Тони знал, что после всех хвалебных рецензий на «Тревогу на побережье» и их совместных фотографий на премьере в Бьютте Мэй-Анна будет для Бастера проводником на пути к славе. Конечно, Бастер сам по себе был известен, но благодаря Мэй-Анне его имя узнали даже те, кто никогда не интересовался боксом. «Это как глянцевая корочка на пироге», – сказал Тони и организовал для Бастера серию матчей в Калифорнии.
– Мы ведь готовим его в претенденты на чемпионский титул от Западных штатов, а Калифорния – это Запад, разве не так? – спрашивал нас Тони. – И разве не приятней тренироваться под кокосовыми пальмами, и чтобы Мэй-Анна приносила тебе на подносике коньяк с сахаром и мятой, чем среди наших бьюттских метелей, от которых стынут яйца?
Виппи Берд ответила, что в его словах есть определенный смысл.
Мэй-Анна действительно все время околачивалась возле Бастера и не пропустила ни одного его матча в Калифорнии. Иногда в белом платье и белой меховой накидке она сидела среди сопровождавших ее голливудцев у самого ринга, визжала и свистела громче всех. Мэй-Анна знала миллион способов кричать и шуметь, потому что она росла в Бьютте и приобрела жизненный опыт на Аллее Любви. Один крупный продюсер, который вместе с ней побывал на каком-то из этих матчей, сказал: «Боже мой, Марион, я-то думал, что все эти гангстерши – только роли, но ты и в жизни разговариваешь как настоящая штучка!» – «Спасибо за комплимент», – ответила ему Мэй-Анна. Когда она в письме рассказала нам об этом, то Виппи Берд заметила, что то был вовсе не комплимент, хотя Мэй-Анна этого не поняла.
Иногда Мэй-Анна брала Бастера с собой на голливудские приемы и вечеринки. Сначала он упирался, ссылаясь на то, что обязательно что-нибудь там опрокинет, хотя, высококлассный спортсмен, он вовсе не был увальнем. Однажды я видела, как он принес полдюжины наполненных стаканов, держа их все в одной руке, и не расплескал ни капли. Затем он придумал другую отговорку, говоря, что ему нечего будет сказать всем этим звездам и знаменитым продюсерам и что, если он будет там все время молчать, его примут за идиота. Как раз в это время одна из газет опубликовала этот дурацкий снимок, где он держит газету вверх ногами, и спортивные репортеры тут же раструбили, что он не умеет даже читать. Один из них назвал Бастера неотесанной деревенщиной и диким горцем, а другой написал, что у Бастера тело бизона и мозги летучей мыши. Бастер послал в эту газету письмо, в котором, поменяв эпитеты местами – тело летучей мыши и мозги бизона, – сообщал, что это новое определение подошло бы любому из их репортеров, но только газета его письма не напечатала.
Мэй-Анна сказала Бастеру, что по сравнению с большинством обитателей Голливуда он просто выпускник колледжа. Она добавила, что даже самые главные бьюттские тупицы не идут ни в какое сравнение с некоторыми голливудцами. Пока она жила в Бьютте, мы никогда не замечали за ней тягу к знаниям и культуре, но, переехав в Голливуд, она сразу же подписалась на журнал «Тайм». Чуть позже она записалась в читательский клуб, так что, может быть, на самом деле она была умнее и глубже, чем нам раньше казалось. Мало того, она хранила все номера журнала «Лайф», начиная с самого первого, а когда ей случилось встретиться с его издателем мистером Люсом, она рассказала ему об этом, и он был прямо-таки невероятно поражен, и, может быть, именно поэтому он некоторое время спустя поместил ее фото на обложке.
Наконец Бастер привел Мэй-Анне свой последний довод, говоря, что только на ринге он что-то собой представляет, а в костюме он просто пугало. В визитке его будет не отличить от привратника, считал Бастер, и боялся, что люди начнут сдавать ему ключи от комнат и просить отогнать автомобиль на стоянку.
Но, с другой стороны, не в его правилах было хоть в чем-то ей отказывать, и вот она начала таскать его с собой по всему Голливуду, и через какое-то время это стало ему нравиться. «Даже больше, чем следовало бы», – сказал Тони.
Бастер рассказывал нам, что первая вечеринка, которая ему понравилась, происходила в доме Дугласа Фэрбенкса. Гости-знаменитости обошлись с ним очень мило и любезно, равно как и гости – не знаменитости, почти так же дружелюбно, как люди в Бьютте в обычной обстановке. Мистер Фэрбенкс сказал, что он самый большой в мире болельщик и любитель бокса и что, если бы у него был шанс соперничать с Джеком Демпси, он бы оставил кино ради спорта. «Так на его месте поступил бы и любой другой», – заметила Виппи Берд.
