сантехника со скидкой
Выходит, что перед нами появилась еще одна свежая танковая дивизия противника.
Именно под ее напором мы вынуждены вскоре снова покинуть Долгенькое и отойти на западные скаты высоты 204,0. Но гренадеры и здесь не оставляют нас в покое. В середине дня они наваливаются на высоту. Снова вводят в бой массу танков. Например, только на батальон Стариченко идут до 30 машин. За ними густые цепи автоматчиков.
Но что это? Впереди танков и вражеских цепей... Прикладываю к глазам бинокль и тут же опускаю его. Дрожат руки. Не может быть! Это же вопреки всем правилам ведения войны! Но факт есть факт. Впереди себя гитлеровские автоматчики гонят местных жителей. Стариков, женщин, детей... Изверги! Только фашисты способны на подобное!
Что делать? Не стрелять же по этим несчастным, идущим под дулами вражеских автоматов. И в то же время... Гитлеровцы-то все ближе и ближе...
Выручил начальник артиллерии майор Б. М. Зайцевский. Приняв под личную ответственность единственно правильное в данной обстановке решение, он так точно скорректировал огонь подошедших к нам в тот момент реактивных установок, что их снаряды как ножом отсекли фашистов от перепуганных женщин, детей и стариков. А те, бросившись к нам, укрылись в окопах.
Вражеская атака была отбита. Но противник вскоре предпринял вторую, третью... Тяжелый бой шел до позднего вечера. Мы несли большие потери, но не отступали ни на шаг. Смертельную рану получил мой заместитель по политической части М. А. Храмов. Были также ранены начальник штаба П. И. Жидиков, его помощник А. Я. Аристов, замполит одного из батальонов Н. Б. Ибрагимов, командир роты автоматчиков А. В. Юрин и другие. Не избежал такой же участи и я. Вот как это произошло.
...Уже и не помню, какую тогда по счету мы отбивали атаку. Знаю только, что особо опасное положение сложилось в тот момент в батальоне старшего лейтенанта С. Г. Стариченко. Противник бросил против этого подразделения свыше десятка своих танков, много автоматчиков.
Чувствую, что сейчас мое место именно там. Вместе с начальником разведки С. Г. Воронцовым и ординарцем Иваном Смирновым бегу в батальон. Вернее, "бегу" - это не то слово. Мы то и дело припадаем к земле, ведем огонь из автоматов по наседающим гитлеровцам, снова бежим.
С трудом добираемся до батальона. Вижу: посветлели у бойцов лица. Как же, ведь даже командир полка с ними рядом! Значит, будет порядок.
Кстати, почти одновременно с нами сюда же подошли и несколько танков из 115-й бригады. Видимо, распорядился комдив. Вовремя! Гитлеровцы начинают пятиться. Потом бегут. И вдруг...
Даже не заметил, откуда прозвучала та злополучная пулеметная очередь. Не иначе как из отходящего фашистского танка. Просто я ее услышал, а потом... Будто красным заревом осветились траншеи, лица людей. Вспыхнули и тут же погасли. А затем - тусклый свет, комариный звон в ушах и, как в немом кино, лица, жесты и ни одного звука. Я узнаю Воронкова (позже мне расскажут, как этот богатырь буквально на руках дотащил меня, тяжело раненного, до полкового НП). Вижу Обухова, пытаюсь что-то сказать ему, своему боевому заместителю, недавнему комбату... И еще запомнились окровавленные руки санинструктора Жени Рудаковой. Успел подумать: "Кажется, конец" - и впал в забытье.
И уже за кадрами памяти - медсанбат, самолет У-2, госпиталь в Россоши, операционный стол...
Был без сознания несколько дней. А когда очнулся, то вначале подумал, что я не в госпитале, а в своем родном полку. Рядом Жидиков, Стариченко, Шкилев, Аристов. А вскоре в госпиталь привезли и моего спасителя Воронкова. Он-то и сообщил нам главное: полк с высоты не ушел. Гвардейцы, верные традициям боев под Змиевом, Тарановкой, Соколове и Мохначом, не пропустили врага.
