Знаю, как трудно сейчас приходится в машинном отделении. Хоть вся машинная команда, — ребята один к одному, все равно волнуюсь. Да и проверяющий Пинчук первый раз за флагманского механика.
У флагманского артиллериста Брезинского требование: пушка и орудийный расчет — одно целое. Стало быть, люди должны работать безукоризненно точно и максимально быстро. А в артиллерийских погребах порядок и чистота должны быть, как в лазарете.
Артиллерия была всей жизнью Артема Брезинского. У него был острый ум и молниеносная реакция. Я догадывался, что мечтал Артем не о нашей разнокалиберной с самыми примитивными приборами управления артиллерии. Как только на флоте был образован дивизион из новых сторожевых кораблей, в командование которым вступил Тихон Андреевич Новиков, Артемий Георгиевич Брезинский стал дивизионным артиллеристом. А когда Северным морским путем с Балтики пришли эскадренные миноносцы «Сталин» и «Войков», когда образовалась 7-я морская бригада, он стал флагманским артиллеристом бригады.
— Товарищ командир, командный состав собран!
Вместе с Баляскиным, который тоже успел ознакомиться с содержанием пакета, спускаемся в кают-компанию.
— Штурман, карту Уссурийского залива! Накладываю на карту полученную кальку минного заграждения.
— Прошу внимания. Времени у нас предельно мало. Суть учения: совместно с «Астраханью» производим в Уссурийском заливе условную минную постановку полного запаса мин. Какие вводные будут давать проверяющие, увидим. После условной минной постановки следуем в залив Славянский, где и производим совместно с «Астраханью» минную постановку — по тридцати учебных мин. Прошу штурмана обратить особое внимание на счисление, а минера на организацию постановки мин одновременно с двух постов!
Сергей Баляскин добавил, что проводить собрание всего личного состава не будем: нет времени, да и обстановка не позволяет. Вся партийно-политическая работа должна быть сосредоточена в боевых частях, на боевых постах, где и следует довести до людей цели и задачи похода.
Не успел Баляскин закончить, как в кают-компанию не вошел, а буквально влетел главный старшина машинистов Углицкий:
— Товарищ командир, машина к походу готова!
— Немедленно поднять наши позывные!
Все командиры разошлись по своим местам. Я же, прихватив из каюты бинокль, быстренько поднялся на верхний мостик.
— Как «Астрахань»? Не поднимала еще своих позывных?
— Никак нет, не поднимала, — немного тушуясь, докладывает сигнальщик-первогодок. И вскоре: — Товарищ командир, «Астрахань» подняла свои позывные.
Выходит, минут пять мы выиграли. Они нам пригодятся.
— Старпом! Учебно-боевая тревога. Якорь-цепь подобрать, оставить на клюзе одну глубину.
Вижу: от «Томска» отвалили две шлюпки, на одной комбриг, на другой начальник штаба бригады.
Не прошло и четырех минут, как старпом доложил:
— Корабль к походу и бою изготовлен.
— Командир, а ведь вроде ничего получается! — обращается ко мне Баляскин.
Пока ничего, это верно, но подождем: ведь недаром говорится — цыплят по осени считают.
— Старпом! Начальника штаба я сам встречу у трапа. Как только он ступит на палубу, чтобы трап был вмиг поднят и завален!
Подошла ожидаемая шлюпка с Басистым.
— Товарищ начальник штаба, корабль к бою и походу изготовлен.
Пока мы поднимались к штурманской рубке, комбриг успел прибыть на «Астрахань», и там подняли на мачте красный флаг с белой пятиконечной звездой — флага младшего флагмана.
— «Астрахань» снялась с якоря, — докладывает старшина сигнальщиков Глухов.
Еще одну проверку на бдительность сигнальной вахте учинил комбриг.
— Старпом! Следуйте за флагманом и дальше кабельтова не упускайте: с сопок может спуститься туман. Сам я по старой штурманской привычке давно уже определил наше место якорной стоянки и занес его в свою штурманскую записную книжку. Сейчас записал время съемки и отсчет лага.
Как только вышли из бухты и легли в кильватер «Астрахани» курсом на выход в Уссурийский залив, Басистый объявил:
— Штурману — туман! Условная минная постановка строго по счислению! Только в конце ее имеете право определить свое место.
Басистый, дав нам вводную, сказал, что пойдет по кораблю. Баляскин отправился его сопровождать. Походив с хорошим начальником по кораблю, многому можно научиться.
Условная минная постановка на кораблях прошла удачно, ошибки в счислении не выходили за пределы установленных норм. Мины опустили в погреба. Пока мы шли к заливу Славянскому, команда пообедала и немного передохнула.
Фактическая минная постановка производилась тоже до счислению. Контрольные концы при сбрасывании мин не перепутались, вехи, которыми отмечали начало и конец постановки мин, стали нормально. Каждый корабль стал на якорь у своей линии мин.
