Двусветный зал полон цветов. У входа - тщательно вымытые старушки, в крахмальных воротничках проверяют билеты.
Цветы всюду - на полу, на стульях, на подставках. В кувшинах, ведрах, вазах, стеклянных банках... Мимо цветов проходят люди. Останавливаются нюхают, любуются, руки культурно держат за спиной...
- Перед вами новая разновидность гладиолуса... Выведена местной любительницей Семеновой... Нежно-розовый с белыми пятнышками экземпляр. Автор назвала его "Обручение"...
Говорит высокая, крашеная, в белой блестящей кофте, белые туфли на каблучках, палочка в руке...
- Смотрите сюда. Этот оригинальный гладиолус имеет не менее оригинальное название: "Оранжевое море, оранжевое небо, оранжевый верблюд"...
Экскурсанты загудели, смеются, спрашивают что-то...
- Так увидел автор, это его право, - терпеливым тоном говорит высокая.
- Значит, что же получается! - молодой голос крикнул. - Что ж такое получается! Кто загнет поверблюдистей, тот и прав?..
- Автор так видит, - снова говорит высокая, - а мы должны встать на его место, попытаться понять...
Тут она повернулась к дверям, где стояли Маленький с капитаном, и застыла на полуслове.
- Девочки! - крикнула. - Проведите группу, очень прошу, пожалуйста! и застучала каблуками навстречу капитану.
А от двери, перегоняя друг друга, в мягких тапочках бежали две чистенькие старушки. И вот уже дружно поют их мелодичные голоса:
- "Арабские ночи"... Гладиолус "Старгородка"... "Пирл-Харбор"... "Дина Дурбин"... Белые ромашки - символ скромности... Букет "Дружба народов"... Роза "Цимлянское море"... "Лебединое озеро"...
- Сергей Петрович, какими судьбами?..
Маленький смотрел на нее во все глаза: ну и кофта! Во блестит! Волосы крашеные, не поймешь, какого цвета, будто дымятся... И пахнет чем-то невероятным!
- Да так уж, Лионелла Ивановна, - говорит капитан, здороваясь, - так уж получилось. Мимо проходил, дай, думаю, загляну. Слыхал от знакомых, что вы здесь, в Старгороде. А вы, я вижу, процветаете...
- Вам нравится? Это моя идея! Выставка цветов, букетов... Конкурс названий... Сколько сил, нервов... А мой гладиолус видели?..
Так вот она какая, Лионелла Ивановна... Маленький сразу вспомнил ночь на "Очакове", рассказ Литвинова. "Колодкин сделал предложение, просил замуж идти..." А глазки-то маленькие... Нос хрящеватый, длинный... "Любви у меня к вам нет, одна дружба..." И чего капитан в ней нашел? Шея вертлявая... Ноги, как у цапли...
Гладиолус "Оранжевое море" стоял отдельно, особо, в стороне от остальных цветов и букетов, на белой скамеечке, в черном стеклянном кувшине. На высоком стебле франтовато изгибались его рыжие бутоны.
- Думала, думала... И как-то ночью неожиданно приходит в голову помните, Ирма Сохадзе поет: "Оранжевое море, оранжевое небо..." Я читала в "Науке и жизни": ночью возбуждается подкорка, приходят наиболее оригинальные идеи... А я не верила, думала, враки... И вот, пожалуйста, со мной именно такая история! Как вам нравится? Вам нравится?
- Чего у меня спрашивать, - сказал капитан, - я человек простой, военный... Вы у него спросите.
- У кого?
- Да у сына.
- Сына?! Ах, как мило...
Вот это да!.. Маленький даже покраснел от неожиданности.
- Сергей Петрович, у меня слов нет... Такой славный мальчик! Вылитый! Весь в вас!..
Она запнулась, неожиданно помрачнела, глядя на капитана, и сказала:
- Вы... Вы тогда скрыли, что у вас ребенок! Вы хотели меня обмануть! Я как чувствовала!..
