Правда, ленинградцы уже привыкли ходить пешком. Расстояние в десять километров, скажем из Автово до центра города, преодолевалось запросто, так, будто бы люди ходили пешком всю жизнь. Трудней было совершать переходы в тридцать-сорок километров. И все же такие переходы до пуска трамвая приходилось совершать.
Мы, воины, вторую блокадную зиму встретили, пожалуй, даже оптимистически. Не только потому, что за лето крепко поколотили фашистов под Ленинградом, лишив их всякой надежды овладеть городом, но и потому, что Красная Армия перешла к контрнаступлению под Сталинградом. Мы делали все, чтобы помочь нашим войскам сокрушить гитлеровскую 500-тысячную армию на Волге. В связи с этим снова активизировались действия частей и соединений Ленинградского фронта. Между защитниками героических городов произошла перекличка. Воины обоих фронтов дали клятву разгромить фашистские орды, отстоять твердыни на Волге и на Неве. В одной из армейских газет Ленинградского фронта поэт Иван Муха (Владимир Иванов) писал: "Не жалей свинца, товарищ, бей фашиста-сатану. На Неве его ударишь, отзовется на Дону".
Под Ленинградом по-прежнему самым сильным, самым действенным оружием против врага был снайперский огонь. В августе 1942 года снайперы Ленинградского фронта уничтожили 4737 фашистов, в сентябре - 5704. Даже девушки-сандружинницы стали истребителями.
Была у нас в дивизии неприметная, скромная сандружинница, в прошлом штукатур, комсомолка Мария Кошкина. Ее имени в течение первого года войны почти никто не знал. Она, как и многие другие девушки-патриотки, перевязывала и выносила с поля боя раненых, помогала врачам в полковом медицинском пункте.
И вдруг Мария заставила заговорить о себе, А началось все так. Как-то она попросилась пойти с разведчиками в засаду. "Может быть, будут раненые, убеждала она, - окажу им медицинскую помощь на месте". И ей разрешили. Вышли на рассвете и вскоре... напоролись на противника. Разведчиков, не считая Кошкиной, было шесть, фашистов пятнадцать. С первых же выстрелов три вражеских солдата оказались сраженными. Остальные стали отстреливаться. Но их стрельба была беспорядочной, и ни один из наших разведчиков не пострадал. Но через какое-то время фашисты опомнились. Завязался упорный бой. В перестрелке был убит один наш боец. Кошкина взяла его винтовку и впервые в жизни стала стрелять из боевой винтовки. Начало оказалось удачным подстрелила гитлеровца.
Возможно, этот эпизод и не отразился бы на ее будущей военной биографии. Может быть, так бы и случилось, не окажись в ее руках "Комсомольская правда", с первой страницы которой смотрела снайпер Людмила Павличенко, на счету которой было 309 уничтоженных вражеских солдат и офицеров.
Мария Кошкина заявила: "Буду такой же, как Павличенко". И она стала истребителем. Правда, не сразу. Пришлось сначала окончить снайперскую дивизионную школу.
Новой профессией Кошкина была довольна. Она гордилась, что ей доверили винтовку с оптическим прибором. Первый раз Мария вышла на передовую в холодное ноябрьское утро в паре с опытным снайпером Егоровым.
С этого дня Кошкина и стала снайпером-истребителем. Выходила она на передовую почти ежедневно и каждый раз возвращалась с удачей. Счет уничтоженых ею фашистов быстро рос и скоро достиг цифры восемьдесят. Росла ее популярность. Узнали ее имя и в стане врага.
Однажды наши разведчики, с которыми отправилась и Кошкина, взяли "языка" - солдата, стоявшего на часах у блиндажа. Пока разведчики расправлялись с гитлеровцами в блиндаже, Маша охраняла разоруженного пленного. Немного оправившись от страха, тот пытался заговорить с девушкой, спросил ее имя.
- Мария Кошкина, - ответила она.
Гитлеровец переменился в лице.
- Но, но, нихт!.. Машка-кошка во!
Он высоко поднял руки над головой, ткнул себе пальцами в глаза и показал кулак. Все это означало, что страшная девушка-снайпер, по представлению фашистских солдат, более чем саженного роста и каждый глаз у нее со здоровенный мужской кулак. Маша рассмеялась. "Машка-кошка" совсем была не великан, а маленького роста, худенькая, совсем еще молоденькая, чернявая. А вот походка у нее была действительно мягкая, да и глаза острые.
Я впервые встретил Марию Кошкину, когда у нее уже был двухнедельный снайперский стаж, 1 декабря 1942 года на втором дивизионном слете снайперов-истребителей. Она была по-прежнему застенчивой и робкой. Когда назвали ее имя и похвалили за первые успехи, она опустила глаза и покраснела. Невольно подумалось: "Такое хрупкое существо, а истребитель, взялась за столь опасное, не женское дело, требующее огромной воли и бесстрашия".