Флагманский штурман бригады Сергей Георгиевич Горшков вместе с корабельными штурманами определил степень точности постановки мин каждым кораблем. Флагманский минер Борис Васильевич Каратаев (Арсений Григорьевич Головко был переведен на должность начальника штаба бригады торпедных катеров) с корабельными минерами по контрольным концам определил точность постановки каждой мины.
Криминалов не было. И штурмана и минеры со своим делом справились. Теперь окончательная оценка зависела от того, как быстро корабль выберет из воды свои мины. И главное — не потерять ни одной!.. Если потеряем — дело дрянь: дежурить и тралить придется до тех пор, пока не найдем. И уж, конечно, вместо плюса за боевую подготовку заработаем здоровенный минус.
Погода стояла тихая. Вода в заливе — что зеркало.
Поэтому, хоть день пошел уже под гору, выборка мин все-таки началась. Требовалось к каждой мине по очереди подвести на шлюпке пеньковый трос, закрепить его за контрольный конец мины и лебедкой подтащить ее к борту корабля. Затем грузовой стрелой поднять на борт. Вроде бы все просто… Но сноровка в этом деле требуется немалая. Да и как-никак хочется все сделать побыстрее, чтобы обогнать «Астрахань»…
С мостика замечаю, что корабль Марина переходит от мины к мине, а на якорь не становится. Вот это да! Молодец Марин! Что придумал! Явно обгонит нас… Пробую делать, как Марин. Получилось. Да и людям так работается веселее: грести, заводя трос к мине, нужно теперь на значительно меньшее расстояние. Уже два десятка мин на борту. Принялись за последний, третий. Как вдруг со шлюпки раздается:
— Стоп машина, проводник на винт намотало!
Винить гребцов нечего, сам виноват: не сумел провести маневр кораблем. Все попытки очистить винт со шлюпки оказались безуспешными. Водолазов бы сейчас! Но они в нашем штате не предусмотрены. Однако на «Астрахани» водолаз есть.
Горестно размышляю — и вижу, как с кормы кто-то прыгнул в воду.
— Что за кавардак на корме?! — кричу в переговорную трубу.
— Это машинист Башкирцев вместо водолаза нырнул очищать винт! Прихватил с собой боцманский нож…
— Чем нырять с борта, откройте в кормовом минной погребе лацпорт (так называется люк для сбрасывания мин с нижней палубы), спустите шторм-трап или беседку, чтобы легче было работать!..
Что ни говори, а Башкирцев толковый младший командир…
Работа по очистке винта хоть и медленно, но продвигалась. А тем временем «Астрахань» уже почти заканчивала выборку своих мин. Я спустился в минный погреб и наблюдал за работами. Сквозь открытый люк слышу голос рассыльного:
— Товарищ командир, семафор!
— Читай.
— «Командиру. Могу прислать водолаза. Марин».
— Пиши: «Командиру „Астрахани“. Благодарю за товарищескую помощь, заканчиваем своими силами. Андреев».
Наконец-то винт очищен. Но сорок минут улетело безвозвратно. И все по моей вине. Сам учил людей, как лучше работать, а гут…
Залюбоваться можно, как экипаж трудится, стараясь нагнать упущенное командиром. Да, с такими ребятами можно хоть в огонь, хоть в воду. А это в нашем военном деле самое главное.
«Астрахань» тем временем начала тралить, — видимо, потеряла мину.
— Сигнальщик! Семафор на «Астрахань»: «Командиру. Могу выслать две шлюпки с тралом. Андреев».
И тотчас получил ответ: «Когда выберешь мины, присылай. С благодарностью. Марин».
Соперники соперниками, а жили мы дружно.
К концу кампании наши показатели были не ниже, а даже чуть выше, чем у других кораблей.
Необычное задание
В тридцатых годах, да и в начале сороковых, на Дальнем Востоке было тяжеловато с овощами, а их требовалось все больше и больше. Флот, как и край в целом, продолжал бурно развиваться. Некоторые его части дислоцировались в самых отдаленных районах, снабжение которых шло только морем. Перевозками продуктов, строительных материалов, техники занимались суда торгового и рыболовного флота, но они снабжали в основном гражданские организации и армейские части. На флоте же своих транспортов не было, кроме «Самоеда», судна американской постройки времен первой мировой войны. Одно это судно, естественно, не могло справиться со всем необходимым флоту объемом перс-возок.
В один из осенних дней, уже холодных и пасмурных, рассыльный передал мне записку. Читаю: «Товарищ Андреев, прошу прибыть, если возможно, то не задерживаясь. И. Прошкин». Если уж сам командир Главного военного флота Иван Егорович Прошкин с нарочным записку прислал — значит, дело спешное.
До здания Главвоенпорта добрался быстро и сразу к Прошкину.
