Номер одного был 674, а другого - 675.
- Я сняла еще одну ячейку!!!
- Зачем? -подозрительно вскинула бровь я.
- Как зачем? -возмутилась бабуля, - Галочка, подумай: все знают (ну, судя по последним событиям - все), что картон хранится в камере с номером 674. Поэтому все ищут ключ с таким номером, охотятся за ним, и вообще. А мы хитро перекладываем картон в ячейку с номером 675, наглухо прячем ключ от нее и можем спокойно в случае чего отдать кому угодно ключ с номером 674. Поняла?
- Поняла, -кивнула я, - мне только одно не ясно, - с подозрением протянула я, - что нам будет, если раскроется подлог, а раскроется он довольно быстро.
- Глупости, там разберемся, -заерзала на месте бабуля, - зато интересно-то как!
- Мне почему-то совсем не интересно, ведь Пашка когда приедет, повезет меня на море, -бормотала я себе под нос, - а если меня за это время укокошат, то везти на море ему будет некого, и это будет очень печально. А Светка меня второй раз убьет, если я статью о настоящей любви не сдам. Разыщет на том свете и убьет.
- Детка, -бабуля заглянула мне прямо в душу, - детка, бабуля не даст тебя в обиду.
- Ну… -пожала плечами я, - не знаю.
- Все, -бабуля подскочила и поволокла меня к ячейкам, - сейчас мы быстренько все поменяем, - она достала картон, и некоторое время мы заворожено разглядывали изящную вязь Leonardo da Vinci. Затем запихнули картон в соседнюю ячейку, закрыли обе дверцы и с легким сердцем отправились к машине. Подойдя к «Волге», мы залезли в нее, бессильно распластались по сидениям и принялись за дары Рональда Макдональда.
- Да, Галочка, -мечтательно прикрывала глаза бабуля, ковыряя ложечкой раскисшее мороженное, - мы с тобой только что видели произведение великого мастера. Или, - немного сникла она, - великолепную подделку.
- Что-то мне подсказывает, -медленно проговорила я, - за подделкой не будет охотиться столько народа.
- Э, нет… -лукаво улыбнулась бабуля, - посмотри, мы только-только вошли в эту игру, а как уже всех заморочили - взяли, поменяли место расположения картона, но оставили себе ключ от пустой ячейки. Представь себе, как там может быть все запутано, если тут участвуют по крайней мере трое, кроме нас.
- Трое -это кто? - поинтересовалась я.
- Трое -это: мужик, который выронил ключи, судя по всему, его зовут Прохор. Далее, друг, напавший на тебя в подъезде. И твоя любимая Раиса Захаровна.
- Никакая она не моя любимая, -я с отвращением вспомнила своего кота, принюхивающегося к тазику, - и потом, они могут действовать сообща.
- Могут, -кивнула бабуля, - пока все, что мы с тобой здесь говорим - лишь пустые построения ума. А надо действовать. Пока что мы топчемся на месте.
- Бабуль, -напомнила ей я, - мы полдня мотаемся по городу, отравили какую-то тетку, нашли картон работы Леонардо да Винчи, и это все ты называешь "топчемся на месте". Это даже обидно. По-моему, мы совершили кучу полезных дел.
- Детка, насчет картона нам пока ничего не известно, надо еще выяснить его подлинность, а тетку ты отравила вполне самостоятельно, без моей помощи.
- Допустим, -нудила я, - но от работы кони дохнут. К тому же, как ты собираешься определить его подлинность?
- Как, как, -пробурчала бабуля, доедая картошку, - позвоню Евгению Карловичу, и дело с концом.
Я улыбнулась. Евгений Карлович - старинный бабулин друг и соратник. Долгое время он считал себя дрянным художником и, по сути, им и являлся. Этот громадный мужик с широченными плечами и пылающим сердцем прославился тем, что сделал карьеру, принеся свой дар в жертву идеологии. Увековечивал он, ни много, ни мало - комсомольские стройки и ударников коммунистического труда.
Когда- то, в пору беззаботной молодости, ему довелось поучаствовать в очередной глобально-эпохальной выставке, проводившейся под эгидой ЦК ВЛКСМ. Одна из его работ каким-то чудом стала событием той выставки, к тому же приглянулась кому-то из комсомольских вождей и даже была закуплена для Дома приемов в Переделкино. В искусстве тот деятель понимал как свинья в апельсинах, но под шумок, раз пошла такая пьянка, Евгению Карловичу удалось пробить для себя мастерскую на Маяковке.
Что с тех пор началось! Богемная жизнь обрушилась на честного певца комсомольских свершений всей своей тяжестью. Как истинный выходец из народа, Евгений Карлович тянулся к свету и радости, но проклятая богема засасывала его в декадентскую трясину. Мигом бедный художник обрел кучу друзей, и все они считали своим долгом оттопыриваться в его мастерской, а кое-кто в ней и поселился.