Да, характер на войне у Марии Кошкиной оказался богатырский. В то же время к нашим бойцам она была доброй и отзывчивой, никогда не оставляла раненого в беде, даже если ей грозила смерть. Могла сутками напролет просидеть у его кровати, готовая в любую минуту прийти на помощь, отвлечь от невеселых мыслей, от страданий и боли.
Из мужчин снайперов-истребителей самым знаменитым у нас в то время был грузин Дурсун Ионошвили. За две недели он отправил на тот свет 60 фашистов. За ним шел боец Безродных. У него на счету было 43 фашиста. Далее рядовой Канев - 36, четвертым Авазов - 34, пятым Морянин - 25.
Среди артиллеристов-истребителей наиболее отличался А. Серебряков. На слете он сказал: "320 немецких солдат и офицеров истреблено огнем моего орудия. Кроме того, уничтожено 9 орудий противотанковой обороны, 2 миномета, 7 пулеметных точек, один крупнокалиберный пулемет, один танк, 2 склада с боеприпасами. Как это достигнуто? Абсолютное владение пушкой. Кроме того, на "отлично" изучил винтовку, пулемет и миномет..."
Имена этих славных мстителей были названы на слете. Всем участникам слета командир дивизии полковник Введенский вручил награды и подарки.
После слета редакция дивизионной газеты взяла у некоторых истребителей интервью, попросив ответить на три вопроса: 1. Как фашисты стали вашим личным врагом? 2. Какое из зверств гитлеровцев потрясло вас больше всего? 3. Сколько немецких оккупантов вы истребили?
Вот некоторые из ответов, опубликованные на следующий день в газете.
Младший лейтенант В. А. Лапшин: "Один мой брат Иван погиб на фронте. Четыре других брата пропали без вести.
Все это сделали фашисты. Страшная ненависть закипела во мне, когда я узнал, что фашисты привязали шестидесятилетнего колхозника к двум танкам и разорвали его на части. Я уничтожил из винтовки 18 фрицев".
Старший сержант В. Н. Подойницин: "По вине оккупантов я разлучен с женой и сыном. Два моих брата убиты, а третий стал инвалидом. В освобожденном Тихвине, среди сожженных домов я видел обгоревшие трупы советских людей. Я уничтожил из винтовки и гранатами более 50 фашистов и подбил два вражеских танка".
Красноармеец И. Ф. Котин: "Я разлучен с семьей, уже дважды ранен. Я однажды был в тылу у немцев. Видел, как фашисты убивали и сжигали живьем на костре раненных красноармейцев. Я уничтожил из винтовки пятерых гитлеровцев".
Сержант М. С. Блинов: "Погиб мой брат Михаил. Другой брат ранен. Фашисты убивают детей. Я читал, что фашистские изверги на глазах у матери убили трехлетнего ребенка. У меня мурашки пробежали по телу. Я убил из винтовки шесть гитлеровцев".
Снайперское движение было лишь частью активной обороны, которую вела наша дивизия. Немаловажное значение имела и разведка боем, она держала противника в напряжении, помогала узнать его опорные пункты и, конечно, добыть "языка". Особенно удачно закончилась разведка боем, проведенная в декабре. На этот раз наши разведчики захватили семь "языков", которые сообщили ценные сведения, в частности, о том, что фашисты готовятся прорвать нашу оборону и выйти к Кировскому заводу, до которого от Лиговского канала танки могли проскочить за десять минут. Признания пленных заставили нас повысить бдительность, укрепить оборону.
Одной из таких мер было создание укрепленных пунктов и образование резервного батальона из рабочих и служащих на Кировском заводе. Учебные занятия в резервном батальоне проводили командиры, выделенные штабом дивизии. Территория завода была разбита на несколько секторов, за каждым из них закреплена специальная рота. На территории завода соорудили доты, снабженные крупнокалиберными пулеметами и противотанковыми пушками. Бойцы и командиры нашей дивизии часто навещали завод, мы устраивали совместные вечера, концерты художественной самодеятельности. Рабочие завода изготовили стальные щитки, сохранившие жизнь многим нашим снайперам, за которыми фашисты установили постоянное наблюдение. Как только они засекали место нашего снайпера, по нему открывался прицельный огонь из пулеметов и автоматов. Именно таким способом они подкараулили нашего лучшего снайпера Дурсуна Ионошвили.
10
В конце 1942 года наша дивизия получила пополнение из среднеазиатских республик и Казахстана. Прибыла небольшая группа, что-то порядка роты. Но сам факт явился знаменательным. Руку помощи Ленинграду протянули далекий Ташкент, Алма-Ата, Ашхабад и Фрунзе.
Парней из Средней Азии и Казахстана разбили на маленькие группы и распределили по ротам. Ветераны дивизии, опытные наши бойцы взяли над ними шефство. Так им легче было привыкнуть к фронтовой обстановке, освоить оружие, научиться воевать.
Посланцев среднеазиатских республик и Казахстана политотдел собрал в клубе для беседы за чашкой чая, и велась она по-восточному, сидя на коврах.