— Не ждал, не ждал, что так скоро прибежишь. Ну, как поживаешь? Отхлебнув из стакана крепкого чаю, Прошкин перешел к делу. — Дня через три-четыре прибудет эшелон с картошкой. Куманин из Совгавани требует, чтобы ему скорее подавали овощи, иначе они могут померзнуть. В торговом флоте никаких транспортов нет. Придется использовать твой «Теодор Нетте», благо он стоит у стенки и сумеет быстро выполнить все предварительные работы. Подумай, куда бы ты мог принять эшелон картошки.
— Никуда, кругом мины.
— Это ты мне брось! В четвертом трюме между коридором вала и бортом есть пространство высотою в три метра. Но этого мало. Требуется еще площадь. Подумай…
— Твиндек четвертого минного погреба… И опять мало. Придется занимать еще и третий погреб.
— Вот это уже дело.
Иван Егорович при мне переговорил по телефону с Викторовым и получил у него разрешение использовать «Теодор Нетте» для перевозки картошки, после того как он сдаст мины и выполнит все предварительные работы.
— Как только через штаб получишь указание, товарищ Андреев, не медли. Я понимаю, конечно, что ребятам с картошкой возиться не радость, да и потом, чтобы привести корабль в порядок, придется много потрудиться. Так ты со своим замполитом растолкуй команде, что и почему. Моряки — народ понятливый.
— Один Баляскин растолкует «на все сто», да и я все же кое-что умею. А ты, Иван Егорович, помог бы нам с теплым обмундированием. Прошлую зиму прозимовали, имея на весь корабль пять пар валенок и столько же старых полушубков. Люди круглосуточно несут вахту у орудий. Сигнальщикам, вахтенным тоже нужно теплое обмундирование… Может, и для Баляскина какой ни на есть регланишка найдется?
— Я думал, ты запросишь такое, что хоть самому раздевайся… Вот сдашь мины, придешь к стенке порта и получишь полностью все, что положено для верхней команды. Постараемся что-нибудь и твоему Баляскину найти. Ну, ни пуха ни пера!
Я рассказал Баляскину о предстоящей работе.
— Ну что ж, командир, нам не привыкать, — спокойно сказал замполит. Всякое приходилось возить. И картошку довезем. Да не куда-нибудь, а в Советскую Гавань, самую красивую в Приморье…
Часов за двенадцать до отхода к нам на корабль явилась группа летчиков. Старший представился и вручил пакет. В нем было сказано: группу принять на борт, высаживать в пунктах, которые укажет старший.
…Подошли к первой бухточке. Гудели, гудели, а на берегу никакого внимания — не высылают плавучих средств, как положено в таких случаях. Пришлось спустить на воду шлюпку. В нее сели четверо летчиков со своим багажом и наши гребцы. Шлюпка отвалила и лихо пошла к берегу. Сигнальщик не спускал с нее глаз. И вдруг докладывает:
— Шлюпка перевернулась и болтается вверх килем! Вскоре шлюпку выбросило на берег, к счастью, не скалистый, а галечный. Оставалось одно — послать вторую шлюпку. Старшине шлюпки Коваленко я успел только крикнуть: «На берегу накат от волны большой!» Подгонять людей не было нужды, гребли что на хорошей гонке.
Ребята оказали помощь «потерпевшим», помогли летчикам перетащить вещи поближе к жилым домам, и обе шлюпки возвратились на корабль.
Чем больше я думал о случившемся, тем острее ощущал собственный промах. Как обычно в минуты огорчений, я ушел в укромное местечко, на нижний мостик, что рядом с ходовой и штурманской рубками. На корабле все эту мою привычку знали и в таких случаях деликатно молчали…
В следующий пункт — Самаргу — мы прибыли чуть ли не на исходе светлого времени. Место знакомое, смело стали на якорь близко к берегу. Не успели погудеть, смотрим: к нам уже бежит хлопотливый катерок. Бойко подошел к правому трапу. На борт поднялся директор промысла.
— Ба, кого я вижу! Вот это встреча! А я иду и думаю: что за корабль? Оказывается «Теодорушка» — спаситель рыбацких душ…
Действительно, во время одного из учений, в котором наш корабль традиционно обозначал силы «противника», далеко от берега мы обнаружили полузатопленную со сломанной мачтой шхуну. На ней оказалось пять рыбаков из Самарги. Во время шторма их унесло в море. Мы обнаружили рыбаков, подняли их на борт, накормили, переодели, дали поспать и доставили в Самаргу. Что тут особенного? Закон морского братства требует оказывать помощь потерпевшему. Мы уж и забыли об этом происшествии. А рыбаки помнили…
Взяв с собой четырех летчиков и их имущество, директор промысла попросил:
— Сделай милость, не уходи, пока я не приду еще раз на катере. Не то навек обидишь.
И что бы вы думали — возвратился до ужина, да еще с дарами. Рыбаки просили передать команде бочку с соленой кетой, мешок копченых спинок горбуши и восемь ящиков рыбных консервов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42