* * *
Когда прикован к госпитальной койке, то время тянется утомительно медленно, словно бы его везут на ленивых волах. Одно хорошо, что в эти идущие неспешной чередой дни есть возможность подумать, более глубоко вникнуть в те события, на обстоятельный анализ которых раньше, случалось, просто не хватало времени.
Сейчас, например, я со всеми подробностями восстанавливал в памяти тот отрезок боя за Долгенькое, который начался с момента, когда действовавшие в первом эшелоне батальоны капитана В. П. Шкилева и старшего лейтенанта С. Г. Стариченко неожиданно попали в лощине перед селом на минное поле.
Прав ли я был, срочно введя тогда в бой батальон капитана П. Я. Полежаева из второго эшелона полка? Ведь он все-таки предназначался для развития успеха уже в глубине обороны противника.
Что побудило меня пойти на это? Ну, во-первых, сознание того, что гитлеровцы, воспользовавшись возникшей паузой (ведь батальоны Шкилева и Стариченко залегли перед минным полем, ожидая, пока саперы под огнем врага проделают в нем хотя бы несколько проходов), смогут собраться на этом участке с силами и контратаковать. Во-вторых, комдив настоятельно требовал пробить брешь в обороне противника именно здесь, на главном направлении наступления дивизии.
Выходит, с этой точки зрения мои действия правомочны, подкреплены приказом старшего.
Ну а если все-таки анализировать обстановку без опоры на приказ комдива?.. Почему даже ввод в бой батальона Полежаева не принес желаемого результата? Больше того, он почти тут же сам оказался в окружении и только позднее с боем прорвался к своим. Неужели где-то проявили неоперативность мы, командование полка?
Пег, тут нужно снова пройтись по бою более детально...
Итак, батальоны Шкилева и Стариченко застряли у минного поля. Я принял решение ввести в бой роты Полежаева...
Командиры, которым приходилось в ходе наступления организовывать ввод в бой вторых эшелонов на незапланированном рубеже, знают, какое это сложное дело. Ведь бой идет, его по желанию не остановишь. А тут надо, чтобы второй эшелон (в данном случае батальон капитана П. Я. Полежаева) развернулся и организованно включился в дело. Да так, чтобы и те подразделения, что действуют впереди, смогли поддержать его. Иначе... Ведь были же, говорят, случаи в истории войн, что в данной ситуации вторые эшелоны попадали под огонь своих же войск.
Мы срочно перенесли тогда полковой НП поближе к наступающим подразделениям. Четко распределили между собой на данном этапе порядок действий. Я, например, непосредственно занимался вводом в бой второго эшелона. Мой заместитель по строевой части А. Я. Обухов предпринимал все меры к тому, чтобы батальоны В. П. Шкилева и С. Г. Стариченко скорее миновали минное поле. Начальник артиллерии полка Б. М. Зайцевский лично корректировал огонь батарей, обеспечивающих ввод в бой батальона капитана П. Я. Полежаева.
Кажется, пока все правильно. А потом...
После короткого артналета по Долгенькому роты Полежаева устремились вперед. Их поддерживали несколько танков из 115-й бригады. Кстати, часть пехоты была даже посажена на танки. Это-то и позволило нам более быстро вырваться в северо-восточную часть населенного пункта. И вот тогда...
Уже из Долгенького капитан Полежаев доложил, что ведет в селе трудный бой. У врага там оказалась многослойная система огневых точек. Те несколько танков, что поддерживали батальон, почти тут же были выведены из строя. Движение в глубь населенного пункта застопорилось. А подразделения Шкилева и Стариченко все еще шли через минное поле...
Правда, вслед за батальоном Полежаева в Долгенькое ворвались и несколько рот из 81-го полка. Но что могли сделать лишенные артиллерийской поддержки стрелки против дотов и дзотов, закопанных в землю танков противника?
А тут еще та танковая контратака врага, что остановила спешащие на помощь Полежаеву наш и 81-й полки. В результате этой контратаки батальон и был отрезан от главных сил.
Но ведь он потом все-таки вырвался из окружения. И не без нашей помощи. Это та рота автоматчиков, что была послана мной, смогла нащупать слабое место во вражеском кольце и пробить в нем дорогу для выхода батальона.