Капитан был застигнут врасплох. Он хотел что-то сказать, но она не давала ему раскрыть рот. Он растерянно улыбнулся, пожал плечами.
- А, вы еще улыбаетесь! - сказала она громким шепотом. - Вы улыбаетесь! Я вас тогда еще раскусила!
Маленький растерялся не меньше капитана. Хороша же эта Оранжевая! Капитан пошутил, а она... И Маленький, сам не поняв, как это получилось, крикнул:
- Чего вы! Я не сын! Поняли - не сын!..
А вокруг уже собирались люди, с любопытством заглядывали в глаза...
Капитан махнул рукой, круто повернулся и пошел к двери. Он шел и что-то ворчал про себя. Маленький торопился следом. Ну и Оранжевая! Шуток не понимает... А капитан тоже хорош! Она его тогда в Рыбецке обидела, а он снова к ней пришел. Нет, этих взрослых не понять...
Маленькому было стыдно за себя и за капитана. И обидно. Что они бегством спасаются? Чего им бояться-то? Подумаешь, Оранжевая!
Маленький остановился посреди лестницы, поглядел вслед капитану, и острая жалость пронзила его. Капитан вышел на улицу и с силой захлопнул за собой дверь. Тогда Маленький побежал обратно. И, взбегая по лестнице, уже напрягся весь от предстоящего.
Он вбежал, запыхавшись, в зал. У дверей никого. Огляделся. На него не смотрят. Спокойным шагом пошел вдоль цветочного ряда. Сердце билось быстрее, чем он шел. Глаза цепко схватывали: не смотрят, не смотрят, не смотрят... Поравнялся с гладиолусом. Колебался мгновение - жалко стало, но услышал ее голос в другом конце зала: "Букет состоит из пионов разных оттенков и как бы символизирует собой..." Протянул руку, сжал прохладный стебель и резко согнул. Хруп цветка, казалось, заполнил весь зал. Он бросил цветок и побежал. Когда выбегал из зала, услышал:
- Хулиган! Мой гладиолус!..
Маленький выскочил на улицу, огляделся. Капитан медленно уходил по тротуару направо. Маленький резко свернул налево и побежал.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
И почему, и почему, и зачем
Он бежал, пока голоса не затихли, свернул раза три в сторону и очутился в старом городе. Он бродил по улочкам старого города, среди церквушек и часовен, и все не мог решить, что дальше делать.
Сначала его распирало от собственной смелости. Он даже казался себе выше и сильней, чем прежде. Про капитана думал покровительственно, как думают о младшем и слабом, которого приходится защищать. Оранжевую не жалел. "Так ей и надо, - думал, - другой раз умней будет..." И все-таки в глубине души ему было как-то тревожно и неприятно, и чем дальше, тем больше. Он представил себе, как капитан ждет его на улице, возвращается и вдруг узнает про этот цветок... И тут Маленького охватил страх. Он видел перед собой разгневанное лицо капитана, слышал его громовой голос: "А цветок-то при чем?!" - "Да ведь ее цветок! Так ей и надо!" - мысленно оправдывался Маленький. "Трус! - гремел капитан. - Люди выращивают, а ты потихоньку..." - "Так ей и надо!" - твердил свое Маленький, а понимал иначе: нет, не надо... Лицо капитана кривила брезгливая гримаса...
Маленький шел гористой улицей, и реку заслонял от него один лишь ряд домов. Заглянешь в подворотню, а там - за поленницами, за мусорными баками, за бельем, развешанным меж тополей, - нет-нет и блеснет синяя полоска воды. И тут Маленький так захотел вернуться, найти капитана и что-то такое сказать ему, вроде: "Плюньте на Кольку! Я буду моряком! Буду! Вот увидите! На меня надейтесь, не на Кольку!.."
Он побежал назад, но, видимо, заблудился и никак не мог найти улицы, где разошлись они с капитаном. Хоть убей, не мог найти.
