– Как бы они ни поступали раньше, теперь это все в прошлом. Я встречался с Кловисом и нашел его и его жену образцовыми христианами. – Он помолчал и с особым смыслом посмотрел на меня. – Это Клотильда показала ему путь к истинной вере, после того как они поженились. Поразительно, какое воздействие может оказать на мужа праведная женщина.
Я подавила готовое уже сорваться с языка резкое замечание и смотрела на жидкость в бокале до тех пор, пока слова не растворились во мне. Медленно, но верно я училась следить за своей речью.
– В каком-то смысле у вас есть много общего, – продолжал епископ, ни на секунду не забывая демонстрировать свое уважение к Артуру. – Вы оба стараетесь из разрозненных частей создать единую страну, связать их силой собственной личности. И оба унаследовали от римской империи культуру и традиции. Конечно, он не философ, как Теодорик, и законы его мало интересуют, но попомните мои слова, его имя войдет в историю.
Я фыркнула и пропустила мимо ушей слова епископа, посчитав, что они рассчитаны лишь на то, чтобы убедить нас в его точке зрения. Насколько я помнила, Кловис был не лучше бандита-головореза, предатель, как Агамемнон или Цезарь, не гнушающийся никем и ничем, чтобы добиться своих целей.
В остальном празднество прошло хорошо. Но на следующий день перед самым нашим отъездом в Лондон Уриен изъявил желание поговорить со мной наедине. Пока мы шли по террасе, с которой открывался вид на замечательный древний город, я исподтишка поглядывала на него: уж не о фее ли Моргане он мне хочет что-то сообщить.
– Речь идет о моем сыне, – неловко начал Уриен.
– Об Увейне? – Я присела на мраморную скамью. – Вы что-нибудь слышали о нем?
– Нет, – его голос звучал хрипло и твердо, но сам он, явно почувствовав слабость, тоже опустился на скамью. – Я думал, вы что-нибудь знаете. Поневоле испытываешь горечь, миледи, когда твой единственный сын наказан за то, чего он не совершал.
– Понимаю, понимаю… – тихо произнесла я, размышляя, как бы дать ему понять, что и я тоже считаю действия Артура несправедливыми. Не существовало доказательств, что Увейн был замешан в заговоре Морганы, собиравшейся захватить трон, но Артур все же решил удалить мальчика от двора просто потому, что он был ее сыном.
– Когда мужчина стареет, – признание давалось ему нелегко, – ему хочется, чтобы молодое поколение было подле него. Если бы Увейн жил здесь, он мог бы распоряжаться в Йорке, а я на севере. А так я даже не знаю, где он находится…
– Я сообщу вам, если что-нибудь узнаю, – заверила я старика, а про себя отметила, что при удобном случае нужно поговорить с Артуром.
Уриен молча кивнул, и я в свою очередь задала интересующий меня вопрос:
– Что-нибудь слышно о верховной жрице?
На секунду старый воин распрямился, в глазах замерцал решительный огонь. Он сжал челюсти, а рука машинально потянулась к рукоятке меча.
– Верховная жрица остается в святилище у Черного озера, миледи. Ей запрещено пребывание на всей остальной территории Регеда, она не обращалась за разрешением о выезде, и я никогда не пошел бы ей навстречу. Но, если возникнут какие-либо изменения, я вам тут же сообщу.
Он поднялся со скамьи и, отвесив мне учтивый поклон, удалился. Глядя ему вслед, я раздумывала, сколько времени Моргана еще захочет сидеть в святилище, тем более теперь, когда она заманила в свою берлогу Агравейна.
Как только мы прибыли в императорский дворец в Лондоне, Артур начал готовиться к путешествию в Париж, к королю франков.
– Ну кто из нас безрассудный кельт? – напустилась я на мужа, когда он сообщил мне об этом. – Эти люди ведь дикари. А что, если они захотят попросить за тебя выкуп или просто убьют?
– Гвен, у меня никогда больше не будет другого такого шанса. – Артур заговорил в манере «я ведь с тобой так терпелив», которую всегда использовал, когда я задавала слишком поспешные вопросы. – Борс все устроил, используя свои связи в Бретани. Там поклялись, что обеспечат мой беспрепятственный проезд. И пока здесь, в Британии, все спокойно, самое время нанести визит.
– А если утонет корабль? – обуреваемая страхом, я вскочила и бросилась к нему через комнату. – Канал такой переменчивый. Отплываешь в штиль, но не успеешь его пересечь, как налетает шторм… Что, если ты пойдешь на дно?
Тогда ты станешь Гвиневерой Первой, королевой Логриса. Не знаю, выберут ли тебя подвластные короли на мое место, но они и не на такое способны, – подшучивал надо мной муж, а сам старательно заворачивал Эскалибур в чехол из бобровой шкуры. – Не бойся, дорогая, я попадал в худшие переделки на родной земле – сейчас со мной ничего не случится. Кроме того, я беру с собой Гавейна в качестве телохранителя и своего очевидного наследника. Ему будет полезно познакомиться с людьми на континенте.