Так что же, напрасны или нет были те потери, что понес батальон капитана П. Я. Полежаева в Долгеньком? Ведь та наша первая попытка захватить этот населенный пункт закончилась неудачей. И все же...
Какой мерой полезности измерить, например, тот доклад Полежаева по рации, в котором говорилось: "В район Долгенького и урочища Плосное подошло 70 танков и много автомашин с пехотой противника. Ждите более мощной контратаки"? Эти сведения командиру батальона доложил разведчик младший лейтенант С. П. Кураев, который со своей группой сумел-таки побывать в этом районе. И именно они дали возможность нашим полкам как следует подготовиться к встрече врага, свести на нет элемент внезапности этой контратаки.
А как помогла нам в последующем схема расположения огневых точек и инженерных сооружений противника, что составил и вынес с собой из окружения капитан П. Я. Полежаев! Мы получили возможность воевать не вслепую, а наверняка. Что это значит, хорошо известно каждому фронтовику.
Нет, не напрасно был произведен тогда ввод в бой второго эшелона! Батальон Полежаева сделал все, что мог. И даже больше.
Кстати, то же самое отметил потом в разговоре со мной и командир дивизии. Он же приказал срочно написать представление на награждение капитана П. Я. Полежаева.
* * *
Капитан Полежаев... Он прибыл к нам в полк под Тарановкой. Высокий, поджарый, вошел ко мне в землянку, четко доложил:
- Капитан Полежаев. Прибыл из госпиталя для прохождения дальнейшей службы.
На вид ему было лет тридцать. Умное, слегка продолговатое лицо дышало мужеством. На его гимнастерке я сразу же заметил значок парашютиста. Не удержался, спросил:
- Приходилось совершать прыжки с парашютом, товарищ капитан?
- Так точно, приходилось...
О большем нам поговорить не удалось - не та обстановка: бой следовал за боем. Так что Полежаеву сразу пришлось включиться в дело.
Воевал он храбро, но в то же время вдумчиво. Вскоре о нем заговорили в полку с большим уважением. Под Довгалевкой он еще раз показал себя с самой лучшей стороны.
И вот здесь, под Долгеньким, капитан П. Я. Полежаев совершил настоящий подвиг, за что получил орден Отечественной войны I степени.
Под стать Полежаеву был и командир минометного взвода лейтенант В. А. Галанов. Мастер своего дела, бесстрашный офицер, он порой просто поражал нас ювелирной точностью своей стрельбы. Ему ничего не стоило, например, первой же миной накрыть вражеское пулеметное гнездо, срезать одиночное дерево, на котором вдруг обнаруживался фашистский наблюдатель или снайпер.
На командира взвода равнялись и его подчиненные. Мне не раз докладывали о героических действиях одного из расчетов этого подразделения в составе сержанта М. Г. Фалева, красноармейцев В. П. Расманова и Н. И. Базанова. В боях за Долгенькое эти воины снова продемонстрировали свое умение владеть вверенным им оружием. Так, при отражении только одной из контратак гитлеровцев они уничтожили из своего миномета до взвода вражеских солдат и офицеров.
Как уже говорилось выше, в районе Долгенького нам не раз приходилось отбивать яростные танковые контратаки фашистов. И вот здесь наряду с артиллеристами большое мужество и находчивость проявили расчеты противотанковых ружей. Сержант В. С. Филиппов, красноармейцы А. В. Снежный и В. И. Гришкин сожгли из своих ПТР немало фашистских бронированных машин.
Но случалось, что броня тяжелых гитлеровских танков не поддавалась метким выстрелам бронебойщиков. И тогда они, подпустив крестастые чудовища на короткое расстояние, подрывали их связками гранат. Так поступил, например, тот же сержант В. С. Филипков. А красноармеец А. В. Снежный, намеренно пропустив фашистский тяжелый танк через свою огневую позицию, тут же вскочил, изготовил ПТР к бою и с первого же выстрела пробил более слабую кормовую броню.