...У церкви толпились старушки в черных платках и черных платьях. Одна такая старушка шла навстречу Маленькому, вся черная на фоне беленой церкви, шла с палочкой, согнутая, не шла даже, а чуть слышно шаркала по дороге. Старушка поглядела на него из-под платка водянистыми глазами и снова затукала по дороге своей клюкой.
Маленький вспомнил бабушку. Правда, она совсем не такая - толстая, шумная, румяная... А характер!.. Все не по ней, все не так. Встал не так, сел не так, вышел не так, вошел не так... И при всем при этом она Маленького любит. Отец как-то замахнулся на него, а бабушка показала отцу кулак: "Не трожь!".
И Маленький впервые за эти дни подумал: "Вот поехал бы в деревню, к бабушке, и ничего не случилось бы худого - ни телеграммы, ни отправки домой, ни лука, ни Чубчика, ни этого несчастного цветка..."
Но зато не было бы и кой-чего другого. Об этом он тоже подумал. Не было бы ночной вахты на острове Рыбачьем. Утра праздничного в Старгороде, когда он увидел свои шлюпки и бежал к ним через весь город. Ряженых на улице. Алеши Солеварова...
И, подумавши обо всем об этом, он вздохнул: как же все-таки получается - не хочешь худого, от хорошего откажись. Почему так? Непонятно.
А потом он набрел на такое место, что остановился как вкопанный и не смог идти дальше.
Представьте себе площадку, мощенную крупным, чистым, серо-голубым булыжником. Меж камней - трава, как будто каждый булыжник взят в драгоценную изумрудную оправу. В глубине площадки - трехэтажный дом, повернутый к Маленькому слепой своей стеной, и непонятно, из чего дом сделан, потому что стена эта густо закрашена красноватой краской.
Стена, правда, не совсем слепая. Внизу - широкое окно и около него... Но это потом.
Слева площадку обрамляют кусты сирени, шиповник. За ними угадывается овраг, за оврагом - парк, густой, сумрачный, как Темный сад в Усть-Верее.
Улочка, которая привела сюда Маленького, катится мимо площадки вниз, прижимаясь к высокому зеленому забору. У входа на площадку ива, древняя-предревняя, ствол черный, ветви серебряные. Если идти вдоль забора, обязательно заденешь иву головой. По ту сторону забора сбегают под гору двухэтажные дома. Деревянные, с балконами, тюлевыми занавесками, фикусами на окнах.
А около широкого окна, под стеной, стоят Айна и Степа. Они по очереди пишут что-то пальцами на пыльном стекле, затирают, снова пишут...
Что-то удержало Маленького в тени старой ивы, не пустило его дальше, помешало крикнуть: "Айна! Степа!..". Он молча стоял под шершавым стволом.
В эту минуту из-под забора, через узкую щель, которой Маленький раньше не заметил, пролезла на брюхе собака, обыкновенная лохматая дворняга и, хлопая ушами, затрусила поперек площадки в сторону оврага. Она бежала, высоко и аккуратно подымая лапы, и Маленькому почудилось, будто собака танцует. Он даже стал отсчитывать про себя: "Раз, два, три... раз, два, три..." - приноровляясь к собачьей побежке. А когда перевел взгляд на Степу и Айну, то увидел, что и они подчиняются этому неслышному счету. Айна повернулась - раз-два-три. Степа поднял руку - раз, два, три... Почесал затылок - раз, два, три... Айна - руки за голову, покачивается на носках, и эти ее движения повинуются тому же отсчету. Хлопая крыльями раз, два, три... - пролетел над площадкой тяжелый голубь. Айна и Степа тихо уходят вниз по улице. Раз, два, три...
Он видит вокруг себя плавное движение и отсчитывает его потихоньку. Движение связывает все, что находится на площадке, одной общей тайной.
Маленький выходит из-за дерева, подходит к окну, у которого только что стояли Степа и Айна. На пыльном стекле наспех затерты какие-то слова. Видны кой-где буквы. "Т... я... у..." А повыше - рожица смеющаяся, с большими ушами. Маленький пририсовал ей туловище, руки и ноги. В руках по флажку. И написал: "Это я".
