернулся на Черноморское побережье. Хорошо знает Крым, особенно район Байдары - Севастополь. Исходил эти места вдоль и поперек, охраняя прибрежную границу.
Оказывается, он не сразу стал командиром отряда. Был рядовым партизаном, пока боевыми делами не доказал, что может руководить людьми в самых сложных условиях.
Пограничники Черников, Терлецкий, младший сержант Кучеров - сапер пограничной группы - и другие кадровые командиры выделялись своим аккуратным внешним видом.
У всех присутствующих, я это ясно понял, было одно желание действовать. Это чувствовалось в каждом движении. Мы перебрали всех партизан - ходячих и больных..
Я сообщил присутствующим о мероприятиях, намеченных штабом района.
- Севастопольское командование ставит нас в известность о перегруппировке вражеских войск. Мы должны всеми силами этому мешать. Необходимо, во-первых, немедленно послать пять боевых групп на дороги для ударов по врагу. По некоторым данным нашей разведки, немцы не считая в настоящее время партизан боеспособными, ведут себя неосторожно, и этим следовало воспользоваться.
- Для операций харч нужен, где его брать? - спросил кто-то.
- Продукты Ак-Мечетского отряда предназначаются партизанам, идущим на боевые операции. Так решено нами...
- Решено? - забушевал Калашников, перебивая.
- Принимать продукты будет комиссар района, - сказал я.
Калашников отвернулся.
- Добыть продовольствие у врага, - продолжал я, - мы поручим комиссарам отрядов. Уточняю: уничтожение живой силы и техники врага, захват продовольствия, установление связи с Севастополем, - вот наши ближайшие задачи.
- Обращаю серьезное внимание на бдительность, - сказал Домнин. - Кто, куда, когда, в каком составе пойдет на операции, будете узнавать с глазу на глаз. В лагере устанавливается единый пароль, который будет меняться ежедневно. Ни один человек не должен без специального разрешения покидать лес. Всем комиссарам отрядов провести партийные собрания, обсудить вопрос о революционной бдительности.
Разошлись далеко за полночь, оживленные, бодро настроенные. Чувствовалось, что люди стали ближе друг другу.
Когда все разошлись, я вышел из накуренной землянки подышать свежим воздухом. На востоке поднималась заря. В воздухе пахло пожухлой листвой, завядшим чебрецом. Ко мне подошел комиссар.
- Ничего, народ хороший, горячится, волнуется. Таким людям надо верить, командир.
Связной для отправки в Севастополь был подготовлен.
Район перехода мы наметили у Итальянского кладбища. Простились с Маркиным. Партизаны за это время успели его полюбить. Ничего не скажешь, севастопольцы прислали достойного связного. Прощаясь, мы еще раз уточняли координаты для посадки самолета.
- Мы будем ждать. Главное - рация с батареями. Расскажи в городе обо всем, что видел своими глазами. Передай обкому партии - людей мы поднимем и будем бить врага под Севастополем. Прощай, - Домнин обнял связного.
- Прощайте, товарищи. Севастополь всегда будет помнить о вас...
- До побачення. Ни пуха ни пэра, доходьтэ до севастопольского двора, - сказал Кравец.
Маркин и два проводника скрылись в тумане.
Наши первые боевые группы ушли на дороги.
Лагерь опустел.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Враг спешно готовил переброску пехотной дивизии с Севастопольского участка фронта на Керченское направление. Наши разведчики даже установили путь движения этой дивизии: Байдары - Ялта - Симферополь - Феодосия.
Необходимо было любыми средствами помешать врагу перебрасывать части, выполнить приказ Севастополя. Решили предупредить четвертый и третий районы, чтобы они смогли тоже ударить по этой дивизии во время ее передвижения. Всего по пути дивизии действовало двадцать два партизанских отряда, так что мы могли рассчитывать на успех. Но первый удар собирался нанести наш район, так как мы находились ближе всего к Севастополю. Этой операцией мы должны были доказать свою боеспособность, вселить уверенность в каждого партизана. Вот почему мы особенно тщательно готовили первую диверсионную группу.
Задержать гитлеровцев мог только взрыв дороги или важного моста. Эту трудную, опасную и почетную задачу штаб возложил на пограничников, на командира группы лейтенанта Зинченко. Это была самая боевая группа отряда.
- Ну что ж с того, что ухлопаем несколько фашистов или разобьем машину? Вот толу бы побольше, да ударить так, чтобы толк для Севастополя был, - мечтал сапер Кучеров.