В боях за Долгенькое неувядаемой славой покрыли себя и бойцы стрелкового взвода под командованием коммуниста лейтенанта В. Зарубина. На них пошли сразу шесть фашистских танков. Но герои не дрогнули. Подпустив бронированные машины на расстояние броска гранаты, они в первые же минуты подбили два танка, а остальные заставили повернуть назад.
Кстати, в этом бою сам коммунист Зарубин был тяжело ранен. Это было уже его шестое ранение за время войны. Но он не прекратил руководить действиями своих подчиненных до тех пор, пока и эта вражеская контратака не была отбита.
Шесть дней (до момента моего ранения) я был участником ожесточенных боев за Долгенькое. Мы нанесли здесь большой урон противнику, но и сами потеряли немало людей. Только в нашем полку смертью героев пало 117 бойцов и командиров. Погиб такой замечательный офицер, как Н. Г. Каргин, отличившийся еще под Соколове, не стало младшего лейтенанта С. П. Кураева, того самого отважного командира разведвзвода, что предупредил нас о готовящейся контратаке 70 вражеских танков. Получили тяжелое ранение и надолго выбыли из строя командир одной из стрелковых рот И. С. Николаев и многие другие.
Вот почему уже здесь, в госпитале, я, едва вернулось сознание, первым делом подумал: удержался ли полк на высоте под Долгеньким, не отошел ли под натиском превосходящих сил противника? Услышав от Воронкова, что да, удержался, вздохнул с облегчением. Значит, все наши жертвы не были напрасными.
Глава шестая.
В 26-м гвардейском воздушно-десантном
Шла зима 1945 года. Я снова еду в действующую армию. В кармане лежит предписание, согласно которому мне надлежит прибыть и штаб 1-го Украинского фронта. Куда дальше, покажет будущее.
Поезд мчит меня через Киев, Львов, Перемышль. А вот уже за окном мелькает и польская земля. Опаленная войной, многострадальная земля.
Я смотрю на проплывающие мимо почерневшие от пожаров станционные здания, разрушенные польские села ц города, а память вновь и вновь возвращает меня к событиям более чем годичной давности.
...Тяжелое ранение надолго приковало меня к госпитальной койке. Дело осложнила начавшаяся гангрена ноги, и только искусные руки хирурга спасли ногу от ампутации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Именно под ее напором мы вынуждены вскоре снова покинуть Долгенькое и отойти на западные скаты высоты 204,0. Но гренадеры и здесь не оставляют нас в покое. В середине дня они наваливаются на высоту. Снова вводят в бой массу танков. Например, только на батальон Стариченко идут до 30 машин. За ними густые цепи автоматчиков.
Но что это? Впереди танков и вражеских цепей... Прикладываю к глазам бинокль и тут же опускаю его. Дрожат руки. Не может быть! Это же вопреки всем правилам ведения войны! Но факт есть факт. Впереди себя гитлеровские автоматчики гонят местных жителей. Стариков, женщин, детей... Изверги! Только фашисты способны на подобное!
Что делать? Не стрелять же по этим несчастным, идущим под дулами вражеских автоматов. И в то же время... Гитлеровцы-то все ближе и ближе...
Выручил начальник артиллерии майор Б. М. Зайцевский. Приняв под личную ответственность единственно правильное в данной обстановке решение, он так точно скорректировал огонь подошедших к нам в тот момент реактивных установок, что их снаряды как ножом отсекли фашистов от перепуганных женщин, детей и стариков. А те, бросившись к нам, укрылись в окопах.
Вражеская атака была отбита. Но противник вскоре предпринял вторую, третью... Тяжелый бой шел до позднего вечера. Мы несли большие потери, но не отступали ни на шаг. Смертельную рану получил мой заместитель по политической части М. А. Храмов. Были также ранены начальник штаба П. И. Жидиков, его помощник А. Я. Аристов, замполит одного из батальонов Н. Б. Ибрагимов, командир роты автоматчиков А. В. Юрин и другие. Не избежал такой же участи и я. Вот как это произошло.
...Уже и не помню, какую тогда по счету мы отбивали атаку. Знаю только, что особо опасное положение сложилось в тот момент в батальоне старшего лейтенанта С. Г. Стариченко. Противник бросил против этого подразделения свыше десятка своих танков, много автоматчиков.