Окно задернуто плотной шторой. Ему вдруг так захотелось заглянуть и узнать, что там. Так захотелось - мочи нет! Хоть бы краешек отогнулся! Нет - нигде ни просвета, ни щелочки. Вот обида! Как будто - загляни он туда - и все непонятное станет понятным. И почему хорошего без худого не бывает.
И почему Айна ходит со Степой, будто лучше его ребят нет. Взять хотя бы Каштанова, Ленца... И почему Алеша Солеваров свои колеса не бросает. И почему Колька в техникум подался. И почему капитан к этой Оранжевой пошел - она же его обидела.
И почему, и почему, и зачем... И зачем он этот цветок сломал!..
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Тогда, в тумане...
На берегу, около шлюпок - толпа ребятишек. Шум, гам. Маленький стал спускаться с горы. Спустившись до середины, остановился.
- Чего споришь? Становись в очередь! - услышал он голос Чубчика. (Чубчик сегодня вахтит.) - Ты, рыжий, не лезь вперед, щелбан дам! У кого пятака нет, лучше не становись! Нет?.. Отвали!.. Домой сбегаешь, принесешь!..
Толпа старгородских ребятишек постепенно превратилась в нестройную кривую очередь. Кто упрямо пробирался вперед, кто твердо держался соседей, кто лез в проверяльщики - глядеть, чтоб другие без очереди не просочились.
Чубчик запустил на шлюпку человек десять - расселись с криком, визгом, - вставил весла в уключины, сел, посмотрел на берег, увидел Маленького и крикнул:
- Але, Маленький, отвяжи конец!
...Если бы он не крикнул так, с такой ленивой уверенностью, что Маленький тут же помчится выполнять его приказание. Если бы не махнул так - обидно, небрежно - дескать, поторапливайся, ты...
- Чего ползешь! - крикнул Чубчик. Ребятишки в шлюпке захихикали.
- Скорей давай!..
Маленький подошел к самому берегу.
- Вылезай! - сказал он и сам удивился своему голосу.
- Чего?
- Вылезай, вот чего. И вы все... вылезайте.
Чубчик поднялся. Он выскочил из шлюпки и в присутствии шумной очереди взял Маленького за грудки.
- Ты...
Маленький видел, что на шлюпке произошло замешательство. Девчонка лет восьми, с круглой гребенкой в белых волосах, выпрыгнула на берег.
- Отдавай пятак!
Чубчик, не отпуская Маленького, зло обернулся, сплюнул.
- А ну, залазь обратно! Не хочешь? Кто хочет? - обратился он к очереди.
- Я! Я хочу!..
- Видал? Сами хотят!
Маленький понимал: с Чубчиком ему не справиться.
- Отпусти...
- А ты отвали, пока не получил...
Чубчик толкнул Маленького, да так, что тот упал спиной на взгорок. Ах, гад...
Чубчик отвернулся и стал отвязывать конец. Маленький поднялся, посмотрел кругом. Очередь молчит исподлобья. Шлюпка притихла. А Чубчик стоит к нему спиной, уверенный, что Маленькому с ним не справиться. И вот именно от этого Маленький так разозлился, что в голове у него застучало. Он бросился на Чубчика и сбил его с ног... Кто-то заплакал, кто-то закричал громко:
- Отдай пятак! Отдай! Мамке скажу!
Докатились до воды. Маленький почувствовал ее спиной, ногами, затылком...
- Эй, вы чего!..
...Одного держит Каштанов, другого - Ленц.
- В чем дело?
Чубчик молчит. Маленький тоже молчит. А с горы - бочком, бочком спускается капитан. Знает про цветок или не знает?..
- Что случилось?
Чубчик молчит. Маленький тоже молчит.
Капитан огляделся зорко, ткнул пальцем в ту самую девчонку с гребнем, которая за свой пятак больше всех переживала.
- Вот ты скажи...
- Он пятачки у нас брал, обещался на лодке покатать, под парусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15