Мистер Фэрбенкс так увлекся разговором с Бастером, что забыл про других гостей, увел его в свою «шумную комнату», то есть в специальную комнату для игр и танцев, расспрашивал о его прошлых боях, о видах на чемпионский титул и попросил показать ему прямо сейчас, в замедленном движении, знаменитый удар Бастера Миднайта. Мистер Фэрбенкс сказал, что умеет прыгать в море со скал, фехтовать настоящим оружием, влезать на стену по веревке, но у него никогда не было той мощи, которая необходима настоящему бойцу. Общаясь с ним, Бастер совершенно избавился от смущения. Когда Мэй-Анна обнаружила его исчезновение и принялась разыскивать его по всему дому, она нашла хозяина и гостя в «шумной комнате» без пиджаков и с закатанными рукавами рубашек, в разгаре обучения приемам бокса.
– Тебе бы тоже стоило этому научиться, Марион, – сказал ей мистер Фэрбенкс.
Подражая Бастеру, он, согнувшись, наносил правой рукой удары по корпусу воображаемого противника.
– Бастер только что научил меня этому удару! Черт возьми, я не знал, что это так приятно!
– Я знаю все удары, – ответила Мэй-Анна, – потому что с пятилетнего возраста наблюдаю, как он тренируется. Если в свое время он смог свалить Свиное Рыло, то в мире не остается больше ничего, с чем бы он не смог справиться.
При этих словах Бастер просиял.
– Со Свиным Рылом это было не так уж трудно, – сказал он.
– Свиное рыло? – спросил мистер Фэрбенкс. – Что за свиное рыло? Ах, Свиное Рыло!
Он засмеялся, посчитав это шуткой.
– Он ударил его вот так, – Мэй-Анна коснулась кулаком подбородка Бастера, потом взяла его за руку и сказала: – Пойдем, пойдем, Большой Кулак, надо представить тебя остальным гостям.
В Голливуде она частенько его так называла, так что журнал «Радиозеркало» поместил под их фотографией подпись: «Марион Стрит и ее Большой Кулак». Ей нравилось позировать рядом с ним, потому что это подчеркивало ее хрупкость и, кроме того, притягивало к ней дополнительное внимание публики. Бастер долго не мог поверить, что есть люди, которым он более интересен, чем Марион Стрит, хотя таких было немало. Она же объясняла ему, что хорошенькие девушки на голливудских вечеринках идут по десять центов за дюжину, но многие люди согласились бы встать в очередь только для того, чтобы поглядеть на будущего чемпиона.
Как это ни странно, говорил Бастер, но Мэй-Анна оказалась права. На одной из вечеринок Бастер повстречался с Хамфри Богартом, который в частной жизни был настоящим джентльменом и этим очень понравился Бастеру. Настоящий Богарт вовсе не был таким грубым и жестким, как его персонажи. Увидев Бастера, он направился прямо к нему и сказал: «Здравствуйте, я видел ваш бой на прошлой неделе. Разрешите расспросить вас кое о чем?»
На любой вечеринке у Бастера начинали спрашивать совета по технике боксирования, и Тони говорил, что Бастеру впору брать с них плату за уроки и что он заработает как инструктор больше, чем как боксер, и при этом ему не надо будет подставляться под удары.
Но, в отличие от мистера Фэрбенкса, мистера Богарта интересовал вовсе не удар правой, а то, как надо «танцевать» и маневрировать во время боя. Это было как раз в то время, когда пошли слухи о том, что Бастер принимает наркотики, и пока Бастер показывал, как надо ставить ноги, он, между прочим, заметил, что его очень задевают эти сплетни в газетах. Мистер Богарт посоветовал ему не обращать на это внимания.
– О чем стоит заботиться, так это чтобы твое имя было на слуху у всех. Если этого не происходит, вот тогда и надо начинать беспокоиться, – сказал он и добавил: – Ведь не всем интересно смотреть, как ты дерешься, некоторые приходят только потому, что ты знаменитый Бастер Миднайт, и потом они смогут сказать, что видели тебя своими глазами.
– Если я перестану побеждать, такие люди перестанут приходить на мои матчи, – сказал ему Бастер.
– Полагаю, ты прав, – ответил мистер Богарт. – В индустрии развлечений не следует слишком рассчитывать ни на чью верность.
В то время для Бастера еще не существовало опасности поражений, хотя Тони организовывал ему встречи с самыми сильными противниками, и уже начались упорные разговоры о том, что он готовится оспорить чемпионский титул у Клея Томаса Бейкера, причем слухи эти шли не только от Тони. Все спортивные журналисты Америки заявляли, что Бастер будет очередным чемпионом мира в тяжелом весе и что это только вопрос времени, и вот наконец Тони заключил с нью-йоркскими антрепренерами контракт на матч Бастера с Клеем Томасом Бейкером, который должен был состояться в Мэдисон-Сквер-Гарден.
Мы думали, что Бастер будет тренироваться в Калифорнии, но Тони счел, что Мэй-Анна уже достаточно разрекламировала его. Кроме того, он решил, что надо выбрать для тренировок более возвышенное – в смысле высоты над уровнем моря – место, для того чтобы укрепить выносливость дыхательной системы Бастера. По моему же мнению, Тони просто боялся, что все эти вечеринки размагнитят Бастера и что он потеряет хватку, постоянно общаясь с Мэй-Анной и вращаясь среди всех этих знаменитостей.
