— Я могу говорить от лица армии настолько же большой, как армия генерала, — возразил убежденно Питер. — Армии порядочных людей.
— Но они не организованы, — объяснил Дэн. — Пока вы будете трубить тревогу, организованная армия прихлопнет вас, как муху на сахарнице. Есть одна вещь, которой я не жду от вас, Питер.
— Это какой же?
— Я не жду от вас наивности, — сказал Дэн. — Ваш друг Минафи был наивен. Он рассчитывал выиграть сражение красивыми фразами и героическими жестами. Эти времена миновали, дружище. Дни рыцарей в белых доспехах канули в Лету, если не считать рекламы туалетного мыла. Любой восьмилетний ребенок, который смотрит телевизор, скажет вам, что в наши дни вы побеждаете в сражении только при помощи огнестрельного оружия, технических приспособлений, машин и организованного насилия. Попробуйте сражаться с современным злом при помощи правды и нравственности, благородства целей и ясного изложения фактов, и враги помрут со смеху, забивая вас насмерть.
— Это довольно цинично, — сказал Питер.
— Такова моя благородная речь на этот день, — сказал Дэн. — Мой совет таков. Если вы хотите сражаться с АИА при помощи статей в «Ньюс вью» — валяйте. Они навесят на вас ярлык коммуниста — только и всего. Но попытайтесь поиграть в детектива и повесить убийство на одного из молодчиков генерала, и вы станете погрустневшим и помудревшим молодым человеком — если доживете до того времени, когда сможете воспользоваться своей новообретенной мудростью.
— А вы не присоединитесь ко мне?
— У меня гораздо меньше того, ради чего стоит жить, чем у вас, — сказал Дэн, — и все же я хочу пробежать всю свою дистанцию. Нет, благодарю вас, и сами тоже не будьте болваном.

Было около четырех часов пополудни, когда Питер вышел из кабинета Дэна Сотерна. На затененной деревьями Главной улице Уинфилда было жарко как в духовке. Вернувшись к припаркованному «ягуару», Питер увидел молодого человека со светлыми волосами, стриженными ежиком, непринужденно облокотившегося о передний бампер. Он наблюдал за Питером с каким-то спокойным интересом.
— Питер Стайлс? — спросил он, когда Питер приблизился к нему.
— Да.
— Я — Чарли Биллоуз, — представился блондин. На нем были линялые хлопчатые слаксы и мятый полосатый пиджак поверх белой майки. Когда он говорил, сигарета в уголке его рта покачивалась вверх-вниз. В его голубых глазах читалось веселое возбуждение. — Купить вам выпивку?
— С чего это вы станете покупать для меня выпивку? — спросил Питер.
— А я думал, что вы знаете, кто я такой, — сказал Чарли Биллоуз. — Друг Сэма. Я был здесь вчера. Я отвез Грейс домой. Я думал, она упоминала обо мне.
— Возможно, упоминала. У нас было много других тем для разговора, более запоминающихся.
Биллоуз усмехнулся.
— Полегче, — сказал он. — Я — друг. По-моему, я знаю, зачем вы здесь, и мне хотелось бы купить вам выпивку. Возможно, я вам пригожусь.
— Я собирался поискать место, где можно остановиться, — сказал Питер.
— «Уинфилд-Армс», как раз в этом квартале, — подсказал Биллоуз. — Часть проекта Эммы Поттер по восстановлению Уидмарка. «Армс» ведет отсчет от революционных времен. Он также приносит быстрые деньги Эмме Поттер, которая обладает даром превращать все в золото. Там вы разместитесь с комфортом, к тому же у них имеется симпатичный бар, где я могу угостить вас.
— А почему бы и нет? — согласился Питер.
В «Уинфилд-Армс», в полном соответствии с рекламой, с большим вкусом сочетались модерн и старина: низкие потолки, прочно сработанные американские предметы антиквариата, огромные очаги с жаровнями, камины в вестибюле и бар, обшитый дубовыми панелями. Питеру отвели номер на втором этаже, выходящий окнами на Главную улицу. Сантехника была ультрасовременной; кровать с балдахином, туалетный столик и кресла, мягко поблескивающие от налета времени.
Питер выложил вещи из чемодана и присоединился к Чарли Биллоузу в баре. Биллоуз уже попивал свое «дайкири» с мороженым. Питер заказал виски со льдом.
— Вы участвовали в марше Сэма? — спросил Питер.
Биллоуз кивнул.
— Я — доцент в университете, политические науки. Вероятно, мне следовало сказать «был» после вчерашнего. У меня такое чувство, что совет попечителей может предпринять акцию против преподавателей, которые участвовали в марше. Сэм… Сэм был моим идолом. — В молодом голосе зазвучала горечь.
— Он был замечательным человеком. Мы воевали вместе, — сказал Питер.
— Вы собираетесь написать материал о нем для «Ньюс вью»?
— Не совсем так, — сказал Питер, нахмурившись. — Я собираюсь написать материал о случившемся. «Анатомия убийства» — так это можно было бы назвать. Материал о том, что создает климат для убийства.