Вспоминаю, как в зимний вечер в дивизионный клуб, оборудованный в жилом доме, группками стали стекаться чернобровые, со смуглыми лицами солдаты. Клуб огласился радостными приветствиями: "Салам алейкум!". А из большой комнаты, пол которой был устлан коврами, доносилось позвякивание посуды. Это начпрод полка Гирштель с группой самых красивых сандружинниц расставлял на специально изготовленных по этому случаю низких столиках чайники с кипятком и крепкой заваркой.
Прежде чем войти в комнату с коврами, в коридоре снимали не только полушубки, но и валенки. Садились на ковер по-восточному, скрестив ноги. У гостей эта процедура не вызвала затруднений - они чувствовали себя как дома, улыбались от удовольствия. А вот мы, ленинградцы, оказались "не в своей тарелке". Никак не могли подобрать под себя ноги, да еще скрестить. У меня они никак не слушались, поминутно выпрямлялись. Скоро заныла от непривычки и спина. Но терпел. Инструктор-информатор политотдела Илья Мирлин и редактор дивизионной газеты Валентин Мольво, которым надо было записывать беседу, умоляли, чтобы им разрешили сесть на стулья. Но им в этом было отказано: никаких исключений. Больше всех извелся заместитель командира 141-го полка по политчасти В. И. Белов. Полная его фигура с трудом согнулась, когда он садился на пол. Чтобы не свалиться на бок и чтобы не вытягивались вперед ноги, он крепко ухватил их руками, прижав колени к груди. Скоро с его раскрасневшегося лица покатился пот.
Когда все расселись, я произнес вступительную речь, поздравил представителей братских республик, ставших защитниками Ленинграда, и рассказал о нашей дивизии и ее традициях. После этого девушки внесли бидоны с чаем и заполнили ими белые фарфоровые чашечки. Чай был вкусный, и пили его все с явным удовольствием. Когда бидоны опустели и пустые чашечки были убраны, слово попросил казах Алдынев. Под общее одобрение он прочитал стихи Джамбула, посвященные Ленинграду. Затем говорил узбек, старший лейтенант Каримов.
- Ташкент - хорошо, а Ленинград - очень хорошо, - сказал он под общее одобрение. - Ташкент - город гостеприимный. После войны приезжайте к нам. Чай будем пить, кишмиш будем кушать!
Затем он вынул из кармана тюбетейку, расправил ее и под улыбки присутствующих надел мне на голову со словами:
- А мне дали шапку-ушанку. В ней я чувствую себя как под солнцем Узбекистана.
После этих слов Каримов замялся - собирался, что сказать. Потом выпрямился и серьезно добавил:
- Нас, народов, в стране много - больше ста национальностей. Родина же одна. Сто всегда защитят одну... Русские и узбеки воюют вместе. Это хорошо. Дустлик! (Дружба).
И Каримов поклонился.
Такой же образной была речь таджика Абильмоджанова. От имени своих земляков он дал клятву, что они честно выполнят свой воинский долг, вместе с русскими защитят великий город Ленина.
В конце беседы, которая затянулась допоздна, мы с Беловым представили парням с востока лучших снайперов-истребителей дивизии. Была здесь и Мария Кошкина. Когда она встала и показала свою винтовку, из которой уложила уже много гитлеровцев, все зааплодировали. Девушка-истребитель - у новичков это вызвало неописуемый восторг.
- Вот с такими бойцами, - воскликнул Белов, - мы скоро скажем Гитлеру: "Капут!"
В тон реплике Василия Ивановича кто-то из узбеков, перефразировав восточную пословицу, громко произнес под общий смех: "Сегодня Гитлер на седле, а завтра седло будет на Гитлере".
Так закончился этот интернациональный вечер. Стали расходиться по своим подразделениям. Молодые бойцы, еще не отвыкшие от тюбетеек и халатов, в шубах, валенках и теплых шапках-ушанках пока чувствовали себя стесненно. Шапки налезали им на глаза, а шубы свисали с плеч...
Парни из республик Средней Азии и Казахстана выполнили свою клятву. В боях, которые вела потом дивизия, они показали себя с наилучшей стороны. Многие стали снайперами-истребителями. Сын узбекского народа Каюм Рахманов в совершенстве овладел стрельбой из пулемета. Жаль, что славный патриот не дожил до победного дня, который он добывал своим воинским мастерством. В одном из летних боев 1943 года он погиб.
11
Вечер в клубе утомил меня, и я сразу отправился в свою маленькую комнатку, в которой работал и жил. Она, конечно, не отапливалась, и в ней был жуткий холод. Поэтому сверх ватного одеяла я набросил на себя овчинную шубу и плащ-накидку. Лег и тут же уснул. Проснулся рано, еще до рассвета, бодрым и отдохнувшим. Да и настроение было приподнятое. Нас, политработников, всегда радовала удачно проведенная политбеседа с бойцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45