В связи со всем этим Тони решил, что Бастер будет тренироваться дома, в Бьютте, в Коламбия-Гарденз, там же, где когда-то начинал. Там он организовал для него настоящий тренировочный лагерь, куда был открыт доступ и для публики по цене доллар с человека и куда мы с Виппи Берд в любое время входили бесплатно. Тони даже изготовил специальный пропуск для Муна, который бегал вокруг ринга и кричал: «Убей его, дядя Бастер, убей его!» Наш малютка Мун научился болеть за Бастера раньше, чем говорить.
Вернувшись домой, Мун надевал боксерские перчатки, которые подарил ему дядя Бастер, и молотил по груше, изображая Бастера на тренировке. Было похоже, что маленький Мун собирается пойти по стопам Бастера, и мы относились к этому с воодушевлением. «Его псевдоним на ринге будет Миднайт Мун», – говорил Чик.
Но Виппи Берд сказала, что лучше было бы ему получить специальность и какую-нибудь постоянную работу, и в конце концов так и произошло, потому что Мун вырос щуплым и низкорослым, закончил колледж «Лейк Форест» и получил специальность бухгалтера. «Он родился не для того, чтобы драться, – сказала Виппи Берд, – а чтобы вычитать и складывать».
В Бьютт иногда заезжали передвижные цирки, но ни один из них не притягивал столько народа, как тренировочный лагерь Бастера Миднайта. Все старые боксеры Монтаны и множество других из соседних штатов стремились быть его спарринг-партнерами, и тем, кого он отвергал, сердобольный Тони в виде моральной компенсации выдавал бесплатные входные билеты.
Все главные нью-йоркские газеты послали своих репортеров следить за ходом тренировок, наказав непременно раскопать что-нибудь примечательное, какую-нибудь изюминку, точно так же, как они делают сейчас, когда хотят написать о нашей медной промышленности. Нас с Виппи Берд тогда не менее пятидесяти раз расспрашивали о привычках Бастера-подростка. Всякий раз, когда мы разговаривали с репортером, нас фотографировали, чуть ли не ослепляя фотовспышкой, так что и мы тоже стали знаменитостями, и Мэй-Анна сообщила, что видела фотографию Виппи Берд в одной из калифорнийских газет. Так мы с Виппи Берд стали крупнейшими специалистами по интервью, вот почему корреспонденты не забывают нас и до сих пор и, разыскивая, приходят в «Джим Хилл». Словом, повторяю: если вам нужна изюминка, приходите в «Джим Хилл» и спрашивайте нас с Виппи Берд.
Виппи Берд наплела репортерам, что некогда Бастер учился на священника, ежедневно ходил в церковь и перед каждым его матчем отец Свиное Рыло служил молебен. Еще она сказала, что Свиное Рыло и Бастер заклятые друзья чуть ли не с младенчества. В газете так и напечатали – «заклятые друзья», и мы изрядно повеселились. Другому репортеру она сказала, что отец у Бастера – медный король, которому принадлежат все дома в центре города, почему Бастера и прозвали «Бродвейским». Понятно, что нам с Виппи Берд следует пенять только на самих себя за то, что репортеры по сей день пишут про Бастера всякую чепуху.
Одному такому я впарила историю, что любимое развлечение Бастера – это охота на заячью антилопу. Рассказами про эту антилопу в наших местах старики-шутники дурачат маленьких детей: якобы уши у нее длинные, как у зайца, и свисают до земли, и когда она убегает от охотника, то цепляется ими за кусты, и вот тут-то ловкий охотник и берет ее живьем за задние ноги. Историю о том, как Бастер охотиться на заячью антилопу, я изобрела в заведении «У Джона», куда мы с Виппи Берд захаживаем, чтобы полакомиться свиной отбивной. В Бьютте есть два «У Джона», но хорошие свиные отбивные подают только в том, который находится в верхнем квартале, а не в том, что в нижнем. Мы ходим в это заведение так давно, что еще помним то время, когда отбивную подавали с косточкой.
В тот день я уютно сидела «У Джона» в компании свиной отбивной, как вдруг передо мной предстал человек в галстуке отвратительного цвета и соломенной шляпе и заявил, что он корреспондент «Геральд трибьюн». Он уселся напротив меня и повел себя как важная шишка, хотя, впрочем, так ведут себя все эти репортеры, видимо, полагая, что ты должен выложить им всю подноготную прямо сейчас только лишь из-за той чести, которую они оказали тебе, присев с тобой за один столик. Он приклеил сигарету «Кэмел» к своей нижней губе, прикурил ее и сказал, что ищет настоящего уроженца Бьютта, который мог бы ответить ему на пару вопросов. Беднягу, видимо, не предупредили, что я уже собаку съела на интервью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37