Нашли для него тол и пожелали доброго пути.
Через четыре дня они вернулись: мрачные, тихие. Дед Кравец, обросший, угрюмый, тихо говорил:
- Эх, хлопцы, хлопцы, таких командырив бильшэ нэма на билому свити... Да шо там балакать... Один Кучеров... - дед горестно махнул рукой.
Случилось вот что.
При сильном февральском морозе группа партизан пересекла высокогорную яйлу с севера на юг. От Кастрополя до Байдарских ворот вдоль шоссе тянутся отвесные скалы. Партизаны, измученные горной дорогой, долго искали путей к единственному здесь спуску "Чертова лестница". Глубокой ночью они нашли этот спуск и преодолели его, карабкаясь по обледенелым скалам.
На шоссе было тихо. Изредка проносились мотоциклисты - патрули. Партизаны шли по дороге. Впереди Кравец и проводник Малий.
- Хлопцы, нимци! - предупреждал дед.
Партизаны перепрыгивали в кювет и быстро ложились на заснеженную землю.
Шли они долго, а подходящего объекта для нападения все не было. Партизаны начали ругать деда, обещавшего быстро привести к "стоящему-мосту".
- Ось тутэчкы, за поворотом, и мост. Чуетэ, журчыть вода, успокаивал дед.
Приближался рассвет. Зинченко с Кравцом пошли к мосту. Освещенные луной, маячили фигуры часовых.
Время позднее. Вот-вот начнет светать. Куда деваться? Подняться наверх? Для чего тогда спускались?
Зинченко уже ругал и деда и себя за то, что согласился искать этот "стоящий мост".
- А якщо мы сховаемося на день в сарайчику, - предложил дед.
- Где сарай? Веди.
Недалеко от дороги, за небольшим холмом, нашли сарай. Он был пуст, под ногами шуршали сухие листья.
Сарай был удачно расположен в густом кустарнике. Командир колебался. Кравец ждал, и, кажется, ему не хотелось слышать слово "остаемся". Однако это слово было сказано, и через полчаса партизаны разместились в сарае.
Рассветало, шоссе ожило. Захлопали выстрелы перекликающихся патрулей.
Партизаны огляделись. Шоссе было от них в каких-нибудь ста метрах. Мелькали машины. Моста не было видно. Слышался только шум реки.
Дед побледнел. Кто-то заметил, как он трижды перекрестился. Некоторые особенно уставшие партизаны спокойно похрапывали. Сержант Кучеров, сапер группы, деловито перекладывал тол. Дед смотрел на это косо и тихо ругался:
- Тут черт-те шо, а ты щэ свои цацкы выставыв!
Зинченко внимательно наблюдал за дорогой, присматривался к проходившим немцам.
Вдруг он потребовал;
- Дед, а ну снимай пиджачок! Малий, давай брюки, шапку.
- Зачем, зачем? - забеспокоились партизаны.
- Ну, снимай, снимай, - настойчиво приказал командир.
Дед и Малий разделись. Зинченко примерил одежду, взял мешочек, положил кусочки сахара, соли, табачок. Партизаны догадались...
- Товарищ командир, зачем? Разрешите, я... я... - послышались голоса.
- Тише, слушай мой приказ: я переоденусь, пойду по шоссе. Ты, Малий, - старший. Следить за мной, и в случае стрельбы - на помощь.
- Слухайтэ, я старый чоловик, мэни з рукы! - умолял Кравец, забыв даже свой страх.
Но командир уже оделся, взял палочку, сгорбился и на глазах у товарищей преобразился.
- Ну, как?
- Здорово, - ответили партизаны.
Зинченко скрылся. Партизаны насторожились, ждали.
- Присмотревшись к дороге, я заметил, что гражданские проходили свободно. Прошло несколько женщин, старик какой-то, - рассказывал потом своим товарищам командир. - Вот и решил выйти на дорогу, посмотреть мост, чтобы уже ночью взорвать его. На шоссе вышел из кустов со стороны Симеиза. Присматриваюсь. Подбодрился, хотя страх еще не преодолел. На мосту часовые в черной форме. Дохожу. Они машут руками, скорее, мол. Я тороплюсь, а сам не спускаю глаз с моста. Все хорошо, прикинул план диверсии. Надо к мосту речкой подходить, со стороны гор. Часовые меня пропустили, за спиной почему-то смеялись. Пошел к спуску. Прошел десять, двадцать, пятьдесят шагов, навстречу автоматчики.