Чувствую, что сейчас мое место именно там. Вместе с начальником разведки С. Г. Воронцовым и ординарцем Иваном Смирновым бегу в батальон. Вернее, "бегу" - это не то слово. Мы то и дело припадаем к земле, ведем огонь из автоматов по наседающим гитлеровцам, снова бежим.
С трудом добираемся до батальона. Вижу: посветлели у бойцов лица. Как же, ведь даже командир полка с ними рядом! Значит, будет порядок.
Кстати, почти одновременно с нами сюда же подошли и несколько танков из 115-й бригады. Видимо, распорядился комдив. Вовремя! Гитлеровцы начинают пятиться. Потом бегут. И вдруг...
Даже не заметил, откуда прозвучала та злополучная пулеметная очередь. Не иначе как из отходящего фашистского танка. Просто я ее услышал, а потом... Будто красным заревом осветились траншеи, лица людей. Вспыхнули и тут же погасли. А затем - тусклый свет, комариный звон в ушах и, как в немом кино, лица, жесты и ни одного звука. Я узнаю Воронкова (позже мне расскажут, как этот богатырь буквально на руках дотащил меня, тяжело раненного, до полкового НП). Вижу Обухова, пытаюсь что-то сказать ему, своему боевому заместителю, недавнему комбату... И еще запомнились окровавленные руки санинструктора Жени Рудаковой. Успел подумать: "Кажется, конец" - и впал в забытье.
И уже за кадрами памяти - медсанбат, самолет У-2, госпиталь в Россоши, операционный стол...
Был без сознания несколько дней. А когда очнулся, то вначале подумал, что я не в госпитале, а в своем родном полку. Рядом Жидиков, Стариченко, Шкилев, Аристов. А вскоре в госпиталь привезли и моего спасителя Воронкова. Он-то и сообщил нам главное: полк с высоты не ушел. Гвардейцы, верные традициям боев под Змиевом, Тарановкой, Соколове и Мохначом, не пропустили врага.
* * *
Когда прикован к госпитальной койке, то время тянется утомительно медленно, словно бы его везут на ленивых волах. Одно хорошо, что в эти идущие неспешной чередой дни есть возможность подумать, более глубоко вникнуть в те события, на обстоятельный анализ которых раньше, случалось, просто не хватало времени.
Сейчас, например, я со всеми подробностями восстанавливал в памяти тот отрезок боя за Долгенькое, который начался с момента, когда действовавшие в первом эшелоне батальоны капитана В. П. Шкилева и старшего лейтенанта С. Г. Стариченко неожиданно попали в лощине перед селом на минное поле.
Прав ли я был, срочно введя тогда в бой батальон капитана П. Я. Полежаева из второго эшелона полка? Ведь он все-таки предназначался для развития успеха уже в глубине обороны противника.
Что побудило меня пойти на это? Ну, во-первых, сознание того, что гитлеровцы, воспользовавшись возникшей паузой (ведь батальоны Шкилева и Стариченко залегли перед минным полем, ожидая, пока саперы под огнем врага проделают в нем хотя бы несколько проходов), смогут собраться на этом участке с силами и контратаковать. Во-вторых, комдив настоятельно требовал пробить брешь в обороне противника именно здесь, на главном направлении наступления дивизии.
Выходит, с этой точки зрения мои действия правомочны, подкреплены приказом старшего.
Ну а если все-таки анализировать обстановку без опоры на приказ комдива?.. Почему даже ввод в бой батальона Полежаева не принес желаемого результата? Больше того, он почти тут же сам оказался в окружении и только позднее с боем прорвался к своим. Неужели где-то проявили неоперативность мы, командование полка?
Пег, тут нужно снова пройтись по бою более детально...
Итак, батальоны Шкилева и Стариченко застряли у минного поля. Я принял решение ввести в бой роты Полежаева...
Командиры, которым приходилось в ходе наступления организовывать ввод в бой вторых эшелонов на незапланированном рубеже, знают, какое это сложное дело. Ведь бой идет, его по желанию не остановишь. А тут надо, чтобы второй эшелон (в данном случае батальон капитана П. Я. Полежаева) развернулся и организованно включился в дело. Да так, чтобы и те подразделения, что действуют впереди, смогли поддержать его. Иначе... Ведь были же, говорят, случаи в истории войн, что в данной ситуации вторые эшелоны попадали под огонь своих же войск.