— Вы называете это убийством?
— Да.
— Потому что так оно и было, — сказал Биллоуз, наклоняясь вперед. На его скулах заиграли желваки. — Я стоял не более чем в пяти футах от того чокнутого парня. Я никогда не прощу себе того, что не насторожился из-за его дождевого плаща.
— Так, значит, вы видели, как он был убит, — я имею в виду того парня?
— Нет, — сказал Биллоуз. — Я услышал выстрелы и увидел, как у Сэма исчезло лицо! — Он обрушил своей кулак на стол с такой силой, что подпрыгнули стаканы. — Я видел боковым зрением парня и как кто-то потянул на себя его винтовку, а потом я побежал к Сэму. Инстинктивно… мне подумалось, что я там нужен. Я слышал, как у меня за спиной кричит парень, но я не оглянулся. Я хотел пробраться к Сэму.
Питер ждал. Бар был оборудован кондиционером, но по лицу Биллоуза бежали тонкие струйки пота.
— Конечно, я ничего не мог сделать для Сэма. Он умер от первого же выстрела. Второй лишь еще больше его изуродовал. Но… но я вот как считаю. Я знал почти всех людей, стоявших неподалеку от парня. Они были участниками марша. Они были моими друзьями — моими студентами. Я разговаривал с ними. Человек, который забил парня насмерть, не был одним из нас. Он сделал дело, бросил винтовку, и ускользнул в суматохе.
— А описание?
— Их с полдюжины, — горько улыбнулся Биллоуз. — Вы знаете, как это бывает в такие моменты. Он был высоким, низеньким, толстым, тощим, светлым, смуглым мужчиной… Полиция пальцем не пошевелила, чтобы его отыскать. У меня есть версия. Я думаю, парня распаляли до того состояния, когда его можно было уговорить убить Сэма, а потом заставили замолчать. Если бы тот человек не смылся, ему все равно ничего бы не грозило. Никто не стал бы предъявлять ему серьезное обвинение. Он прикончил убийцу. Я думаю, что это было спланированное убийство.
— Значит, нас трое, — сказал Питер.
— Трое?
— Редактор местной газеты.
— Он поможет?
— Нет.
— Боится?
— Да.
— Пожалуй, я его не виню.
— Вы действительно думаете, что организация генерала Уидмарка настолько опасна? — спросил Питер.
— Это Бодлер, ведя речь о Французской революции, сказал: «Сегодня я почувствовал, как меня обдало порывом ветра, поднятого крыльями безумия». Я занимался изучением таких организаций, как АИА, и они здорово меня напугали, — признался Биллоуз. — Меня можно бы назвать экспертом по экстремистским группам, и я давным-давно перестал над ними посмеиваться.
— Насколько обоснованны ваши суждения?
— Вам нужны факты? — Лицо Биллоуза стало суровым, словно высеченным из камня. — Общество Джона Берча в своем памфлете «Время пришло» раструбило доверчивым массам весть о том, что «Вашингтон взят!». Под этим мы подразумеваем, что наше федеральное правительство сейчас в полной мере подвержено влиянию коммунистов. Сенатор от штата Айдахо Фрэнк Черч рассказывает о своем друге, распорядителе благотворительных фондов штата. Однажды вечером он пришел домой и обнаружил недвусмысленные надписи, выведенные красной краской на почтовом ящике; слова «ПРОКЛЯТЫЕ СОЦИАЛИСТЫ», намалеванные на столе, что стоит на лужайке; люстры в доме и окна, до которых детям не дотянуться, тоже разукрасили в ярко-красный цвет. Вы знаете, что сделало этого человека врагом экстремистов? У него в окне была фотография президента Соединенных Штатов!
— Отдельный пример психоза, — сказал Питер.
— Вы так считаете? Я могу объяснить вам, почему ваш приятель редактор боится. Один конгрессмен-демократ критиковал Общество Берча в стенах законодательного собрания. Редактор, республиканец из его родного городка, поддержал конгрессмена в редакционной статье. На следующее утро редактор обнаружил свою машину с красной свастикой, намалеванной на дверце, изрезанными шинами и сахаром в бензобаке. Позднее женский голос сообщил ему по телефону: «В прошлый раз это была ваша машина, в следующий раз это будет ваш дом!»
— Не отвечающие за свои поступки дети, — обронил Питер.
— Вроде Олдена Смита! — сказал Биллоуз. — Вам нужны цифры? На прошлых выборах эти организации для сумасшедших собрали в полтора раза больше денег, чем обе политические партии. Их двадцать крупнейших изданий могут похвастаться тиражом свыше миллиона экземпляров. Их пропагандистская сеть образует гигантскую паутину. У них выходит в эфир семь тысяч радиопередач каждую неделю. Его преподобие Карл Макинтайр вещал в 1958 году с одной-единственной радиостанции. Он обвинил Национальный совет Церквей — методистов, пресвитериан и двадцать девять других конфессий — в том, что те действуют заодно с коммунистами в расовом конфликте. Сегодня та лавина пожертвований, которые он выманивает у легковерных слушателей, обеспечивает ежедневное вещание на 617 радиостанциях. Ну как — напугал я вас хоть сколько-нибудь?