И вот я оказалась на пристани у Лондонского моста и махала им платком, желая самого наилучшего. Рядом со мной стоял Бедивер, он усмехнулся, когда корабль, поравнявшись с сигнальной башней, скрылся за поворотом:
– Вы ведь не очень удивились, когда он решился на такое?
– Нет, не очень, – я подняла глаза на коренастого воина и изумленно покачала головой.
Все, что делал теперь Артур, не могло нас сильно удивить.
Ах, мой король, сколько раз ты рисковал собой, и все во имя своего Дела. Ты бы сказал, что оно того стоило, раз мы так долго и успешно правили единой Британией. Но в ночь накануне смерти я размышляю, кто из нас оказался в большей опасности…
13
СТОУНХЕНДЖ
Артур уехал, и я держала двор в Лондоне: занималась местными делами, разрешала споры между буйными соседями и взбалмошными лавочниками. Именно это я и делала, когда привратник Лукан объявил, что какой-то вождь со шведским акцентом просит его принять.
– С волчьей шкурой через плечо? – Было не трудно догадаться, что это Вехха из Восточной Англии, потому что он был единственным шведом, которого мы знали.
– Он самый, – Лукан выразительно кивнул, и его круглое лицо внезапно посерьезнело. – Не хотите, чтобы я позвал Бедивера, прежде чем его впустить? Вы ведь знаете, он человек со странностями.
Я рассмеялась и заверила привратника, что в таких предосторожностях нет необходимости. Мы знали Вехху много лет, и я находила его высокопарную латынь и неестественность поведения скорее забавными, чем впечатляющими. Но он доказал свою верность Артуру в битве при горе Бадон и, несмотря на его эксцентричность, я сомневалась, что он способен на предательство.
Когда Лукан объявил о прибытии Веххи и его сына Вуффы из Восточной Англии, все в зале повернули к дверям головы.
Швед путешествовал со всем окружением и явился в полном вооружении. Сначала в дверях появился герольд, держащий высоко в руках странный металлический предмет, к концу которого были прикреплены перья и ленты. «Не хуже любого римского штандарта», – объяснил Вехха, когда в первый раз мы увидели эту штуку. Затем в зал торжественно вступил советник вождя с бруском странной формы, который варвар использовал в качестве скипетра. Он был тонким и длинным, и на сужающихся концах я разглядела вырезанные лики богов и предков. Советник покачивал им, точно священник, благословляющий паству. Когда он проходил, придворные уважительно склоняли головы, а потом снова выжидательно поднимали глаза на дверь. Герольд приблизился к моему креслу, сделал шаг в сторону и трижды ударил штандартом в пол. Только тогда в зал прошествовал Вехха.
Он был таким же высоким и поджарым, каким я его запомнила, с копной светлых волос и голубыми глазами. Рядом с ним шла его юная копия – худощавее Веххи, державшаяся еще более отчужденно, но с таким же высокомерным видом. Через минуту я уже поняла, что это его возмужавший сын – последний раз я видела Вуффу еще мальчишкой.
По мере того как они шли через зал, черты Веххи все более омрачало раздражение. И когда он остановился перед пустующим стулом Артура, я поняла, что меня ждут неприятности. Мужчине, который не впускал своих женщин даже в зал пиршеств, было невероятно трудно оказать почести верховной королеве.
– Я приехал, чтобы иметь дело с Артуром Пендрагоном, – объявил швед. – Где он?
Придав голосу как можно больше сердечности, я объяснила, что Артур наносит визиты монархам на континенте.
– Так его здесь нет? – Слова оглушили меня, как гром, в то время как варвар оглядывал каждый уголок зала.
– Я с удовольствием заменю вам его, – предложила я.
– Я не обсуждаю с женщинами государственные дела, – ужасная латынь Веххи делала его презрительное замечание почти смешным. – Когда вернется король Артур, сообщите ему, что я его приглашаю посетить мои владения.
На этом Вехха повернулся и пошел прочь с таким возмущенным видом, как будто обидели именно его. Я смотрела ему вслед, изумленная его притязаниями и в ярости от того, что он не проявил ко мне должного уважения. Вуффа же уходить не спешил. Если его отец был до невероятности напыщен, то сам он представлял собой образчик наглости. Он уставился на меня пронзительным взглядом мужчины, подыскивающего себе для постели женщину. От ярости у меня зашевелились волосы на голове, руки сжались в кулаки, и я медленно поднялась с трона.
Молодой воин последний раз окинул меня взглядом, попятился и, повернувшись, последовал за отцом. Я глядела ему в спину и думала, что приходится самой ставить на место наглого щенка, раз Артур в отъезде.