- Хальт!
Иду по-прежнему, не оглядываясь.
- Русс, хальт, хальт, стой!!
Пришлось остановиться.
- Аус вайз, паспорт... битте!
Отвечаю:
- Нет, господа, нет, я... в Форос, санаторий...
Один из них пристально смотрит на меня и ломаным русским языком говорит: "Паспорт!", а другой дергает за вещевой мешок.
- Стойте, стойте, есть паспорт... есть, в кармане!.. - говорю им. Опускаю руку в правый карман и долго вожусь.
Выхватил свой пистолет да в упор одного, другого. Тут пошла свалка. Немцы с моста ко мне, ну, а партизаны уже рядом...
...Партизаны, следя за командиром, страшно волновались. При первом же выстреле они пулей вылетели из сарая, очередями отогнали бегущих гитлеровцев и - к командиру.
Собрали трофеи: оружие, документы. Все делалось с исключительной быстротой и точностью.
Фашисты преследовали партизан, но подняться в горы, наверно, побоялись. Сотни пуль со всех сторон бесцельно летели вслед партизанам.
- Товарищ командир, а як же с мостом? - спрашивал дед. Он был в полном восторге.
- Так же, как с фашистами, - уничтожим.
- Я сам пойду к мосту, - храбрился Кравец.
Стрельба долго не смолкала. Напуганные и удивленные фашисты до поздней ночи шныряли по шоссе.
Партизаны выжидали, стуча зубами от холода.
Выяснилось, что второпях забыли тол.
- Разрешите? - спросил сапер Кучеров командира, желая исправить свое упущение.
- Иди, да пусть дед с тобой пойдет. Кравец, ты хотел к мосту, вот иди за толом, - усмехнулся командир.
- Есть! - сверх ожидания бодро ответил дед.
Самое трудное в опасных условиях - ждать. Холод пронизывал насквозь, одежда казалась ледяной коркой. Партизаны дрожали, ругали Кучерова и деда. Командир, твердо решил с мостом разделаться и без успеха в лес не возвращаться.
Немцы на шоссе притихли. Все реже нарушали тишину автоматные очереди.
Уже за полночь партизаны услыхали скрип снега.
- Кто?
- Я, - отозвался Кучеров.
- Где дед?
- Он там у дороги, на фашиста приглядывается.
- Малий, Кучеров, за мной! Остальным ждать, - приказал командир. Шли по холодной воде. Падали на скользких камнях. Через полчаса, наконец, нашли деда.
- Что на мосту?
- Часовые. Надо ричкой пидходить, шум воды в пользу буде, рекомендовал дед.
Командир взял с собой Малия и приказал:
- Кучеров, давай с дедом под мост, а мы, в случае чего, часовых уберем.
Трудно пересказать все далее случившееся. Да и сами партизаны участники операции вспоминают все, как сон. Знали точно одно - нужно мост взорвать!
Часовые постукивали коваными сапогами по мосту - грелись. Зинченко и Малий вползли чуть ли не на мост и, следя за каждым часовым, ждали сигнала "готово".
В шуме журчащей воды вдруг раздался резкий окрик немца:
- Хальт, хальт! - щелкнул затвор, но командир короткой очередью скосил часового.
- Скорее, скорее!!
Откуда-то взялись еще немцы, началась стрельба.
- Готово! - кричал дед. Он бежал от моста, сжав руками голову.
Раздался взрыв, партизаны бросились на землю.
Начали отходить, Кучерова не было.
- Дед, дед, где сапер? - спросил Зинченко.
Стуча зубами, Кравец едва вымолвил:
- Там...
Опять поползли к мосту и за одной каменной глыбой подобрали тяжело раненного Кучерова.
- Ванек, дружище, жив?
Через час партизаны поднимались в горы, неся на руках товарища. Фашисты на дороге все еще палили в белый свет. Рассветало.
Сменяя друг друга, партизаны несли умирающего сапера.
Высоко на снежном плато сержант Кучеров попрощался с товарищами.
- Карточку... достаньте... партбилет...
Из его кармана достали партийный билет, фотографию молоденькой женщины с беловолосым малышом на руках.
- Прощайте... - последним усилием выговорил Кучеров.
Партизаны хоронили его, забыв усталость, свои успехи, взорванный мост.
Мы часто не замечаем великое в сердцах окружающих нас людей. И только когда подвиг совершен, когда он дошел до твоего сознания, тогда начинаешь понимать, какой человек жил рядом с тобой, какие люди окружают тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37