Мы срочно перенесли тогда полковой НП поближе к наступающим подразделениям. Четко распределили между собой на данном этапе порядок действий. Я, например, непосредственно занимался вводом в бой второго эшелона. Мой заместитель по строевой части А. Я. Обухов предпринимал все меры к тому, чтобы батальоны В. П. Шкилева и С. Г. Стариченко скорее миновали минное поле. Начальник артиллерии полка Б. М. Зайцевский лично корректировал огонь батарей, обеспечивающих ввод в бой батальона капитана П. Я. Полежаева.
Кажется, пока все правильно. А потом...
После короткого артналета по Долгенькому роты Полежаева устремились вперед. Их поддерживали несколько танков из 115-й бригады. Кстати, часть пехоты была даже посажена на танки. Это-то и позволило нам более быстро вырваться в северо-восточную часть населенного пункта. И вот тогда...
Уже из Долгенького капитан Полежаев доложил, что ведет в селе трудный бой. У врага там оказалась многослойная система огневых точек. Те несколько танков, что поддерживали батальон, почти тут же были выведены из строя. Движение в глубь населенного пункта застопорилось. А подразделения Шкилева и Стариченко все еще шли через минное поле...
Правда, вслед за батальоном Полежаева в Долгенькое ворвались и несколько рот из 81-го полка. Но что могли сделать лишенные артиллерийской поддержки стрелки против дотов и дзотов, закопанных в землю танков противника?
А тут еще та танковая контратака врага, что остановила спешащие на помощь Полежаеву наш и 81-й полки. В результате этой контратаки батальон и был отрезан от главных сил.
Но ведь он потом все-таки вырвался из окружения. И не без нашей помощи. Это та рота автоматчиков, что была послана мной, смогла нащупать слабое место во вражеском кольце и пробить в нем дорогу для выхода батальона.
Так что же, напрасны или нет были те потери, что понес батальон капитана П. Я. Полежаева в Долгеньком? Ведь та наша первая попытка захватить этот населенный пункт закончилась неудачей. И все же...
Какой мерой полезности измерить, например, тот доклад Полежаева по рации, в котором говорилось: "В район Долгенького и урочища Плосное подошло 70 танков и много автомашин с пехотой противника. Ждите более мощной контратаки"? Эти сведения командиру батальона доложил разведчик младший лейтенант С. П. Кураев, который со своей группой сумел-таки побывать в этом районе. И именно они дали возможность нашим полкам как следует подготовиться к встрече врага, свести на нет элемент внезапности этой контратаки.
А как помогла нам в последующем схема расположения огневых точек и инженерных сооружений противника, что составил и вынес с собой из окружения капитан П. Я. Полежаев! Мы получили возможность воевать не вслепую, а наверняка. Что это значит, хорошо известно каждому фронтовику.
Нет, не напрасно был произведен тогда ввод в бой второго эшелона! Батальон Полежаева сделал все, что мог. И даже больше.
Кстати, то же самое отметил потом в разговоре со мной и командир дивизии. Он же приказал срочно написать представление на награждение капитана П. Я. Полежаева.
* * *
Капитан Полежаев... Он прибыл к нам в полк под Тарановкой. Высокий, поджарый, вошел ко мне в землянку, четко доложил:
- Капитан Полежаев. Прибыл из госпиталя для прохождения дальнейшей службы.
На вид ему было лет тридцать. Умное, слегка продолговатое лицо дышало мужеством. На его гимнастерке я сразу же заметил значок парашютиста. Не удержался, спросил:
- Приходилось совершать прыжки с парашютом, товарищ капитан?
- Так точно, приходилось...
О большем нам поговорить не удалось - не та обстановка: бой следовал за боем. Так что Полежаеву сразу пришлось включиться в дело.
Воевал он храбро, но в то же время вдумчиво. Вскоре о нем заговорили в полку с большим уважением. Под Довгалевкой он еще раз показал себя с самой лучшей стороны.