Когда дел в Лондоне больше не осталось, я переехала со своей свитой обратно в крепость над Кэдбери, остановившись по пути на вилле в Кунецио. Там, поскольку в Камелоте для них просто не было места, проживало множество девиц, которые хотели стать фрейлинами. Я намеревалась сказать этим юным леди, что со смертью Винни им придется вернуться в семьи. Но большинство из них стали проситься со мной в Камелот, и я в конце концов с некоторой досадой пошла им навстречу – ведь теперь, без Винни, заниматься ими придется мне самой.
Первую неделю в Камелоте мы разбирали, какой кому принадлежал сундук, искали кровати, разворачивали любой пригодный матрас. Некоторые из них оказались не в лучшем состоянии, и я отметила, что во время уборки урожая нужно будет набрать ячменной соломы, чтобы набить их снова. «По крайней мере, – думала я, – можно будет провести лето в простых заботах: присматривая, чтобы мои дамы были заняты и наблюдали за работниками, когда подоспеет урожай. Если все пойдет как надо, Артур, вернувшись, застанет отдохнувшую жену и обеспеченный провизией Камелот».
Поэтому я не ожидала никаких серьезных новостей. Когда меня разыскала Линетта, я выдергивала сорняки в маленьком садике, ставшем моим убежищем.
– Какой-то друид просит встречи с вами, – доложила она. – Он говорит, что его имя Катбад и что он не скажет ни слова никому, кроме вас.
Имя всплыло из далекого прошлого, и я резко вскочила на ноги.
– Я думала, все друиды старые и сердитые, – продолжала девица. – Но этот как будто в расцвете лет и даже симпатичный.
Я согласно кивнула и, отряхнув грязь с рук, полная воспоминаний, направилась к залу. В каком-то отношении я верила друидам не больше, чем христианским священникам. Но Катбад был моим наставником в Регеде. Я недоумевала, что привело его в Камелот. Несколько лет назад он ушел, чтобы служить госпоже в святилище, и я не была уверена, не настроила ли его против меня верховная жрица.
Катбад стоял в дальнем конце зала, изучая вышитого Красного Дракона. Его спина была по-прежнему прямой, волосы такими же густыми, и, когда он повернулся, чтобы рассмотреть зал, я заметила в его глазах то же настойчивое любопытство, с каким он рассекал цветок или вглядывался с учениками в новое насекомое. Волна ностальгической нежности прокатилась по мне.
– Добро пожаловать, мой друг, – пригласила я.
Он оторвал глаза от потолочных балок, оценивающе посмотрел на меня, и его лицо осветилось гордой отеческой улыбкой. Он радушно протянул руки, и я подбежала к нему, встала на колени и приняла благословение.
– Как давно мы не виделись.
– Давно, – согласился он и возложил ладони мне на голову. – Но ты здесь королева, и поэтому тебе лучше встать, маленькая госпожа.
Так он звал меня в детстве, и от этого мне стало еще теплее на душе. К тому времени, когда нам подали чай, я снова почувствовала себя ученицей, а он – наставником. За чашкой мятного чая он и сообщил цель своего визита: на рассвете дня летнего солнцестояния фея Моргана собиралась совершить у Стоунхенджа особый обряд, чтобы окончательно очистить от скверны Агравейна.
– Что?! – воскликнула я, вновь становясь верховной королевой. – Моргана едет в Логрис? В самое сердце королевства Артура? И это после того, как король под страхом смерти запретил покидать ей святилище? Ты, безусловно, ошибаешься.
– Боюсь, что нет. Кажется, она решила, что может действовать безнаказанно, раз ее брат пересек Канал. – Катбад взглянул на чай и вдохнул аромат напитка. – Меня самого послали сообщить об этом другим друидам, хранителям святых колодцев и тем из крестьян, которые захотят меня выслушать.
Пораженная, я смотрела на друида. Десятки вопросов роились в голове. «Что с Агравейном? Что она собирается с ним делать?»
– Моргана полагает, что обряд, который она задумала, очистит Агравейна от вины за убийство матери и вместе с тем низведет на нас всех благословение Богини.
– Как?
Легенды эпохи, когда кельты и боги жили рядом, передавались из поколения в поколение. Я слышала их еще девчонкой и видела вблизи, но считала, что такое уже никогда не повторится.
– Она что, планирует принести его в качестве жертвы?
– Не думаю, – возразил Катбад. – Не знаю, что она затеяла – наверное, как-то хочет помочь Агравейну. В конце концов, он ее племянник.
Я кивнула, все еще не находя объяснения происходящему, и спросила друида, почему он рассказал мне об этом. Он повернулся к одному из окон, и выражение его лица стало бесконечно печальным.
– Фея Моргана была благочестивой жрицей, женщиной твердых убеждений… Но в последние шесть лет произошли изменения. Молящиеся в святилище обращаются только к Великой Матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60