По натуре человек чистоплотный, Евгений Карлович первое время пытался наводить порядок после дружеских посиделок, и даже пару месяцев прилежно сдавал бутылки. Но вскоре он осознал полную бесполезность этого занятия и свое бессилие перед судьбой, что бросило его в пучину депрессии и запоя. Он привык писать воодушевленные трудовым энтузиазмом румяные лица комсомольских богинь, а среда требовала от него роковых и загадочных женщин с поволокой в глазах, перечеркнутых красными звездами Соломона. Социалистическая Родина ждала от него величественных полотен с башенными кранами на фоне нетронутой, девственной природы, а проклятая богема алкала коней, плавно перетекающих в лимоны. Большое сердце Евгения Карловича разрывалось от идеологических противоречий и портвейна, и неизвестно, что с ним стало бы, если бы фортуна не решила все по-своему. С бабулиной подачи он познакомился с ее институтской подругой, которая стремительно женила его на себе и отшила всю богему. Уже через год после своей удачной женитьбы Евгений Карлович превратился в совершенно счастливого художника-любителя, красящего непритязательные пейзажики с березками и тихими речками, искусствоведа по профессии.
Именно во ту пору Евгений Карлович на пару с бабулей и замутили свою недолгую, но яркую, как метеор, аферу с подпольной торговлей антиквариатом. Было это в такие времена, когда подобные вещи здравомыслящий человек даже во сне увидеть побоялся бы, однако, опять-таки выручило феноменальное бабулино везение. Совершенно сухими вышли они из воды, вдохновленные сумасшедшей прибылью и спаянные общим делом настолько крепко, что дружба их длится по сей день.
Сейчас Евгений Карлович почтенный вдовец, владелец сети антикварных магазинов, управление которыми взял на себя пару лет назад его старший внук (кстати, в свое время нас с тем внуком чуть не поженили, но это уже отдельная история). Дело приносит Евгению Карловичу солидный доход, тем не менее он продолжает писать свои невозможные картины, которые они с бабулей, собираясь вместе, на два голоса самозабвенно ругают. Картины Евгения Карловича, если честно, оставляют желать лучшего, но старикан он замечательный. Я знаю его с детства и очень люблю. К тому же, Евгений Карлович, при его профессионализме, и правда, разом определит подлинность картона. Это к гадалке не ходи.
Если нас всех, конечно, не порешат раньше.
Броня крепка и танки наши быстры
Светило мягкое закатное солнце. Мы сидели в огромной бабулиной гостиной, глушили коньяк и забавляли Евгения Карловича подготовительными разговорами.
- Милая Галина, -добродушно рокотал Евгений Карлович, обкусывая дольку лимона, - никогда я не считал, что ваша журналистика - это перспективное занятие. И каждый раз, что удивительно, этой самой журналистике было решительно наплевать на мое мнение, - он медленно разводил руками в притворном расстройстве. Бабуля от души хохотала.
- Милый ты мой, -приобнимала она Евгения Карловича за талию, - Евгюша, мы с тобой - два старых хрена, и ничего в этой жизни не смыслим. Растрясти бы теперь свои дряхлые кости, чтобы хоть изредка повидаться…
- Мария, -страстно возражал Евгений Карлович, беря бабулю за руку, - ты не права. Во-первых, я всегда прилечу по первому твоему зову. А во-вторых, мы с тобой еще дадим прикурить этим молодым!!!
«Это точно, - смиренно думала я, - эта парочка даст прикурить не только молодым, но и любым - старым, зрелым, младенцам и зеленым юношам». Вспоминая их идиотские выходки, я покрывалась холодным потом. К тому же, эти бравые стариканы, в отличие от нас, не могут творить без идеи. Этой самой идее будут подчинены любые деяния, и ею же будут оправданы любые непотребства. Вот Евгений Карлович, к примеру, никогда не свяжется со сделкой, в процессе которой очередное произведение искусства покинет пределы нашей родины. Зато с удовольствием даст себя втянуть в дельце, когда предприимчивые люди ввезут на территорию нашей необъятной очередной бесценный шедевр. Желательно, принадлежавший когда-то России, и вывезенный ее же сынами, погрязшими в бездуховности и погоне за материальными благами. Да… Принципиальности и патриотизма Евгению Карловичу не занимать, можно только позавидовать.
- Понимаешь, Евгюша, -услышала я краем уха, как бабуля подбирается к Евгению Карловичу все ближе и ближе, - я всегда ценила тебя, как высококлассного специалиста. В качестве оценщика тебе нет равных. Скажу больше! - бабуля подняла руку с бокалом высоко над головой, - скажу больше - тебе, Евгюша, вообще нет равных. Нигде. Выпьем.
Мы выпили, и Евгений Карлович, с первых мгновений сегодняшней встречи заглаженный по шерстке, блаженно прикрыл глаза. Посидел так некоторое время, пожмурился, а потом честно посмотрел на бабулю, тяжело вздохнул и спросил:
- Ну, Мария, подлинность чего тебе надо определить?
- Евгюша… -начала было бабуля.