И вот здесь, под Долгеньким, капитан П. Я. Полежаев совершил настоящий подвиг, за что получил орден Отечественной войны I степени.
Под стать Полежаеву был и командир минометного взвода лейтенант В. А. Галанов. Мастер своего дела, бесстрашный офицер, он порой просто поражал нас ювелирной точностью своей стрельбы. Ему ничего не стоило, например, первой же миной накрыть вражеское пулеметное гнездо, срезать одиночное дерево, на котором вдруг обнаруживался фашистский наблюдатель или снайпер.
На командира взвода равнялись и его подчиненные. Мне не раз докладывали о героических действиях одного из расчетов этого подразделения в составе сержанта М. Г. Фалева, красноармейцев В. П. Расманова и Н. И. Базанова. В боях за Долгенькое эти воины снова продемонстрировали свое умение владеть вверенным им оружием. Так, при отражении только одной из контратак гитлеровцев они уничтожили из своего миномета до взвода вражеских солдат и офицеров.
Как уже говорилось выше, в районе Долгенького нам не раз приходилось отбивать яростные танковые контратаки фашистов. И вот здесь наряду с артиллеристами большое мужество и находчивость проявили расчеты противотанковых ружей. Сержант В. С. Филиппов, красноармейцы А. В. Снежный и В. И. Гришкин сожгли из своих ПТР немало фашистских бронированных машин.
Но случалось, что броня тяжелых гитлеровских танков не поддавалась метким выстрелам бронебойщиков. И тогда они, подпустив крестастые чудовища на короткое расстояние, подрывали их связками гранат. Так поступил, например, тот же сержант В. С. Филипков. А красноармеец А. В. Снежный, намеренно пропустив фашистский тяжелый танк через свою огневую позицию, тут же вскочил, изготовил ПТР к бою и с первого же выстрела пробил более слабую кормовую броню.
В боях за Долгенькое неувядаемой славой покрыли себя и бойцы стрелкового взвода под командованием коммуниста лейтенанта В. Зарубина. На них пошли сразу шесть фашистских танков. Но герои не дрогнули. Подпустив бронированные машины на расстояние броска гранаты, они в первые же минуты подбили два танка, а остальные заставили повернуть назад.
Кстати, в этом бою сам коммунист Зарубин был тяжело ранен. Это было уже его шестое ранение за время войны. Но он не прекратил руководить действиями своих подчиненных до тех пор, пока и эта вражеская контратака не была отбита.
Шесть дней (до момента моего ранения) я был участником ожесточенных боев за Долгенькое. Мы нанесли здесь большой урон противнику, но и сами потеряли немало людей. Только в нашем полку смертью героев пало 117 бойцов и командиров. Погиб такой замечательный офицер, как Н. Г. Каргин, отличившийся еще под Соколове, не стало младшего лейтенанта С. П. Кураева, того самого отважного командира разведвзвода, что предупредил нас о готовящейся контратаке 70 вражеских танков. Получили тяжелое ранение и надолго выбыли из строя командир одной из стрелковых рот И. С. Николаев и многие другие.
Вот почему уже здесь, в госпитале, я, едва вернулось сознание, первым делом подумал: удержался ли полк на высоте под Долгеньким, не отошел ли под натиском превосходящих сил противника? Услышав от Воронкова, что да, удержался, вздохнул с облегчением. Значит, все наши жертвы не были напрасными.
Глава шестая.
В 26-м гвардейском воздушно-десантном
Шла зима 1945 года. Я снова еду в действующую армию. В кармане лежит предписание, согласно которому мне надлежит прибыть и штаб 1-го Украинского фронта. Куда дальше, покажет будущее.
Поезд мчит меня через Киев, Львов, Перемышль. А вот уже за окном мелькает и польская земля. Опаленная войной, многострадальная земля.
Я смотрю на проплывающие мимо почерневшие от пожаров станционные здания, разрушенные польские села ц города, а память вновь и вновь возвращает меня к событиям более чем годичной давности.
...Тяжелое ранение надолго приковало меня к госпитальной койке. Дело осложнила начавшаяся гангрена ноги, и только искусные руки хирурга спасли ногу от ампутации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23