— Если это соответствует действительности.
— Это соответствует действительности. Роберт Б. де Пью, лидер минитменов, утверждает, что завербовал в свою секретную армию более двадцати пяти тысяч «патриотов». В своем обращении после выборов, на которых правые радикалы потерпели поражение, де Пью сказал своим приверженцам: «Надежды миллионов американцев на то, что коммунистическую волну можно остановить избирательными бюллетенями, а не пулями, обратились в прах. Если вы ВООБЩЕ собираетесь покупать огнестрельное оружие, ПОКУПАЙТЕ ЕГО СЕЙЧАС… Формируйте секретную команду минитменов. Это лучшая гарантия для вас, что кто-то, не мешкая, начнет действовать, чтобы помочь оградить вашу свободу в ту пору, когда вас неожиданно недосчитаются!» Экстремисты? Фанатики? Но тут не до смеха, Стайлс. Если это получит дальнейшее распространение, еще несколько миллионов заразятся лихорадкой страха. И генерал Хэмптон Уидмарк со своей Армией за исконную Америку находятся в эпицентре этого безумия. Проверьте, я могу подтвердить документально каждое сказанное вам слово. Я сделал своим хобби собирание их литературы.
— У вас есть материалы на Уидмарка?
— Вагон и маленькая тележка, — сказал Биллоуз.
— Могу я на них взглянуть?
— Завтра я возвращаюсь в университет, на похороны Сэма. Приходите, и я предоставлю в ваше распоряжение свои досье.
Питер помолчал какой-то момент. Он почувствовал, как странный холодок пробежал у него по спине.
— Как вы считаете — вы опознали бы человека, который убил Олдена Смита, если бы увидели его?
Биллоуз пожал плечами.
— У меня в голове нет его зрительного образа, — ответил он. — Но если бы я увидел его, возможно — только возможно, — что я бы на него среагировал. — Он усмехнулся совсем невесело. — Мы пришли сюда вчера, чтобы протестовать против того, что университетскому профессору затыкают рот, чтобы решительно провозгласить право на инакомыслие. Ирония судьбы, правда? Потому что согласно тому же самому принципу мы не можем отрицать право уидмарков, и де пью, и макинтайров, и берчей на инакомыслие и распространение их отравы.
— Но убийство — это все-таки нечто другое, — сказал Питер.
— Да неужели? — Биллоуз уставился на свой пустой стакан. — На юге вот уже сотня лет как открыт сезон охоты на негров. Вы могли безнаказанно убить негра, потому что не было суда присяжных, который бы признал вас виновным. Если Уидмарк и ему подобные будут достаточно эффективно распространять свою отраву, то настанет день, когда вы сможете прикончить любого, на кого решите навесить ярлык коммуниста, — и это вам сойдет с рук. Вы знаете, что, если установить личность человека, который убил Олдена Смита, это не принесет особой пользы. Он убил убийцу. Ему будут аплодировать. Единственная причина, по которой он не вышел вперед и не поклонился, — та, что он не хочет, чтобы его расспрашивали относительно каких-либо прошлых контактов со Смитом.
— Довольно мрачную картину вы нарисовали, — сказал Питер. — Вас послушать, так и вовсе бесполезно пытаться что-то предпринять.
Биллоуз подался вперед.
— Вы можете кое-что сделать, — сказал он. — Вы можете задержаться здесь, не для того, чтобы раскрыть убийство, а чтобы снять крышку с выгребной ямы. У вас есть репутация как у репортера. Вас нельзя высмеять в суде. Но, прежде чем вы решите предпринять такое, вам лучше напомнить самому себе, что фанатизм не остановится ни перед чем. Они остановят вас, если пронюхают, что вы затеваете. Не рассчитывайте на их страх перед законом. Не рассчитывайте на защиту полиции. И не надейтесь, что коварный удар нанесут не в спину…
— А вы не слишком-то воодушевляете меня на дальнейшие действия, — сухо заметил Питер.
Рот Биллоуза шевельнулся в кривой усмешке.
— Если я только не совсем в вас ошибался, то я уже вас воодушевил, — сказал он.
Глава 4
Неожиданно для себя Питер нашел Дом Круглого стола и представление «Звук и свет» очень трогательными. В послеобеденное время и ранним вечером, на следующий день после убийства Сэма Минафи, это место было наводнено туристами.
Питер сомневался в том, что многие из них приехали лишь для того, чтобы поглядеть на этот красивый дом с его большими высокими зеркалами, уотерфордской люстрой в прихожей, кобальтовой синью фонарей-«молний» на пристенных столиках от Хепплуайта, каминными полками от Адама, изящным фортепьяно от Клементи в комнате для музицирования, потрясающим синим ковром с цветочным узором в холле, стеклом «Айриш-Корк» на столе в столовой, кроватью с пологом на четырех столбиках и креслами от Дункана Файфа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24