- Мария, -Евгений Карлович ласково накрыл бабулину ладонь своей, - мы знакомы с тобой не один десяток лет. И за все это время ты никогда не была так ласкова со мной, исключая, конечно, тех моментов, когда я был нужен тебе в качестве оценщика. Сейчас остается два варианта - или ты наконец увидела все мои неоспоримые достоинства и решила-таки выйти за меня замуж, или ты затеяла очередное дельце, и я понадобился тебе со всем моим багажом искусствоведа.
- Евгюша, -растроганно прошептала бабуля, - милый Евгюша…
Евгений Карлович скромно улыбнулся и слегка поклонился:
- Так, что будем оценивать?
- Ну… -замялась бабуля, - это вообще-то все завертела не я, а Галочка.
В комнате появилось два изумленных до глубины души человека - я и Евгений Карлович. Лишь бабуля оставалась невозмутимой.
- Да-да, Галочка, -рассеянно продолжала бабуля, кивая на меня. - Наша девочка некоторым способом получила ключи от некой камеры хранения. Сегодня мы с ней обнаружили там некий предмет искусства, подлинность которого мы бы хотели установить…
- Мари-и-я, -обиженно протянул Евгений Карлович, - что за тайны мадридского двора - некий, некоторый, абсолютно никому неизвестный, тайный до такой степени, что мне вовек и не узнать… Что за произведение искусства, предположительно, можно ли поинтересоваться?
- Можно, -пожала плечами бабуля, - предположительно, это картон работы Леонардо да Винчи, «Головы с прическами».
Воцарилось молчание. Евгений Карлович сидел, как громом пораженный, силясь свыкнуться с мыслью, что такое возможно в нашем мире.
- Гм… -сказал он много позже дрожащим голосом, - мы лучше сейчас задернем занавески. Затем он встал, очень резво подскочил к окну и одним движением руки задернул тяжелые бархатные портьеры королевского пурпура, украшающие бабулину гостиную. Воцарился мягкий полумрак, в котором купались зеркальные дверцы буфетов, столики с массивными ажурными ножками и роскошные кресла, в которых восседали мы с бабулей, томные и расслабленные.
Евгений Карлович сел на свое место, плеснул себе терапевтическую дозу коньяка, выпил и откинулся на спинку кресла.
- Теперь, -медленно проговорил он, расскажите мне все по порядку, как, что и с кем.
- В чем дело, Евгюша? -ласково спросила бабуля.
- Девочки, -взволнованно проговорил Евгений Карлович, - мне кажется, что вы попали в большую беду.
- Глупости, -легкомысленно взмахнула рукой бабуля, - сейчас ты услышишь нашу историю и поймешь, что никакой беды нету.
Почему- то я не разделяла бабулиного оптимизма, а поведение Евгения Карловича вообще повергло меня в кромешный ужас.
- Расскажи все, детка, -легко взмахнула рукой бабуля.
- А что рассказывать? -пожала плечами я. - В парке я нашла связку ключей, оказалось, что за ними охотятся какие-то люди, пару раз у меня их пытались отобрать, причем, я и рада была бы им отдать эту связку, но все у них никак не складывалось. Далее, мы с бабулей отправились посмотреть, что же это за ключик с желтенькой бирочкой в связке, и оказалось, что он от камеры хранения, в которой лежит картон Леонардо да Винчи. Вроде бы его… - добавила я, немного подумав.
С каждым моим новым словом Евгений Карлович все больше бледнел и изменялся в лице. Под конец на него и вовсе стало страшно смотреть.
- Евгюша! -обратилась к нему бабуля, - ты тут будешь устраивать театр мимики и жеста, или все-таки скажешь что-нибудь?
- Девочки, -тихо и торжественно проговорил Евгений Карлович, - это криминальное произведение искусства. Оно было похищено несколько дней назад из частной коллекции, причем, никакими не лохами, а суперпрофессионалами, потому что ограбили такого человека, что мне вслух и говорить не хочется.
- Так где же беда, Евгюша? Мы вернем картон владельцу, -обрадовалась бабуля, - и дело с концом.
- Верное решение, -вздохнул с облегчением Евгений Карлович, - очень верное, только похищен этот картон был при, так сказать, отягощающих обстоятельствах, так что, если вы засветились в этой истории, то от вас легко не отстанут.
- Это еще почему? -удивилась бабуля. Меня прошиб холодный пот. Захотелось на море. Радовала лишь одна мысль: писать про настоящую любовь, судя по всему, не придется.
- Потому что, -начал терпеливо объяснять Евгений Карлович, - потому что посредниками между заказчиками (а, как вы понимаете, никому в голову не придет проворачивать такое ограбление, не имея четкого заказа и гарантированного покупателя) были, так сказать, бандиты. Сделка была назначена на определенное время, но не состоялась. Или состоялась как-то не так, если честно, в подробности я не вникал.
- Что это значит для нас? -обреченно спросила я. Бабуля сосредоточенно молчала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40